Новая ситуация открывала новые возможности, и неисправимые леворадикальные умники поспешили, изменив плюс на минус, найти для себя наиболее удобное поле деятельности. Бывшим маоистам, самодеятельным уличным бойцам, а также дамам и господам, которые привыкли лентяйничать, предаваясь, в отличие от трудового народа, «политической “сиесте”», нужно было лишь вспомнить о критике, которой в свое время подвергали «советский ревизионизм» и московский «социал-империализм», – и вот они уже снова на правильной стороне. Можно начинать травлю сотрудников Штази. Поскольку сами «работники последнего часа» усвоили демократические процедуры лишь наполовину, они со всем пылом неофитов набросились на «структурных антидемократов» – «косных, изуродованных тоталитаризмом» обитателей «зоны». Вы попробуйте присмотреть себе домик в Бранденбурге – увидите, какие там дачные поселки! И при всем этом – какая неотесанность! Какая рабская манера речи!

Так, стоило одной женщине средних лет как-то представиться: «Меня зовут Лиза Шмиц, я патологоанатом из Йены», – как ее собеседницу, западную феминистку, передернуло: «Не анатом, а анатомка!». Подумать только: милая дама до сих пор не слыхала о женской эмансипации! Между прочим, Ангела Меркель тоже не в курсе. Недавно на вопрос, как долго она рассчитывает оставаться на своем посту, Меркель ответила: «Я мыслитель[32] краткосрочного плана». Тот факт, что в новых федеральных землях среди оканчивающих среднюю школу и сейчас сохраняется самая высокая, причем с заметным отрывом, доля девушек, в этой картине мира не учитывается. А ведь уже в 1960-е годы соответствующий показатель в ГДР сравнялся с долей юношей, тогда как в ФРГ примерный паритет был достигнут двадцатью годами позже.

В одном из своих интервью, которое включено в сборник, изданный в сентябре 2006 года, Антье Фольмер отвечает на вопрос, почему Ангела Меркель сумела сделать карьеру в ХДС: у нее, считает Фольмер, нет «гена», из-за которого западные женщины-политики раз за разом попадались в «женскую ловушку». «Это тот исключительный случай, когда социализация на восточногерманский манер оказалась полезной». Столь же самоуверенным тоном она распекает Меркель и дальше: «Идея гражданского общества ей в любом случае чужда. Она ведь не принимала участия в движении за гражданские права в ГДР». Такого Меркель никогда и не утверждала. В отличие от теолога Фольмер, она не выдает свой жизненный путь за стезю неколебимой добродетели. Когда интервьюер заметил, что федеральный канцлер все же пришла в ХДС из партии «Демократический прорыв», Фольмер нашлась: «В сущности, она вообще явилась невесть откуда; талантливый специалист в области естественных наук, она воспитывалась в образованной семье, далекой от общественных процессов, и не готовилась к тому, чтобы в них участвовать».

Антье Фольмер выучилась подобным приемам в 1970-е, вдыхая идеологический чад, производимый маоистской Коммунистической партией Германии. Вот что она пишет, например, в биографии Клары Цеткин, которую опубликовала в 1978 году и переиздала, несколько пригладив, в 1984-м. Речь идет о социал-демократическом правительстве 1918 года: «Широкие массы, с одной стороны, не распознали тогдашнего главного врага революции в социал-демократах; с другой – не были вооружены. Но прежде всего им недоставало сильного революционного центра, который мог бы направить, организовать и ускорить действия масс; им недоставало коммунистической партии»[33]. Фольмер опубликовала эту книгу под именем «Карин Бауэр» – германофильским и в то же время аграрно-революционным криптонимом. Как многие другие, она расставалась с коммунистическими догматами очень медленно.

В 1985 году журнал Spiegel организовал дискуссию между Фольмер и ее коллегой по фракции Отто Шили (тогда еще «зеленым»). На вопрос Шили, согласна ли Фольмер с его заявлением, согласно которому зеленые признают государственную монополию на насилие, она ответила: «Мне не нравятся ваши расспросы. Нет, я его не поддерживаю».

