— Неужели эти чувства не могут родиться заново? — это он спросил.

— Нет.

Ну и всё, собственно. У меня уже была другая жизнь, другой город, другое сердце. Заманчиво было попробовать, как оно могло получиться в той, прежней жизни, но я не стала. И все со временем наладилось. Я работала, ездила на дачу, дважды — в Турцию, один раз на Кипр. Бросила курить, снова закурила, снова бросила, и опять. Вырастила финик из косточки.

Как-то само пришло осознание, простое и понятное: не всем дано. Так вот просто. Недоступного мужчину любить на надрыве с цыганской страстью — а я другой не знала, — это я могла. А строить отношения, ходить на свидания, взять вместе с ним ипотеку, в конце концов, — нет. Потом появился Саня, как воин света — железной рукой вытащил меня из моей толстой внешней скорлупы и сказал свое знаменитое «Не ссать!».

Сейчас мне хотелось пойти и найти остатки той скорлупы, надеть ее обратно. Давно я не умирала с каждым своим пациентом. Не болела вместе с ним. Не выздоравливала. Чертово Средиземье и один мужчина снова вытащили это из меня.

Из мрачных мыслей меня вырвал Вишневский, втиснувшийся на склад и оглядевший творящийся хаос с таким видом, как будто не его ерунды тут было четыре сундука.

— Уныние — тьма в душе целителя, — торжественно возгласил он, — отринь тьму и празднуй дни света.

— Встань и иди, — буркнула я в ответ.

— Что-что?

— У нас есть история об одном… в общем, он оживлял мертвых, они вставали и уходили.

— В терапию? — заинтересовался эльф. Я усмехнулась.

— Нет, вообще, домой к себе.

— Вот это дело, — одобрил Вишневский и распахнул шатер, — время пришло.

— Переезжаем? Прямо сейчас?

— Нет, празднуем. Надо же это дело как-то отметить.

Лагерь беженцев уже сворачивался, воинская стоянка тоже, а вот госпиталь оставался почти в своем первозданном виде. Разве что мусора много оставили после себя. Хотя, экологически чистого мусора. На площадке вокруг нашего главного кострища уже собирались лекари. Отрадно было видеть знакомые лица. Настраивали скрипки гномы. Среди толпы я увидела Саню — он обнимался со своей эльфийкой-ассистенткой, выглядел счастливым и отсалютовал мне фляжкой.

Если настроение у меня и было поганым с утра, оно очень быстро улучшалось по мере того, как зазвучала музыка, сначала тихая, но делавшаяся все громче. Ранний зимний закат накрыл госпиталь мягким покрывалом золотистого полумрака. Костер разгорался ярче. Запевали эльфы.

— Дорогие братья-коллеги! — наконец, взял слово эльфийский целитель, — мы сегодня можем поздравить себя с окончанием величайшей битвы в истории лекарского искусства — битвы у Горы!

Все закричали. Забили барабаны гномов. В костер полетели лубки и костыли, лангеты и остатки носилок. Наверное, из экономии следовало бы их оставить — но к черту! Мы свой праздник заслужили.

Кто первым вышел в круг — не помню. Знаю точно, что это была эльфийка или эльф. Никогда не думала, что увижу в исполнении лесного народа что-то настолько близкое к цыганочке, с игрой пышной юбкой, с широкими плавными взмахами руками и движением по кругу. Зрители хлопали в ладони, пока музыка ускоряла темп, и наконец, один из молодых гномов не выдержал и вылетел вперед.

А это уже был другой танец. Может, сравнимый с лезгинкой. Удивительно, как создания столь плотного сложения способны настолько легко двигаться. Ноги гнома подсекали одна другую, он заламывал руки, играл телом и лицом, плечами, браво пересекал дорогу эльфу — или эльфийке, снова и снова заставляя партнера возвращаться на прежнее место и кружиться в странном танце.

Я поняла, что попалась, когда свистнула во всю дурь, вложив пальцы в рот. Ну всё, Лару повело. Меня одобрили дружными криками и ответным свистом.

