— Каталепсия, — прищурился Хаус. Гана терпеливо кивнула.

— Я не знаю правильных терминов, но возможно, они существуют. Человек сосредотачивается на себе и своих ощущениях, и выражает их движением, например, танцем. Это здоровое желание — делиться счастьем.

— А тот, кто падает и визжит, как свинья, стало быть, одержимый, — Хаус полез в карман за викодином, — интересная классификация. Ловкая групповая психотерапия, шантажирующая страшным судом.

Гана белозубо оскалилась в широкой улыбке. Чем-то она неуловимо напоминала Формана — с одной стороны, могла воспламениться от любого слова, с другой — была каменно спокойна.

— Может, и так, — откуда-то из складок юбки она вытащила колоду карт, — попробуйте, Грегуар. Вытяните одну, а я посмотрю на вас, и скажу вам.

Грегори Хаус не привык отступать, а в данном случае отступление было невозможно. Он протянул левую руку, и ткнул наугад в какую-то из карт. Гана перевернула ее и показала мужчине.

— Женщина, которая вами руководит. Верховная Жрица в нашей колоде. Это ваше начало. Тяните вторую.

Хаус не боялся совпадений.

— Вы рушите все, что есть у нее, — спокойно продолжила Гана, — карта называется Башня. Это ваше настоящее. Третью… Ха!

Грегори Хаус был очень, очень стойким циником. Он не верил в случайности.

— Это ваша судьба, — и она поднесла карту двумя пальцами прямо к носу Грега, — вы и она. Любовники.

Гаитянка осторожно сложила карты вместе, перемешала, подула на них, и спрятала.

— Видите? — обратилась она к замолчавшему Хаусу, — людям еще нужно во что-то верить, даже таким, как вы. Приходите еще, если будет нужна помощь. Я могу составить для вас неплохое лекарство от ваших болезней и печалей.

— Вы тут незаконно наркотой приторговываете? — фыркнул Грегори Хаус, раздосадованный донельзя. Гана обернулась, уже собираясь уходить.

— Как насчет приворотного зелья, например? — кокетливо встряхнула волосами она, и исчезла, не дожидаясь ответа.

Когда Хаус заходил к Джеймсу Уилсону, онколог непроизвольно вздрагивал. В этот раз Хаус пришел, теребя нераспечатанную колоду карт. Уилсон показал глазами на часы.

— Да плевал я на перерывы в работе, — скривился Грег, — моей пациентке восемьдесят шесть, и половину своей жизни она провела в хижине на Гаити, без электричества и представления о цивилизации.

— Королева Вуду? — пожал плечами Уилсон, — что тебя удивляет?

— А то, что говорящая с духами островитянка, — задумчиво вертел трость в руках Хаус, — обратилась в больницу Принстон Плейсборо с просьбой изгнать злого духа. Я думаю, они врут.

— Кто? — обреченно спросил Уилсон; он знал, что Хаус говорит фактически сам с собой. Грег почесал шею.

— У Кадди вечером свидание с мистером Брюнетом.

— Хаус! — предостерегающе поднял руки Джим, — стоп, остановись! Или спасай бабушку от духов, или отшивай кавалеров начальства. Два разных дела…

Грегори Хаус хлопнул ладонью по подлокотнику, и прижал руку к губам. Вокруг его глаз собрались морщинки досадливого прозрения.

— …А что мы делаем? — поинтересовался Тауб, когда доктор Хаус разложил перед своими помощниками по колоде карт Таро, — получаем аттестацию в Хогвартсе?

— Сейчас каждый из вас, — размахивая тростью, доктор Грегори Хаус подкатил к столу на кресле, — возьмет по одной колоде этих карт, и пойдет к пациентам в клинику. Попросите вытащить наугад три карты из колоды, и поставите диагноз.

Форман откинулся на спинку стула. План «Управляй Хаусом» был безнадежен с самого начала. Вместо наслаждения тишиной и покоем предстоял триллер «Усмири буйнопомешанное начальство».

— Хаус, это уже слишком, — подал голос Эрик, — мы не гадалки, и у нас есть более достоверные способы…

— Хаус!

— Иду, мамочка! — немедленно откликнулся Грег, и отбил тростью какой-то бодрый марш.

Тауб, Форман и Тринадцать синхронно повернули головы в сторону окна. Лиза не позволяла дистанции в метр сократиться.

