Узнавал страстную мольбу желающей женщины, узнавал тоскующую песнь металла и необработанного камня, пустой формы, требующей прикосновения опытных рук мастера. Узнавал то долгожданное мгновение, когда маленькая танцовщица получала желаемое, и тогда, в самом деле, казалось, что невидимый Кузнец находится здесь же, на Мосту, и, снизойдя до порывистой мольбы своей нареченной, наконец овладевает ею.

— Невероятно, — пробормотала, как завороженная, Дис, и Торин был согласен с ней, разве что не мог найти слов выразить то, что ощущает. Во рту у него пересохло.

Зрелище, что рождалось перед взором короля, обещало никогда не повториться. Оно и не могло бы повториться: чарующая, бешеная пляска огня и металла, плуга и пашни, страсти и покорности, являлась лишь единожды. Состоящая из традиционных движений, она все равно отличалась деталями каждый следующий раз, спустя год, хотя и неизменной оставалась чистая ее суть: мольба о плодородии и изобилии.

А исполненная на свадьбе, она обещала молодоженам особую судьбу. Тем более, речь шла о чудом выздоровевшем наследнике Эребора. Все присутствующие гномы знали это, и каждый мог оценить великолепие такого роскошного подарка.

Маленькая танцовщица из нищих долин Предгорий преподнесла королевскому роду подарок, ценнее всех сокровищ Горы. Торин Дубощит знал это. Он читал, он слышал, и в детстве, должно быть, видел. Но сейчас — сейчас все смыслы ушли и исчезли, и осталось чистое сладострастие соития, о котором молила танцовщица, и небывалое блаженство, которое она обещала своему возлюбленному.

И, когда рокочущий и страстный ритм барабанов, наконец, разом умолк, а девушка рухнула в заключающем движении на Мост перед наковальней Кузнеца — Торин разжал вспотевшие ладони, и с шумом втянул воздух сквозь зубы. Золотая дымка накрыла его с головой. Мир отдалился на какое-то время, а затем приблизился. Только серый туман, незаметно загустевший с годами, вдруг исчез, словно его и не бывало. Распахнув синие глаза, Торин Дубощит смотрел в пространство, и боялся разучиться дышать.

Этот танец был для него. Теперь он понял. Этот Золотой Танец был не только подарком Фили и его невесте. Это была мольба, отчаянная, горестная, искренняя, об исцелении Подгорного Короля, о возвращении ему прежней силы.

И сила вернулась, потому что иначе было невозможно: такова была сила молитвы. Кровь, долгие годы все более замедлявшая свое течение, вдруг бросилась в лицо Торину, и лоб его покрыла испарина. И кровь наполнила все члены его тела. И даже… мужчина коротко выдохнул, надеясь, что Дис, сидящая всего в полушаге, не обратит внимания на странный румянец и потерянную улыбку своего брата. И на то, как тесны стали ему штаны.

Он и сам не знал, как прошли следующие три часа за пиршественным столом. Должно быть, весело, потому что, когда король оказался перед аметистовым родником, лицо его горело от выпитого, а венец съехал набок. Тишина прерывалась то отдаленными звуками разудалых песен, то чьим-то тихим смехом и шепотом: на набережной любили встречаться юные парочки. Торин же, уединившись, дышал чистым прохладным воздухом, и впервые за долгие годы, а может, даже десятилетия, не мог уловить в голове ни единой связной мысли. И это было правильно. Сегодня все было правильно.

Посидев немного у берега, он так же бездумно скинул кафтан и рубашку, и вошел в воду, не чувствуя ее холода.

— Великий Создатель, — поднял он руки, и ему показалось, вода вокруг даже согрелась, — молю тебя! Я пришел от тебя чистым, и теперь вернулся с благодарностью и просьбой. Благодарю… — он запнулся, теряясь в собственных чувствах, — благодарю за исцеление моей семьи. Благодарю за спасение королевства, и за преумножение богатств. Прошу, не оставь нас. Прошу — не оставь наших детей! И прошу… очисти меня… от того, что неугодно тебе.

