За первые три дня Рания узнала от Торина ругательства, которых не могла после припомнить, и даже жалела о своем неумении писать. А в ночь на четвертый получила от него пощечину, опрокинувшую ее на пол. «Болезнь — искажение», повторяла Рания, поднимаясь с пола, и торопясь подставить бадью: его опять рвало. Она повторяла это часто, и даже начинала чувствовать себя воином, сражающимся с драконом, поселившимся в пещере. Правда, выгнать и убить дракона, не разрушив пещеры, было непросто.

Но на четвертый день она проснулась от того, что ее звал едва слышный сиплый голос Торина, и, вскочив на ноги, увидела его, в полном сознании сидящего на краешке кровати, замотавшегося в одеяло, словно бездомный бродяга — с головой.

— Уф, — прошептал он тихо, — чтоб еще раз!.. это всё, надеюсь?

Рания сама не могла объяснить злорадное чувство мщения, когда ответила ему «Нет».

— Нет, — выдохнул Торин, страдальчески закатывая запавшие глаза, — сколько еще? Ты ведьма, не иначе. Лишила меня голоса, вдобавок…

«Так ты не можешь кричать на меня, вот ведь досада», едва не сорвалось с языка у девушки, но она сдержалась.

— Теперь будет лучше, ваше величество, — поспешила ответить гномка, — но сначала я позову кого-нибудь пожарче натопить купальню…

В нагретую купальню его пришлось вести. Ноги не держали подгорного короля после трех суток горячки. Оставив его париться, Рания вернулась сменить пропотевшие простыни с кровати и прибраться. С сожалением вынуждена она была признать, что роскошная медвежья шкура у кровати короля испорчена и вряд ли подлежит восстановлению. Следующая часть лечения включала значительно более приятные процедуры, и Рания надеялась, перелом, в котором нуждался Торин, все-таки произошел. Теперь больному следовало спать, есть, снова спать — и снова есть, в перерывах прогреваясь в бане. Это обеспечить было совсем нетрудно, хотя, как подозревала Рания, долго удержать гнома в кровати вряд ли было ей под силу.

Вернувшись, Торин упал в чистую постель, и впервые забылся глубоким крепким сном. Прислушавшись к его нарастающему храпу, Рания улыбалась.

Так или иначе, по шагу, но болезнь отступала.

…

В один из дней лечения тайну болезни Торина Дубощита едва не раскрыли. Рания возвращалась с дворцовой кухни с обедом для короля, когда прямо перед собой увидела королеву, которая жарко спорила с Глоином. Не найдя ничего лучше, заметавшаяся девушка приникла к колонне, и задержала дыхание.

— …Семь дней! Где он пропадает?

— В кузницах его нет. В мастерских тоже. И у меня. Двалина я тоже давно не видел. Может, у него этот… ну…

— Он никогда так долго не пьет, — отрезала Дис.

— Но не может же он у себя отлеживаться!

Возникшая тишина заставила Ранию испугаться.

— Я пойду к нему.

К счастью, Рания умела бегать очень быстро, а стреляющую боль в сломанной ноге научилась игнорировать; и, пусть благословит Кузнец строителей Эребора, дорог и троп в любую точку под Горой здесь было много.

Влетев в покои, Рания с котелком и флягой наперевес бросилась в спальню короля. Торин, задумчиво поглаживающий кота, перевел на нее удивленный взгляд.

— Государыня, — выдохнула девушка, — идет к вам.

К счастью, Торин соображал быстрее своей перепуганной служанки. Одним движением он вынул ноги из таза с горячей водой, и задвинул его под кровать; следующим — отбросил в сторону покрывало, и накрыл им стол, заставленный склянками и засыпанный вениками душистых трав.

— Раздевайся, — сквозь зубы процедил он. Рания словно окаменела, — да поставь ты это!.. Раздевайся!

