Внезапно завизжали тормоза, машину бросило вперед, Лара успела закрыть лицо руками, услышать визг Эли и смачный мат Максимыча:

-…твою налево, рессора!

И все вдруг померкло.

***

— Ларка! Ларка, ты жива?

Голос Сани вырывал меня из небытия очень настойчиво, хотя полежать еще хотелось. С трудом сфокусировав взгляд, я обнаружила над собой своего встревоженного друга, не менее испуганную бледную Элю и пасмурное серое небо…

Стоп. День? Это где я провалялась двенадцать часов? На улице?

— А Дэвла… Саня… — вышло хрипло, — Саня, что это было?

— Если бы я знал, — вздохнул он и подхватил меня под плечи, — давай, детка, приходи в себя. Нам тут без тебя никак не справиться. Тут лютый ад!

«Справиться» — последнее слово, которое я сейчас желала бы слышать. Я с собой сейчас не особо справляюсь. Особенно с левым запястьем. Видимо, сильно ударилась при аварии.

— Кто в нас въехал? — иного предположить не могла, Максимыч водит тридцать лет, и крайне при этом аккуратно, — что-то тяжелое? Жмуры есть?

— Да тут одни жмуры, — пробормотал Саня.

— Лара, мы куда-то попали, — это плаксиво вступила Эля, — посмотри вокруг!

Да. Это явно была не улица Двадцати Лет Октября. И вряд ли наш любимый Энск. Прежде всего, мы находились на открытом пространстве, и прямо передо мной высилась настоящая горная гряда. Вдобавок, было зверски холодно, дул пронизывающий ледяной ветер. Кроме ветра и гор, я обнаружила, что кроме нас, тут еще уйма народа, и все чрезвычайно плохо выглядят. Большая часть была абсолютно точно мертва.

Мутило от того, что мы видели, нехило. Но отчего-то, глядя на мертвые тела, я искала взглядом, возможно, неосознанно, выживших. Как будто ни на секунду не сомневаясь, что они найдутся.

Странное дело, мертвый человек почти всегда отличается от живого. Но когда речь о поле боя — а тут шла речь скорее о побоище — то спутать очень легко. Бело-серые лицами и в брызгах крови, все грязные. Все лежат в странных позах вповалку. Наверное, нет ничего ужаснее, чем умирать среди трупов, зная, что тебя просто не заметили, посчитав еще одним… вот там что-то шевелится, кажется.

— Э дей мури! Саня, — я с трудом начала подниматься, для чего сначала пришлось перекатиться и встать на четвереньки, — смотри. Там один живчик есть…

Саня дернул Элю и направился в указанную сторону. Рядом с собой я обнаружила сложенные коробки и два чемоданчика. Малодушно понадеялась на что-нибудь обезболивающее для себя. Не хотелось думать, что я уже очнулась, что кругом страшная реальность какого-то сумасшествия. Каким ветром нас занесло сюда? И если вокруг столько мертвецов, не грозит ли нам то же, что и им?

— Давай оклемывайся! — заорал вдруг Саня, и меня от тона его голоса почти подбросило на ноги, хотя прямо стоять все равно не получалось. — Ларка, тут такое!

Что «такое», я поняла, подобравшись к ребятам. Эля окаменела, вцепившись в левый рукав Саниного халата. Я сделала точно то же самое, вцепившись в правый.

За небольшим холмиком, усыпанным телами павших, перед нами открылся незабываемый вид: порядка полусотни шатров, еще пара сотен палаток и, очевидно, все выжившие победившей стороны. Суетились они как муравьи, а свершившаяся победа, кажется, пришла не более чем полчаса назад, потому что в нашу сторону направлялись десятка три уцелевших с носилками.

— Я это уже видел, — прошептал Саня с горящими глазами, — я знаю, где мы… это как в кино почти… точно, это же оно…

— И я, — пискнула Эля и дернула врача снова, — точно, мы там. То есть, мы здесь.

— Ну дела!

Одна я ни черта не понимала.