Задержав дыхание, он опустился под воду целиком. А когда вынырнул, на противоположном берегу стояла, глядя на него, Рания, в своем костюме Золотой Девы.

— Повелитель, — произнесла она едва слышно. На кхуздуле «повелитель», «муж» «мужчина» — слова, звучащие одинаково, но Торин знал, кого именно из перечисленных зовет девушка. Сегодня он не ошибался. Она звала к себе мужчину.

…

Он вышел на каменный берег, озаренный отблесками аметистового дна и опаловых цветов на каменных деревьях набережной. Босой, горделиво прямой, стоял перед ней, задумчиво созерцая, как незнакомку. Рания ответно не сводила с него глаз. Прежде она много раз видела его тело во всех его будничных подробностях. Знала его мерки. Прикасалась к нему руками. Даже мыла.

Но то было тело больного, нуждавшегося в исцелении и уходе, бесчувственная плоть, израненная и отталкивающе непривлекательная призраком смертельной хвори. Мужчина же, который стоял перед ней практически нагим сейчас, дышал первобытной силой. С усов его, бороды и волос стекали ручейки воды. Струились по широкой груди, мощному прессу, проникали за пояс облепивших крепкие бедра штанов. Ласкали вздыбленный корень мужественности, и путались в густых волосах в паху…

Так же, как на нее смотрел сейчас темными от желания глазами не Торин, а сам Кузнец, так и перед ним замерла в ожидании и предвкушении не безответная служанка, а Золотая Дева.

— Повелитель, — вновь выдохнула она с вожделеющим стоном, и приблизилась к нему.

Он по-прежнему не шевелился, и не двигался с места. Дева прикасалась к нему, как будто только ожившему из безжизненного камня, и ничуть не торопилась.

Торин Дубощит, и Рания, девушка из Предгорий, никогда не станут ровней, и никогда не будут вместе так, как, например, Фили и Ония, и даже Кили и Тауриэль. Никогда не увенчают черноволосую головку скромной гномки диадемой правительницы, и никогда при подданных Торин не уступит ей права есть из его тарелки.

Но Кузнеца и Деву сравняла мистерия Золотого Танца и благословенной ночи после, в которую можно всё.

Даже стоять, как стояла перед ним Рания, лицом к лицу, и прикасаться со всех сторон, пока он позволяет это — снисходительно, как истинный повелитель. На теле его высыхает вода родников, но появляется первый пот, и вместе с ним — тяжелый запах мускуса и хвои, соли и свежевспаханной земли.

Медленно опускается Рания на колени перед Кузнецом. Она никогда прежде не была Золотой Девой, и не знает, откуда ей известны правила. Уверенно, но неторопливо, она развязывает его штаны, и приникает лицом к темной поросли в его паху, вдыхает его невозможно манящий запах.

Так пахнут дикие звери и возбужденные мужчины. Огромный, словно из камня выточенный, налитый кровью член она не в силах обхватить пальцами одной руки. Потирает его, глядя, как запрокидывает голову мужчина и низко, довольно рычит сквозь сжатые в блаженстве зубы. Осторожно проводит по стволу языком снизу вверх, и много раз целует и прихватывает одними губами, изображая ртом движения ползущей змеи. Постепенно углубляет ласку, очень постепенно, приноравливаясь к его размерам, и учась дышать, не выпуская его.

Дыхание короля становится резче и жестче. Ласки девушки — быстрее. Она и сама не замечает, как ногти ее впиваются сзади в поясницу Торина, а его руки удерживают ее, и он начинает двигаться сам.

Глубже, непредсказуемо. Жестко и именно так, как того стоит ждать от него. Она глотает слюну, и чувствует, как его вкуса становится все больше, как он все чаще постанывает и всхрапывает. Ей тяжело сдержаться, чтобы не начать касаться самой себя между ног, а торчащие соски неприятно холодит металл украшений.