— Одиннадцать, — предложил плешивый стареющий ловелас с подведенными бровями и усами.
— Одиннадцать серебряных монет, кто больше?! — надрывался торговец. — За столь же прекрасных, как обе наших луны, девушек? За прекрасные лилии, достойные украсить собой ваш роскошный сад?
— Где ты был, когда они были девушками? — раздался грубый голос человека, чье лицо покрывают многочисленные шрамы.
Толпа ответила ему громким хохотом.
— Помогал, наверно, — визгливо ответил кто-то, и публика засмеялась еще громче.
Совсем другого ожидала Римма от процесса продажи невольников. Публика попалась смешливая и веселая, падкая на самые грубые, непристойные шутки. Опытный торговец всячески способствовал этому веселью, зная, что смех влечет за собой расслабление, в частности ослабление завязок на кошельках.
— Даю двадцать, — раздался визгливый женский голос. Римма обернулась — руку с красными ногтями подняла толстая высокая дама в оранжевой хламиде. На лицах девушек отразился испуг. Нет, пожалуй, ужас. Смертельный ужас.
— Почтенная госпожа Суне предлагает двадцать серебряных монет! За этих красавиц! Этих умниц! Из них выйдут не только прекрасные жены и наложницы, но и исполнительные, смышленые служанки!
— Как же, служанки, — нехорошо ухмыльнувшись, сообщила Римме сидевшая за соседним столиком дама в коричневом кимоно, и пустила вонючие кольца дыма.
— О почтенной Суне ходят настоящие легенды среди рабов, — опять затянувшись, продолжила она. — Говорят, в процессе нервного возбуждения она склонна жечь лица своих служанок калеными щипцами для очага. А в красную луну Суне устраивает танцы.
— Танцы? — опешила Римма.
— Танцы, — кивнула оказавшаяся словоохотливой, женщина. — Только танцуют рабыни не босиком, и не в обычных башмаках…
Насладившись неприкрытым нетерпением на лице слушающей ее женщины, по виду, инопланетки, с удовольствием продолжила:
— Они пляшут в железных башмачках, раскаленных докрасна. Недолго они живут, если удается пережить кровавую ночь… Кому нужны рабы калеки…
Тем временем худой, как жердь, торговец, считал, и каждое его слово болезненной судорогой пробегало по лицам девчонок на помосте:
— Двадцать серебряных монет — раз! Двадцать серебряных монет — два! Двадцать серебряных монет…
— Пятьдесят монет! — перебил его толстый торговец с объемной сумкой у живота.
Публика ахнула. Видать, это была высокая цена.
Сделав на лице загадочное выражение, одним рывком торговец сдернул с девушек розовые покрывала, и публике были представлены молодые, стройные, одинаковые тела, покрытые медным загаром.
В толпе нарастал гул.
Следующим движением работорговец вынул острые заколки из волос девчонок, и темные кудри окутали каждую из них до пояса.
— Пятьдесят монет — раз, — начал работорговец.
— Один золотой, — поднялась толстая женская рука с красными ногтями.
Смотреть на безысходность, написанную на лицах сестер, для Риммы почти невыносимо. Но ради Тары она должна терпеть. Демиз сидит бледный, как полотно, со сведенными к переносице, пшеничными бровями.
— Два золотых, — неожиданно подняла руку женщина рядом с Риммой.
— Не волнуйся, дорогая, — шепнула Римме. — Вижу, у тебя слишком мягкое для нашей планеты сердце, — она подмигнула. — Я не люблю развлекаться, истязая рабов. Мне нужно выбрать подарок мужу, — подмигнула на этот раз Демизу, а затем, наслаждаясь ошеломленными лицами инопланетцев, обернулась к толстой Суне и показала той неприличный жест, довершая свой триумф.
Потом была очередь огромного темнокожего мужчины в цепях — на ногах и руках, следом проданными с молотка оказались трое молодых парней, пятеро девушек, поочередно, и даже одна беременная женщина с черными кудрявыми волосами и голубыми глазами.
— Эта рабыня сделает все, что вы ей прикажете! — надрывался худой работорговец. — Всем нам известна болезненная привязанность женщин к своим детям, в особенности, если это новорожденные младенцы!!
