В ночь на четвертые сутки, в преддверии неминуемого решитель-ного сражения, Юрий Владимирович, посоветовавшись с князьями-союзниками и своими думными боярами, направил Изяславу послание — последнюю попытку решить дело миром.

«Ты приходил на меня в Суздальскую землю и разорил ее, ты у ме-ня отнял старшинство сам собою против Закона и обычая отцов наших, взяв великое княжение и град Киев — престольный град, — укорял он Изяслава в первой части послания. — Однако ж, брат и сын мой, я, не желая пролития крови христианской и разорения земли Русской в меж-доусобия, прошу тебя отдать мне Переяславль для сына моего. Ты же оставайся в Киеве, во всех пределах царствуя, — предлагая явный ком-промисс, писал Юрий Владимирович. Правда, при этом он не забыл хоть и в вежливой форме, но еще раз напомнить племяннику о своем старшинстве, назвав того своим сыном. Заканчивалось же послание ес-ли не открытой угрозой, то вполне традиционной ссылкой на Бога: — И ежели ты не хочешь сие учинить, то оставляю суду Божию, который правому всегда помогает и наутро, может, явит истину».

Изяслав Мстиславич, надеясь на многочисленность своей рати, от-ветил заносчиво: «Я Киев и Переяславль достал головою моею. И счи-таю, что нечего ныне давать сыну твоему Переяславль и сажать врага возле моего бока». И, несмотря на то, что больной переяславский епи-скоп Евфимия, оставив скорбное ложе, лично просил его не доводить дело до сечи, приказал наутро строить полки и дать сражение суздаль-скому князю.

Однако день начался вновь с маневрирования противоборствую-щих ратей, хотя отдельные стычки участились. И только под вечер, ко-гда стало заходить солнышко за окоем и небо на западе вдруг окровави-лось закатной зарей, сеча началась.

Святослав Ольгович с племянником, дружинами и приданными им суздальцами Юрия стояли ошуюю от полков суздальского князя. Одес-ную сторону занимали полки сыновей Юрия. Между воями северского князя и самого Юрия находились конные половцы. Сзади же, на рас-стоянии двух перелетов стрел, на небольшой возвышенности распола-гался обоз союзной рати и его охрана.

В киевских полках по команде Изяслава протрубили сигнал к бою, и поросские торки с берендеями, дико завывая, бросились лавой в атаку на центр суздальской рати. Их поддержала дружина черниговского кня-зя Изяслава Давыдовича, нацелившаяся как раз на воинство Святослава Ольговича и половцев.

«У, змея подколодная, — разглядев двоюродного брата сквозь про-рези боевой личины, уже предусмотрительно опущенной из-под шелома на лицо, про себя произнес Святослав Ольгович, сидя на вороном, поку-сывающим удила коне, — опять тебе неймется. Все ищешь случая меня живота лишить. — Но тут же пришла иная мысль: — А было бы лучше, если бы на меня шел мой зять Роман Ростиславич или же его отец Рос-тислав Мстиславич Смоленский? Вряд ли. Пусть уж лучше этот клятво-преступник, чем смоленские князья. Привычней как-то…»

Впрочем, времени предаваться размышлениям о превратностях судьбы не было, надо было сражаться, руководить боем. Рати с гулом и скрежетом схлестнулись, ударили в копья, пошли рубить друг друга мечами и топорами, глушить палицами-дубинами, размеренно подни-мая их ввысь и опуская долу на чьи-то головы и шеломы. Пошла рубка.

Черниговский князь со своей дружиной, скользнув по правому крылу полков северского князя, прогнувшихся, но все же устоявших на своих местах, устремился на половцев. Те, недавно так воинственно гарцевавшие на своих низкорослых степных лошадках, вдруг дрогнули и побежали, оголяя пространство между воинствами северского и суз-дальского князей.

«Плохо, но не смертельно, — отметил данную ситуацию Святослав Ольгович. — У Изяслава Киевского еще хуже… Вон как торки с берен-деями назад летят, сминая своих же пешцев! А переяславцы-то, переяс-лавцы… вспять покатили… Не иначе, как Юрий подсуетился, воевод их подкупил… Еще один наш напор — победа, точно, будет за нами». Се-верский князь не ошибся. Вслед за переяславскими полками, устремив-шимися к стенам родного города, побежали и киевляне. Киевскому кня-зю ничего не оставалось, как думать о собственном спасении. Со стар-шей дружиной и остатками младшей, обгоняя бегущие пешие полки, Изяслав Мстиславич торопился к Каневу, к переправе. Случилось эта знатная сеча 23 августа, ровно через три года и десять дней после нача-ла великого княжения Изяслава Мстиславича и игойства Святослава Ольговича.

