— У меня совершенно новый случай.

Необычная пациентка досталась Хаусу прямиком из гастроэнтерологии. Анализы все пухли и пухли, а результатов исследования не было. Все поставленные диагнозы всякий раз отсеивались новыми, внезапно возникающими симптомами.

Желтушная, худая девушка неуверенно говорила что-то об отсутствии аппетита, потери тургора кожи и выпадении волос. Но ему было достаточно пары внимательных взглядов, чтобы распознать ее ложь. Она врет. Она врет, прямо здесь и сейчас. Хаус приободрился.

Большинство людей не вылечиваются лишь потому, что не желают раскрывать свои маленькие грязные секреты. Будь то сифилис, гонорея или лобковые вши, чесотка, герпес… — люди лгут. Все в мире лжет. Хаус любил ловить людей за их постыдные тайны. Но вот этой тайне было лишь суждено раскрыться перед ним в строчках анализов и снимках с томографии.

Глядя на него, любой человек с медицинским образованием испытал бы бешеный восторг от слаженности его движений. Все его действия имели цель. Внимательно осматривая недиагностируемую пациентку, Грегори Хаус отмечал про себя все особенности течения ее болезни: темную кожу локтевых сгибов, выпирающую левую ключицу, бледные родинки под чуть опустившейся грудью, неестественно втянутый живот и мелко дрожащие руки.

Хаус улыбнулся, просматривая карту пациентки. Случай обещал быть «ювелирным» и красивым.

— А где твоя распутная подружка? — спросил он у Формана, — пусть она соблазнит эту анорексичку: девица что-то явно скрывает. Скорее всего, она жрет трициклические антидепрессанты пачками или отрывается с таблеточкой экстаза где-нибудь в ночном клубе.

— Сделаем анализы на токсины, — вполголоса перевел сам для себя Форман, — у нее нет брадикардии, ферменты печени только чуть-чуть повышены. Температура пониженная на полтора градуса — полагаю, это возвратная лихорадка…

— Проверьте еще раз, — отрезал Хаус, — не хочу смотреть на нее слишком долго, это претит моему чувству прекрасного. Через двадцать минут — в моем кабинете.

— Привет, болид, — сказал он, обращаясь к Тринадцатой, которая влетела в кабинет, едва успев притормозить: на ней сегодня были особо высокие шпильки, — пока ты еще не сбавила газ, может быть, сбегаешь мне за парочкой булок с курагой? Чертовски голоден. О, что я вижу! Старина Тауб не забыл своего лучшего друга дядю Хауса!

Тауб даже не замедлил шага, отдавая Хаусу пакет с пончиками. С утра Тауба дома кормила жена, Формана — Тринадцатая, а Хаус питался всем съедобным, что подворачивалось ему под руку: в его холостяцкой берлоге в приличных количествах водился лишь алкоголь.

— Итак, что мы имеем? — нетерпеливо кивнул Форману Хаус, и повернулся к доске с маркером, — отказала печень, выпала половина волос, лануго, судороги, и груди вдобавок лишилась.

— Анализ на токсины отрицательный, — вставила Тринадцать. Тауб пожал плечами.

— Рак? — предположил он, — инфильтративный, например.

— Жировая дистрофия, — немедленно возразил Форман, — подойдут и желтуха, и выпадение волос.

— Судороги и тремор, — напомнил Хаус, — это уже или почки, или неврология.

— Калиевая недостаточность, — осенило Тринадцатую, и она победно посмотрела на коллег, — вполне подойдет, как первичный симптом.

— Подходит, — кивнул Хаус, и только тот, кто смог удержаться в его команде достаточно долгое время, мог бы разглядеть его одобрение, — но калиевый дефицит на пустом месте не возникает. Начните капельницу, и заодно выясните, куда девался весь калий. Анализы желудочного сока, гастроскопия, томограмма.

Спустя три часа случай уже начинал Хауса злить. Конечно, его идиоты-подчиненные могли и напортачить с анализами, и пропустить важный симптом, но Хаусу страсть как не хотелось вновь осматривать пациентку — ничего нового он боялся не найти, а стабильное состояние только прятало болезнь.