Беременную рабыню и двоих молодых мальчиков купила толстая госпожа Суне, и, довольно улыбаясь, удалилась.
Тары все не было.
С каждым новым пленником, выводимым на помост, торговец с надеждой вглядывался в лица Риммы и Деммиза. Однако они оставались непреклонными. Приложив все свои актерские способности, Римма изобразила откровенно скучающее выражение, а первый пилот зевнул, прикрыв рот ладонью, и посмотрел на выход. Торговец заметно занервничал. На инопланетчиков он возлагал самые большие надежды.
— Следующим номером представляется сравнимая своей красотой разве только с божественными Ликами, белокожая госпожа с далекой звезды! — наконец, возвестил он, и утомившаяся публика, которая начала уже было переговариваться в голос, умолкла.
* * *
Как и рассчитывал торговец, все внимание толпы прикованно к помосту. Однако ему удалось, наконец, заинтересовать этих инопланетчиков!
Видимо, они, как нередко случается, пришли сюда за своей подругой. Довольный своей сообразительностью, торговец ухмыляется все шире.
— Только сегодня и только у нас! Женщина с невероятно красивым лицом и стройным телом! Эта женщина не знала плохого обращения, и купивший ее, сможет вдосталь насладиться белой, нежной кожей, без единого шрама! Глаза ее, как голубые звезды, брови — тонкими полумесяцами украшают высокий, чистый лоб, губы — как драгоценные рубины в венцах властителей, талия тонкая настолько, что обхватить ее можно руками, и грудь, как, словно выточена из розового мрамора, но при этом мягкая и упругая на ощупь…
Страстную речь работорговца прервали выкрики из зала:
— Так давай уже ее сюда, свою госпожу с далекой звезды!
— Которую продадут сегодня в цепях, как скотину!
Публика откровенно развлекалась.
— Может, не так она и хороша, как вопит этот плут!
— Может, и вовсе кривая на один бок!
— И хромая в придачу!
— Или отпользовавшая сотню-другую торговцев, по пути сюда!
Слушая грубые выкрики из зала, опытный работорговец не унывал. Он точно знает, теперь все внимание будет направлено на следующую женщину. Вопли зевак, которые сами о том не знают, как нельзя лучше способствуют процветанию его ремесла!
Достойным взмахом руки приказал вывести женщину. Скрытая с головой красным покрывалом, рабыня послушно просеменила за двоими стражниками.
Выдержав эффектную паузу, театральным жестом торговец сдернул с невольницы покрывало, явив публике долгожданный товар.
Зал ахнул.
И вместе с залом не сдержали своих возгласов Римма и Деммиз.
* * *
На помосте, в окружении стражников, рядом с отвратительным худым работорговцем, в цепях, сомкнутых вокруг узких щиколоток, в красной короткой тунике без рукавов, на завязочках-бантиках на точеных плечиках, стояла Эстель.
Бывшая региональная супруга мистера Эддара выглядит до смерти напуганной, но эти нервно подрагивающие красные губы, и стреляющие туда-сюда по лицам местной публики, расширившиеся от ужаса глаза, делают ее еще привлекательнее.
Должный эффект на зиккуратцев произвели и волосы инопланетки — белокурые локоны дивы Арттдоумие чудно оттеняют мраморную белую кожу, выгодно подчеркивая ее молодость и свежесть, и в сочетании с подведенными алой краской губами сердечком, смотрятся просто сногсшибательно! Красная прямая туника до начала бедер, качелями располагающаяся на груди женщины, довершает чувственный и беззащитный облик. Работорговцы Зиккурата знают свое дело! Зал восторженно взревел, что еще больше напугало Эстель.
— Полторы золотые монеты!
— Две!
— Две золотые монеты и пятьдесят серебряных! — раздаются крики из зала, хотя торговец даже не начинал торг!
Работорговец довольно ухмылялся, с нескрываемой гордостью внимая беснующейся публике. Определенно, сегодня особенно удачный день! И завершение торгов будет ещё удачнее, чем он предполагал. По вытянувшимся лица инопланетчиков понял, что не ошибся — они действительно знакомы с его товаром! А по радости, которая охватила лицо этой белокожей инопланетной шлюхи, едва только она заметила господ с золотой птицей, он окончательно убедился в своей правоте. Надо дожимать их!