— Пробовал, да все впустую, — глухо отозвался князь и засопел, сморенный усталостью последних дней.

«Надо еще пробовать, — подумала княгиня. — Капля камень точит».

Выспавшись, следующим днем на свежую голову Святослав по просьбе супруги все же написал послание братьям Давыдовичам, укоряя их в вероломстве и клятвопреступлении. В конце письма писал, что ему ничего не жалко, ни добра нажитого, ни вотчин, лишь бы Игорь был свободен. «Все заберите, если считаете, что вам своего мало, только брата единоутробного освободите из узилища».

Послание направил с иереем, отцом Еремеем, духовником своим, сказав напутственно: «Ели тебе, святой отец с сим трудным делом не справиться, то другим тем паче. Постарайся уж! Только на тебя и наде-жа».

Прошла золотая, в серебре паутинок бабьего лета, первая осень, отшумев листопадом и прощальным криков журавлей. Следом за ней проскрипела колесами телег в разбитых колдобинах дорог вторая, дождливая и тоскливая, как жизнь человека в недобрый час. Затем за-кружились в воздухе белые мухи, сначала редкие и осторожные, потом — более частые и густые. А однажды жители осажденного и потому на-стороженного северского городка вдруг проснулись среди зимы. Среди снежной русской зимы.

Вскоре к Новгороду Северскому прибыл Иванко Юрьевич с малой дружиной, хотя ждали с большей. Но Юрий Владимирович, также шед-ший на помощь Святославу, вынужден был повернуть назад из-за того, что на окраины его княжества напал рязанский князь Ростислав Яросла-вич. Не захотел на этот раз сын Ярослава Святославича, помня прошлые обиды отцу, принять руку родственного ему Святослава Ольговича, встал на сторону его противников, будучи подговоренный на это дело хитроумным Изяславом Мстиславичем. А тут еще стало известно о па-дении Путивля. Потому радость встречи с посланцем суздальского кня-зя была омрачена, что, впрочем, не помешало Святославу объявить ему о передаче города Курска в удельное княжение Иванку: «Владей и обе-регай».

— Расскажи, как это произошло? — собрав вновь думных бояр в гриднице, приказал Святослав печальному вестнику, путивльскому по-саднику Векше, спасшемуся с сотней ближних ему людей. — Как пал Путивль?

— Пришли, значит, в самый день Рождества Христова под стены Путивля Давыдовичи и Мстислав Изяславич со своими дружинами… — стал рассказывать уже во второй раз посадник Векша, так как первый раз он обо всем этом уже рассказал самому князю, с глазу на глаз.

— То-то их под Новгородом нашим не видать, — перебил рассказчи-ка кто-то из собравшихся, но на него сразу же зашикали: мол, не мешай слушать.

— …Пошли на приступ, обступив город со всех сторон. Но путив-ляне, верные своему слову, данному на вече, не устрашились и отчаян-но защищались, — продолжил свой рассказ Векша. — Пришлось Давыдо-вичам прекратить бой, отвести ратников от стен и самим завязать пере-говоры о сдаче города, обещая не допускать насилия и грабежей. Но старейшины наши отвечали, что они дали клятву-роту князю Святосла-ву и на том стоять будут. Еще они сказали, что Давыдовичи ведут не-праведную войну и за это будут отвечать перед Богом. Слыша это, Да-выдовичи пришли в смущение и отвели полки свои от города…

— А как же случилось, что город пал? — вновь не вытерпел кто-то из думцев Святославовых. — Если они смутились и отошли от стен града…

— Так к ним вскорости подошел сам великий князь с киевской дру-жиной, — ответил без заминки и промедления на данный вопрос Векша. — Это он, поцеловав крест, что не даст в обиду горожан, честно защи-щавших свой город, именем великого князя потребовал отворить ему врата…

— Неужто сам Изяслав Мстиславич крест целовал? — удивился кто-то из думцев.

— Целовал, — подтвердил Векша. — Что было, то было, чего мне врать.

— Ну, и дела… — произнес еще кто-то из княжеских советников, то ли с восхищением, то ли с сомнение.