Вишневский попытки пригласить его танцевать пытался поначалу отбить.

— Ну давай, морэ, мэллон, давай, — тянула я его за руки, но он даже не клонился в мою сторону, дылда остроухая, — миленький, пойдем танцевать…

— Вот ещё, — не сдавался эльф, — в моем возрасте уже не танцуют. Это глупо выглядит.

— Пенсия тебе не светит, король сегодня тоже отдыхает, завтра с утра снова будешь у него, ну пойдем!

— Иди с мастером Саннэ танцуй.

— Саня уже занят. Смотри, даже Максимыч в круге!

Максимыч был звездой этого вечера. Вот уж кто дал жару. Прошел тур польки с акушеркой Миной. Станцевал с гномами гопака, с эльфами — канкан. Облился пивом, чем вызвал восторженный гномий рёв — признали своего. Только что-то я нигде не видела его магнитолы — наверное, Трандуил приватизировал окончательно.

Стоило мне вспомнить о короле эльфов — и он появился. В легком наряде не короля, а простого охотника, нарочито простом, без каких-либо украшений, только руки все были в перстнях — есть в нем что-то от рома, есть, в этом Трандуиле. Эльфы что-то там бормотали о короле, почтившем их скромное собрание присутствием. Я же мигом забыла про всякие слова типа «депрессия», «экзистенция», и в голове осталось одно только слово «Хочу».

Эльфы чуть подались назад в поклонах, но гномам все было нипочем, как и большинству эсгаротцев. Я же подошла к Сане, который уже изрядно набрался с Идреном.

— Саня, у тебя к мужчинам никогда тяги не возникало?

— Слушай, ну даже для тебя это чересчур. Или ты Вишневского ищешь кому сплавить? — округлил мой друг глаза. Я показала на Трандуила.

— Видишь вон его?

И тут же убедилась, что обаяние эльфийского владыки распространяется на всех. Саня поджал губы.

— Переодетая баба, — оправдал он свой мутный взгляд тут же, — или я напился в хлам.

Странным образом мне от его признания полегчало. Жажда танцевать просто распирала.

— Вишневский, ну не будь занудой, даже ваш король пришел, пойдем танцевать!

— Владыка не танцует, — пояснил еще один эльф, — он горюет о погибшей супруге.

Видали мы, как он горюет!

— Если не пойдешь, я твоего владыку вытащу, — пригрозила я эльфу, и наш бедный фармацевт аж поперхнулся. Поспешно подхватив полы своего длинного одеяния, он почти выволок меня за собой в круг. Поверил, глупый…

Поверил, что меня его согласие удержит от того, чтобы все-таки попробовать сделать это.

***

Скрипка выводила что-то чувственное, ей вторила флейта. Звенели бубны в руках эсгаротских лекарей. В освещенном костром круге под зимним звездным небом перед королем Трандуилом в неведомом Средиземью танце металась маленькая фигурка. Ей уступили круг, и она осталась в нем одна.

На столе перед ним клубится дымом чаша с благовониями — ладан нолдор, подарок Галадриэль Нэрвен; по венам кровь разносит дурман Лихолесья. Игристое вино горячит тело, но ничто не затрагивает душу, не туманит разум. Пресыщение удовольствиями существует, и король Трандуил знает все об этом.

Так мало осталось того, что способно удивить. Привлечь внимание.

Танцевала Лара страстно, не планировала своих движений, лишь следовала за звуками музыки и невидимого для всех наблюдателей рисунка. То хлестала себя широкой гномской юбкой, медленно подкрадываясь, то, захватывая ее, вертелась юлой на месте, пристукивая ногой в своем ритме. И все ближе подходила к королю, чтобы затем отступить — заманивая его, как маленькая камышовая кошечка опасного горного барса.

— Шунэса, вэшитко? — припевала она, улыбаясь и одновременно кидая на Трандуила жгучие взгляды, — дэ мангэ тут подыкхав!