И с этими словами Торин сорвал с себя рубашку. Видя, что девушка колеблется, сам подтащил ее к кровати, и разорвал на ней платье, не желая медлить с застежками. Платье полетело на пол, туда же отправилась батистовая рубашка, и туда же отправились ее шерстяные чулки. Ничего не соображающая от стыда, Рания оказалась в постели короля под Горой, ровно за мгновение до того, как дверь в покои распахнулась, и по коридору зазвучали каблучки Дис.

— Не молчи, дурёха, — прошипел на ухо гномке Торин, и, подсадив ее и устроив на себе, ущипнул весьма больно за ляжку.

— Ой! — визгнула Рания, уже зная, на кого смотрит Торин за ее спиной — и что видит вошедшая королева…

— Здравствуй, Дис, — ровно и даже вроде улыбаясь, произнес Торин, — что-то срочное?

========== Дух Кузнеца ==========

Вместе с приближающейся осенью и первыми урожаями под Гору пришла и новая радость. После долгих месяцев, наследник Дьюрина Фили все же одолел свои раны, и не только полностью одолел, но и доказал это, вновь встав к наковальне. И значило это только одно: близился день, когда Ония, дочь Оннара Кривоногого, войдет в Эребор невестой.

Торжественная встреча была продумана до мелочей; Дис металась по дворцу и переходам, как заблудившаяся шаровая молния, а новые покои для будущей принцессы уже были отполированы и вымыты до зеркального блеска. Даже Кили, все меньше времени проводящий с семьей, и все больше — со своей эльфийкой, и тот принял деятельное участие в подготовке первого праздника после триумфа завоевателей.

Сам же Фили не выказывал особого волнения. Разве что чуть бледнел, когда слышал о своей невесте, и все чаще его видели болтающимся под какими-то надуманными предлогами у ворот, хотя очевидно было, что о прибытии Кривоногого и его дочери со свитой все будут предупреждены заранее.

А Кили и вовсе сдал старшего брата матери, и продемонстрировал ей зарубки и зачеркивания на стене в гостиной, объединяющей покои братьев. Веселая потасовка сыновей, последовавшая за этим, заставила Дис в очередной раз за последний месяц прослезиться.

Приподнятое настроение овладело, казалось, всей Горой…

…Кроме Торина Дубощита.

Рания кляла себя за неоправданные ожидания. Отчего-то ей казалось, что, избавившись от мучительных приступов голодной чахотки, король Горы преобразится, как по волшебству. Но ничего подобного не случилось. Ничего отдаленно подобного. В чем-то нрав Торина даже испортился. А может, теперь Рания не оправдывала его болезнью, и перестала испытывать к нему жалость. На смену жалости пришло нечто другое, но девушка сама не знала, как именно это назвать, и потому предпочитала не задумываться.

Хотя все чаще ей казалось, что разгадка отвратительного характера гнома на самом деле лежит где-то на поверхности. Возможно, где-то в той постели, в которой ей и самой, совершенно обнаженной, довелось однажды побывать. Где-то там…

Рания краснела при воспоминании о том, как, когда дверь за Дис захлопнулась, она так и осталась сидеть на короле, сжав его бока бедрами, и не шевелилась Махал один знает, сколько. До тех пор, пока Торин не откинулся на подушку, и не спросил с усмешкой:

— И? Что? Приклеилась?

И тогда только она скатилась с него, и, подхватив что-то со стола и отчаянно пытаясь прикрыться, умчалась прочь.

Все же одно несомненно положительное последствие у лечения было: теперь выздоравливающий Торин всегда был слишком голоден, чтобы придираться во время ужина. Ел он за троих гномов, и все чаще его видели в кузнице, и реже — в сокровищнице. И все же чего-то не хватало. Рания чувствовала это, всей душой, но чего именно — понять не могла.

…

Долгожданный ворон с посланием от Оннара появился на рассвете чудесного солнечного дня, и уже через десять минут после его получения Дис была разбужена своим старшим сыном. Взволнованный, он потрясал письмом, придерживая одной рукой спадающие штаны, и даже не обращая внимания на болтающиеся на ногах незашнурованные сапоги: левый на правой ноге, а правый — на левой.