— Да не перебивайте вы, — потребовали многие, желая поскорее уз-нать, как пал все же Путивль.

— Посовещавшись, путивляне, понимая, что долго им не устоять, и не желая подвергать город разрушению, отворили ворота, — окончил повествование путивльский посадник, опустив седую главу свою на грудь.

— А ты? — спросил его Иван Берладник. — Как ты спасся? Неужели князь Изяслав Мстиславич не возжелал тебя в узилище заключить? Или, может, мошной откупился?…

«Берладник хоть и язва, но вопросы задает стоящие, — подумал Святослав Ольгович, — не в бровь, а в глаз».

— Так пока шел торг о сдаче города и целование креста, — не очень-то охотливо, но все же обстоятельно стал рассказывать путивльский посадник, бросив осуждающий и неприязненный взгляд на галицкого изгоя, — я с сотней верных мне путивлян, которым в любом случае не было бы пощады от черниговских и переясласких дружинников за урон, причиненный им, потайным ходом выбрался за пределы града. Потом уж добрались до укромного места, где нас уже ждали оседланные кони, да и поспешили с сей нерадостной вестью сюда.

— Ага, так все же заранее были подготовлены лошадки в укромном местечке? — не унимался Берладник. — Может, вы и град защищать по настоящему не желали? А?

Это было уже слишком, и Святослав попросил князя Ивана оста-вить посадника в покое. Но старому путивльскому посаднику от занози-стых и язвительных вопросов бывшего звенигородского князя словно шлея под хвост попала.

— Это одни глупцы о последствиях не задумываются, — закусил он удила, — умные же люди всегда о себе заботятся! Даже, а вернее, именно при таких вот обстоятельствах. Я ничего соромного либо зазорного тут не вижу. Была возможность — оборонял град, от стрел за чужие спины не прятался. Стало невозможно оборонять — спас свою голову и головы ближайших княжих людей. Что тут плохого?.. На противную сторону не перешел, князю своему не изменил.

Бояре, собравшиеся на совет, как один примолкли и устремили взоры свои на князя: как он разрешит этот спор, чью сторону примет…

— Да Бог с ним, с этим потайным местечком и с запасными конями, — примиряющим тоном произнес Святослав, разряжая обстановку: еще не хватало, чтобы на его княжьем совете переругались думцы. — Хоро-ший запас еще никогда никому не помешал. Ты, посадник, поступил правильно. Обиды на князя Ивана Ростиславича не держи за его каверз-ные вопросы, а лучше расскажи, что с городом стало, с Путивлем? Сдержал ли Изяслав слово и крестное целование?

— Не знаю, княже, — честно ответил, глубоко вздохнув, Векша. — Одно могу точно сказать, пока ехали сюда, дымов над градом не видели. А раз дымов не было, то и град должен быть цел…

— Будем надеяться, — молвил князь тихо.

— Дай-то Бог! — зашевелились разом северские бояре, одобрительно поглядывая на своего князя и стараясь не смотреть в сторону Ивана Берладника. Было видно, что им пришелся по нраву разумный довод Святослава Ольговича.

Далее совет князя со своими думцами пошел своим чередом.

Векша с сотней путивлян прибыл в полдень. На следующий же день, под вечер, когда серая мгла уже плотно окутывала окрестности и в зимнем ночном небе стали загораться первые звездочки, а мороз стал таким, что и носа не высунуть из тулупа, на уставших конях, густо по-крытых инеем, со стороны трубчевских ворот к княжескому терему прорысили еще двое заиндевелых путивлян. То прибыли из Путивля дворцовый тиун[100] Наум и конюший[101] Тихон. Они-то и поведали князю, что город уцелел, но его двор полностью разграблен.

— Дом твой, княже, — рассказывал, отогревшись в тепле княжеского терема, тиун Наум, отвечавший за порядок и сохранность имущества в княжеских хоромах, — и все имение разделили на четыре части, между всеми князьями…

— И кем же? — попросил уточнить Святослав, многозначительно прищурив око.

— Да между Давыдовичами, Святославом Всеволодовичем, Мсти-славом Изяславичем и самим великим князем.