Глядя на медицинскую карту, на анамнез, Хаус видел целую жизнь. Перед ним вставали не сухие нормы анализов, но личность, все ущербы этой личности и ее ошибки, деловые и интимные. Однако в этой задачке неизвестных было слишком много.

На доске добавилось «носовое кровотечение» и «нарушения сна». Форман деловито собирал консилиумы на предмет необнаруженной опухоли в позвоночном канале, Тауб гонялся за незримой инфекцией, Тринадцать искала ипохондрию и симуляцию. И хотя Хаус сам отправил каждого из команды заниматься именно тем, чем они занимались, сам он не верил в удачу ни одного из них. Случай был очень серьезным, и над ним приходилось думать.

Масла в огонь подлили родители пациентки Джейн — озабоченные, меркантильные пожилые американцы. Хаус уже видел их скучные жизни: травка — в колледже, кредит на дом — сразу после, собака — спаниель, двое детей, один из которых неудачник. Оставалась только Джейн — отрада и надежда. К тому же, у матери пациентки точно так же дрожали руки, и она была нездорово бледна. «Или у них наследственная ангиопатия, и это не симптом, — рассуждал диагност, — либо у обеих что-то с периферийными нервами… с другой стороны — кроме рук и глаз, никаких признаков нервного тика».

— Доктор, она выздоровеет? — гнусавил отец пациентки, у которого на лбу было написано «неудачник», — мы можем ей чем-нибудь помочь?

Хаус скривился: если бы мимо шел хоть кто-то…

— Я знаю, кто вам может все подробно рассказать, — состроил он сочувственную гримасу, — доктор Кэмерон. А я пока осмотрю вашу дочь.

«Сделал гадость — в душе радость», напевал про себя Грегори Хаус, открывая стеклянную дверь в палате интенсивной терапии.

Пациентка прижимала к вяло кровоточащей ноздре платок, и говорила с монахиней. Уже это взбесило Грегори Хауса до невероятности: он не терпел вмешательства Бога на святую территорию своего тщеславного эго.

— Брысь, — категорически показал тростью диагност на дверь, — я уже продал ее душу дьяволу. Мы с ним кореша.

Монашка закатила глаза, выходя. Она давно работала в «Милосердии», и с доктором Хаусом сталкивалась уже более пяти лет подряд.

— Я считаю, что у вас новообразование в мозгу, которого мы не увидели, — сообщил он пациентке, едва лишь за монахиней закрылась дверь палаты, — но удалить его мы не можем — мы не знаем, что именно придется удалять.

— И… это рак? — тупо спросила девушка, и Хауса затрясло от обиды на человечество: скольких чудных диагнозов и смертельных лихорадок они не боятся! «Уилсон такой благостный неспроста, — скривился Хаус, — зато у него в жизни никакого разнообразия».

— Это — не рак, иначе мы бы его нашли, — отрицательно покачал тростью в разные стороны Грегори Хаус, — но чтобы убедиться — нам придется залезть в этот тайничок и хорошенько там покопаться.

Как он и предполагал, пациентка не поняла метафоры. Зато вдруг побледнела, и сморщила жуткую гримасу.

— Я ненавижу чеснок, — сообщила она, — а от вас им разит за версту, простите, но я сейчас задохнусь…

Тауб из-за спины Хауса недоуменно наморщил лоб.

— Я не чувствую, чтобы от меня пахло чесноком, — неуверенно попытался Тауб оправдаться, — я ел его вчера на завтрак!

Хаус замер, стараясь не спугнуть удачу.

— От меня пахнет чем-нибудь? — спросил он девушку. Джейн задумалась, однако крылья ее носа остались неподвижными.

— Розмарин, мускус, и еще что-то, — подумав, ответила она, — я не очень разбираюсь в специях. Такое, что-то…. Горьковато-соленое. И острое. А еще у вас… в кармане… — и она многозначительно кивнула на карман джинсов, в котором Хаус спрятал украденную у Уилсона траву.

Спустя всего лишь десять минут Хаус стоял у своей доски, скрестив руки на груди.