Газета Tageszeitung в лице Клауса Хартунга тогда поддержала Фольмер[34]. Ни словом не обмолвившись на почти трехстах страницах сборника интервью о своей многолетней деятельности в маоистско-сталинистской фасадной организации [35], Фольмер уверяет, будто наделена «природной невосприимчивостью к сектантству». Стремление задним числом облагородить свою биографию свойственно многим ее ровесникам и былым соратникам. Скоро внук Антье Фольмер запищит: «Бабушка вообще не участвовала в движении-68!»[36]

В 1968 году молодежь ФРГ мечтала о фундаментальных, коренных переменах. Этот грандиозный революционный замысел не дал никаких осязаемых результатов. Все же в начале 1980-х новые левые обзавелись своим щупальцем в парламенте – фракцией зеленых. Проект нескольких поколений пережил запоздалую кульминацию в 1998 году, в правление Шредера/Фишера, и спустя семь лет знаменательным образом обрел бесславный конец.

Время от времени друзья, выросшие в ГДР, спрашивают меня, в чем причина неприкрытой антипатии к восточным немцам, выказываемой, например, той же Антье Фольмер. Поколение-68 презирало ГДР изначально. Будничная, скромная и мирная жизнь этого государства заставляла видеть в нем что-то вроде диктатуры садоводов-любителей и домашних умельцев. Тем не менее в конце своего существования ГДР сумела выйти из коллапса мирным путем. Но как раз этот аспект перемен интересовал былых воинственных борцов за лучший мир в последнюю очередь. Добропорядочные бедные родственники, вернувшиеся под родной кров, вызывали у них раздражение. Эти непрошеные новые граждане угрожали подорвать материальную основу их псевдореволюционного благоденствия. Так называемой альтернативной культуре, процветавшей в берлинском оазисе, они «сломали кайф», заставили пригревшуюся там компанию ощутить сквозняк мировой истории и отвели поток субсидий в свою сторону. Благодаря восточным немцам, многие бывшие бунтари повзрослели, узнали, что такое стесненные материальные обстоятельства. Отсюда и напряженные отношения.

На протяжении десяти, а то и двадцати лет многие «революццеры» тешились самостоятельным альтернативным мироустройством. Они видели в себе антиправительственную группу сознательных аутсайдеров. Лишь в начале 1980-х многие попытались наверстать упущенное. Характерен в этом отношении политический взлет давних участников теневой экономической деятельности, которую вели франкфуртские левые, – Йошки Фишера, Даниэля Кон-Бендита, Тома Кенигса, Томаса Шмида. Но зеленый «проект» не мог вместить всех желающих. Подходящих должностей у зеленых было слишком мало. Кроме того, бывшие бунтари, задумавшиеся о позднем возвращении в нормальное общество, начали замечать в себе печальные признаки старения и, не так уж редко, сознавать свою недостаточную образованность. В этой ситуации неожиданно открылись новые перспективы, вызванные крушением ГДР. Рынок труда переживал подъем. Появление новых карьерных возможностей на востоке страны обернулось улучшением ситуации и на западе. И там и тут нужно было оттеснить интеллектуалов ГДР. Представителей тамошних элит – безусловно, сращенных с прежним аппаратом, – снимали с постов и отправляли куда-нибудь подальше, потому что на каждый такой пост уже нацелились люди с запада, включая и бывших «альтернативных» противников государства.

Неудивительно, что охотники за должностями из Киля или Штутгарта, близкие к ХДC, СДПГ или СвДП, сорвались с мест и отправились пытать счастья в Лейпциг или Грайфсвальд. Заведующие кафедрами выбивали для своих подхалимов «горящую» синекуру в Ростоке. В чиновничьей иерархии открывались заманчивые места: можно было получить высокооплачиваемое местечко и аппетитную надбавку за отдаленность в довольно приятных городах – Потсдаме, Эрфурте, Дрездене. В старых федеральных землях служащие хладнокровно и с полным единодушием внимали сигналу: «раз, два, взяли!»