Снова тот же звук и неявное шевеление откуда-то из-под ног. Мы разом обернулись. Эля первая рискнула подойти. Молодой темноволосый парень был весь в крови и ею же плевался. Саня схватился за карман, в который по тупой своей привычке обычно засовывал рацию. Я — подвигала в воздухе руками, пытаясь найти спасительный чемоданчик… опомнившись, посмотрели друг на друга, окончательно осознавая ситуацию.

— Потерпи, дружок, — нежно напевала над юношей Эля, оглядываясь на нас поминутно, — сейчас дядя с тетей тебе помогут…

Дядя с тетей, тем временем, продолжали смотреть друг на друга с непередаваемым ужасом.

— Мы ничем ему не поможем, — голос мой сел, — у нас ничего нет, ты понимаешь это? И даже Максимыча с машиной нет почему-то. У нас ни антибиотиков, ни плазмы, ни…

— Прорвемся, — дернул меня за руку друг, упрямо сжав зубы, — а ну не ссать!

— У него, — я бросила короткий взгляд на парня, которого Эля пыталась удержать на месте, — у него ножевое… ох, мечное? Кровопотеря какая, мы не знаем. И он, кажется, вообще не человек… Легкие, Саня! Пневмоторакс! Туберкулез! Все что угодно!

— Не ссать, я сказал! Отставить панику! — Саня, если и был растерян, виду не подавал — настоящий мужик. — Вон тех видишь, с носилками? Чем-то они лечат. Значит, медицина есть. Значит, мы пригодимся.

— А если они решат, что мы враги? А чем лечить? А потом? А как мы вернемся домой?

— Разберемся. Выбора все равно нет. Не околевать же здесь на морозе. Эй, народ! — Саня влез на холмик и помахал рукой фигурам с носилками. — Коллеги! Сюда! Мы тут!

Позже я думала, что это был весьма опрометчивый поступок, но в ту секунду, контуженные своим внезапным перемещением между реальностями двух миров, мы не особо отдавали себе отчет в своих действиях.

И в их последствиях.

***

Вечером того же дня Лара, не спавшая уже двое суток, молча сидела у огня в одном из самых больших шатров и задумчиво курила. Чего-чего, а проблемы с куревом в этом новом мире не было точно. Только на Саню высокие остроухие смотрели как-то странно, когда он закуривал сигарету. Лара сразу заметила их недоуменные взгляды. Остальным, казалось, до прибывших из ниоткуда людей вообще дела не было. Оно и понятно, когда вокруг столько проблем.

За один день Лариса увидела больше мертвых людей, чем за все время учебы, практики и работы. А смертей столько, как она поняла, ни один из врачей ее родного мира не видел никогда. Плохих смертей. Мучительных и бестолковых. От ужаса происходящего и собственного бессилия было хуже всего. Вот если бы этого раненого в оперблок! А для того — пару ампул амоксициллина хотя бы!

Первый найденный раненый уцелел, ну или, по крайней мере, дожил до конца операции. То ли сын местной шишки, то ли сам по себе весь герой, но вокруг него хлопотали сразу несколько лекарей, включая Саню. Кое-как остановив кровотечение и понадеявшись на милосердие Божье, его и остальных после швов, перевязок и ампутаций распределяли по шатрам и палаткам — про себя Лара называла их «палатами». В той, где она находилась сейчас, складировали лекарства и все лекарские принадлежности. Значит, Лариса стала сестрой-хозяйкой. Понижение, если что. Какая нелепость, думать о таком.

Голова гудела, как после хорошей попойки. Особенно становилось плохо, когда кто-то обращался к ней. Язык общения явно был Ларе незнаком, но она отвечала на нем, хоть и с запинками. Но и вопрошающий понимал русский, хотя точно так же этому удивлялся. Правда, к чтению этот неожиданный навык не относился: на попавшие с бригадой незадачливых медиков коробки лекари косились недоверчиво.

Первым делом Лара разобрала их и в раздражении обругала Максимыча. Что ему стоило сложить все лекарства в одно место! Тогда у них был бы большой запас драгоценных анальгетиков и спазмолитиков, а не только коробка бесполезной зеленки, упаковка какого-то очередного фуфломицина, втюханного фармпредставителем, да древний тонометр. Ну и фонендоскопы, оба были заняты на сложных пациентах. Конечно, кое-что еще нашлось, но для серьезных травм было бесполезно.