— Вытащи последовательно три карты, — протянул колоду карт Таро диагност. Кадди закатила глаза. В последнее время при виде Хауса она могла только поджимать губы и хмуриться.

— Ты совсем спятил? — угрожающе начала она, — что ты устроил в моей больнице? Что за шоу с колодами карт? И зачем ты и команду в это вовлекаешь?

— Как много вопросов, — повел плечами Хаус и усмехнулся, — у меня только один. Если я отвечу на все твои, ты ответишь на один мой?

«Я не настроена играть с ним сейчас!» — едва не взвыла Кадди, обращаясь к небу. Хаус тем временем забрал у Кадди колоду карт, и захромал в сторону лифта. На половине пути он свистнул, и, салютуя тростью, через плечо взглянул на Кадди, приглашая ее следовать за ним.

Они спустились в интенсивную терапию к палате Маренги Джуджу. Хаус сел у койки гаитянки.

— Мадам Джуджу, — серьезно сказал он, — сейчас я вам назову три карты последовательно, а вы скажете мне, что они значат.

Маренга не ответила, доброжелательно глядя на диагноста.

— Верховная Жрица, Башня, Любовники, — отчетливо услышала Кадди. Она уже была готова огреть чем-нибудь Грегори Хауса, но услышала голос пациентки:

— Не знаю.

Грегори Хаус, не медля, положил на столик перед Маренгой три названные карты. Она опустила глаза, и улыбнулась.

— Властной женщине приходится терпеть унижения от того, кто ее любит, — пропела она, чуть раскачиваясь на койке, — откуда карты у вас? Для кого они так легли?

Лиза ахнула, и подошла ближе.

— Левое полушарие практически не работает, — гордо говорил Грегори Хаус, любуясь своим уникальным случаем, — возможно, это последствия давнего инсульта. Внутричерепное давление скакало, и мы не увидели тромба. Карты — это рисунки, — Грег развел руками, и подбросил на указательном пальце правой руки трость, — ей не приходится задействовать логику. Она просто помнит наизусть тысячи сочетаний картинок.

Кадди устало потерла глаза. Уилсон сказал бы ей, что Грегори Хаусу нужно внимание. Он привык получать похвалу за свой талант. «Но, — рассудила Лиза, — я его воспитываю. Уже двадцать лет, с переменным успехом».

— Это не эпилепсия, тромболитические препараты есть в аптеке, я спешу, — кивнула Кадди Хаусу, — оставь ее историю болезни у меня на столе. Пусть за ней присмотрят Форман и остальные, а у тебя клиника. До завтра.

Хаусу стоял, опираясь на трость, в коридоре, и смотрел ей вслед. И ему показалось, высокие шпильки цокали прямо по его сердцу: цок, цок, оставляя за собой кровоточащие раны.

Если мужчина ругает себя — он себя злит. Несомненно, после того, как злость достигнет точки кипения, за ней последуют решительные действия. По дороге домой Хаус злил себя размышлениями о несовершенстве мира, в котором на Викодин требовался рецепт, пациентов приходилось лечить от насморка, а молодые и привлекательные брюнеты галантностью отбивали женщин у несносных ехидных инвалидов.

И теперь Грегори Хаус был очень зол. Он не пытался бороться со своей сущностью. Подъехав к своему дому, он снял шлем, и посмотрел на свою дверь. Телевизор. Звонок другу. Викодин, выпивка, продавленный диван, под которым скопилась гора грязных носков.

А Кадди — там, где-то, где она будет в роскошном платье (почему-то Хаус отказывался думать, что она отправится на свидание в брюках). Лиза и выпивка. Лиза и свечи. Загадочная полуулыбка на четко очерченных губах, вздрагивающие ресницы, запах ее любимых духов и… Грегори Хаус стиснул зубы. И молодой брюнет.

Трезвонящий мобильник он доставал, задыхаясь от гнева. О да, Грегори Хаус был зол.

— Это ты! — возмутился в трубке Уилсон, — слушай, если ты не будешь идиотом…

— Пип-пип, абонент недоступен, — нарочно фальшиво пропел Грег, — я у своего дома. Ни слова об этой женщине, ни слова о клинике…

— Я знаю, где она! — торжествующе выкрикнул Джеймс, и из трубки послышался визг тормозов, — Мирра там тоже сегодня со своим отцом! И там и этот ее брюнет, и она…