Разбитый в сече на реке Трубеж у Рощеня, Изяслав бежал в Киев, откуда, взяв супругу свою, семью и митрополита Клима — во Владимир Волынский. Его союзники: брат Ростислав Смоленский с сыновьями и Изяслав Черниговский были преданы на произвол их собственной судь-бы.

«Вот и исполнилась моя месть до конца, — подумал Святослав Оль-гович устало, когда судьба киевского престола была практически реше-на: Изяслав был полностью разбит и бежал, а Юрию Владимировичу, занявшему уже Переяславль, осталось войти в Киев и сесть на престол отца своего, Владимира Мономаха. — Вот и исполнилось, только что-то радости не ощущаю. Видно, перегорело в ретивом все давно, даже боль по утрате брата Игоря. Да и стол киевский остается все же в руках Мо-номашичей, пусть не у Изяслава, пусть у моего союзника, но все равно у Мономашичей…»

2 сентября Юрий Владимирович вошел в опустевший от Изяславо-вых дружинников Киев и занял так долго манящий его стол отца и деда. Многие ближние подбивали его пойти на Смоленск, чтобы изгнать от-туда Ростислава — главного союзника Изяславова, но за последнего вступился Святослав Ольгович и собственный сын Юрия, Ростислав. «Зачем затевать новые распри, — говорили они Юрию Владимировичу, — когда и так земля Русская почти вся наша». Общими усилиями им уда-лось предотвратить новый поход и уберечь земли Смоленского княже-ства от разорения. Киевская же земля была разделена Юрием между его сыновьями. Ростиславу достался Переяславль, Андрею — Вышгород, Борису — Белгород. Глебу — Остерский Городец, Васильку — Поросье. В Ростово-Суздальской земле оставался Мстислав. Святославу Ольговичу, как и его племяннику Святославу Всеволодовичу в Киевской земле уде-лов не нашлось, да они, по совести сказать, их там и не искали.

У Ростислава Мстиславича в Киеве нашлись доброхоты, которые и передали ему об усердии Святослава. Смоленский князь тут же прислал к Святославу послов со словами благодарности. «Считай усердие мое, — отвечал Святослав через тех же посланцев, — дополнением к приданому дочери. И ничем иным. Земли же под тобой я не искал, не ищу и искать не буду. Желаю жить в добре и мире».

Покинув Киев, Святослав Ольгович возвратился в Новгород Се-верский к супруге и детям. Хотелось мирно жить и тихо княжить в сво-ем уделе. Однако перед тем, как северский князь покинул стольный град, между ним и Юрием Владимировичем произошла размолвка, ос-тавившая в душе неприятный осадок. Все случилось за пиршеством по случаю замирения Юрия с черниговскими князьями. Сидя за столом рядом с Владимиром Давыдовичем и видя, как того обхаживает Юрий Владимирович, Святослав вдруг решил напомнить черниговскому кня-зю о прошлых обидах. «Вы с братом у меня Курск брали, мой удельный град… и вознаграждения за него требовали. Почему? — спрашивал он хмельным голосом черниговского князя. — Разве вам своей земли было мало?»

Владимир Давыдович пытался что-то ответить, но Святослав его уже не слушал, все больше и больше распаляясь. Будь он трезв, то вряд ли бы поднял этот вопрос, но выпитое вино горячило не только тело, но и голову. За столом великого князя назревал скандал. Гости даже пре-кратили пить и есть, наблюдая за происходящим. И тогда вмешался Юрий. «Ныне о таких делах нет времени говорить, — обращаясь к Свя-тославу, примиряюще произнес он, — нужно рассуждать о порядке в государстве и о пресечении впредь междоусобных беспокойств». Сло-вом, запретил высказывать обиды своему новому союзнику. Святослав тогда пререкаться с новым великим князем не стал, но для себя решил впредь как можно дальше держаться от Юрия. И некоторое время это у него получалось. Он даже как-то незаметно сосватал, а затем и выдал замуж за полоцкого княжича Андрея дочь Анастасию.