— Стрельцы, вперед! — скомандовал князь Всеволод своим новго-родцам. И тут же из стоявших полков по заранее установленному ряду выступили лучники и щитоносцы, прикрывавшие их своими большими щитами.

— Что-то комонных у князя Юрия сегодня вроде бы меньше, — гля-дя из-под ладони на ростово-суздальские полки, скорее себе, чем своему князю, молвил воевода Петр. — То ли вчера, считая, ошибался, то ли Юрий конницу решил придержать… или еще какую хитрость приду-мал…

Тут к Святославу подъехал на соловом коне посадник Иванко, не дав своим появлением воеводе Петру полностью высказаться, а Свято-славу «переварить» в своей голове сказанное.

— Пора, князь! Чело уже тронулось.

Действительно центр новгородского воинства, возглавляемый лич-но князем Всеволодом, не дожидаясь, когда лучники завершат свое дело и возвратятся в боевые порядки, скорым шагом двинулся навстречу ростовцам, оглашая окрестности боевым кличем: «Новгород и святая София!». А навстречу же им с поля, все нарастая и нарастая в силе и мощи, неслось: «Ростов! Суздаль!».

Следом за передовым полком князя Всеволода тронулся и полк правой руки, ведомый тысяцким Петрилой.

— Раз пора, то пойдем! — взмахнул Святослав мечом, отдавая приказ своим дружинникам и приданным ему новгородцам к бою.

Новгородцы ринулись на ростовцев и смяли чело их рати. Дружине Святослава, поддержанной новгородскими конниками, удалось про-биться до вражеских знаменосцев и сразить их, опрокинув на снег стя-ги. Ростовцы дрогнули и стали пятиться. Казалось, еще мгновение, и ростовцы побегут, подставив новгородцам свои спины для ударов.

— Ломи! Вали! Наша берет! — орали новгородские ратники, крика-ми поднимая у себя боевой дух и пугая противника.

— Поднаддай! — вторили им их товарищи, заглушая стоны раненых и умирающих.

Но тут случилось то, что никто уже не ожидал: в спину новгород-ским полкам ударили конники ростовского воеводы Короба.

— Бей! Круши! — рубя мечами и топорами, поражая копьями и бу-лавами ошеломленных и растерявшихся новгородцев, кричали, раздирая рты в утробном крике ростовцы.

Новгородцы дрогнули и побежали, бросая оружие и срывая тяже-лые доспехи, забывая о своей удали и чести. Все! Полков новгородских больше не было, сгинули полки, осталось только обезумевшее стадо людей.

Только конники Святослава из черниговской дружины, да дружин-ники князя Всеволода из личной охраны, к которым прибились тысяц-кий Петрила и посадник Иванко, еще продолжали яростно сражаться в окружении врагов. Но вот пал посадник, с которым князь Святослав так и не успел как следует сведаться. Вскоре смертельно ранен в грудь вра-жеским копьем был и тысяцкий. Не выдержал прямого удара железного жала наконечника копья германский панцирь — гордость тысяцкого — подвел владельца.

— Князь, — обратился умирающий тысяцкий к князю Всеволоду Мстиславичу. — Останешься жив — позаботься о дочери моей… Видишь, совсем осиротела… Сживут ее со свету Иванковы родичи… Со свадьбы невзлюбили ее… Иванко был защитой, а теперь нет его… Позаботься… — И замолк уже навеки.

— Позаботимся, — за обоих отозвался с придыханием князь Свято-слав, сразив своим длинным мечом очередного ростовца или владимир-ца, необдуманно приблизившегося к потомку тмутараканских и черни-говских князей. Лицо его было потно и багрово от возбуждения боем и натуги. — Только сперва о себе позаботиться стоит, а то о других и за-ботиться будет некому. Ну, что, Мстиславич, прорвемся, или?..

— Прорвемся! — обливаясь соленым липким потом, норовившим попасть не только на потрескавшиеся от возбуждения губы, но и сле-пящим глаза, сквозь зубы отозвался новгородский князь, стегнув корот-кой плетью по крупу своего парившего, как весеннее поле перед вспаш-кой, коня. Да так, что тот взвился свечкой.

Собравшись в единый кулак, князья и оставшиеся с ними дружин-ники, не распыляясь на мелких стычках, ударили в одном направлении, метя на лесную дорогу, по которой еще вчера они двигались сюда. Так уж распорядилась судьба, что владимирцы и суздальцы в этом направ-лении были не столь густы, как в других, и остаткам новгородского во-инства с княжескими стягами и старшей дружиной удалось вырваться. Помог им и князь Юрий, приказавший, когда ему доложили о прорыве князей и небольшой группы новгородцев из окружения, не гнаться за ними и не преследовать: «Бог с ними, пусть уходят».

— Вот мы и поратоборствовали… — выбравшись на развилку дорог, ведущих на полночь — к Новгороду, и на полдень — к Чернигову, проща-ясь с новгородским князем, сказал с язвинкой в собственный адрес Свя-тослав. — Так поратоборствовали, что самому тошно… Не вспоминай лихом.

— И ты меня, — сконфуженно отвечал Всеволод, заранее предвидя выдвинутые против него взбалмошными и беспокойными новгородцами обвинения в неудаче похода.

Расставание было неприятным и тягостным для обоих, поэтому с ним не затягивали, сказав на прощание по паре ничего не значащих слов. И вот уже Святослав Ольгович с поредевшей дружиной и в помя-тых доспехах скачет легкой рысью, чтобы не палить коней, в далекий Чернигов. Путь-то не близкий предстоит, да и поражение тяжким гру-зом на плечах лежит, что тоже не способствует скорости и легкости движения.

«Вот то-то братья позлословят надо мной, — невесело размышлял Святослав Ольгович, двигаясь бок о бок с воеводой Петром Ильиным, как и он, уцелевшим в этой злополучной сече. Да и как было не позло-словить: пошел по чужие зипуны, да со своими портами едва цел ушел».

О предсмертном наказе новгородского тысяцкого Петрилы оказать заботу дочери его как-то не думалось, не до того было.

Однако Святослав, как часто такое случается, ошибался. Всеволод Ольгович, занятый своими делами, почти внимания не обратил на не-удачный поход брата вместе с новгородским князем. Да и другим брать-ям, Игорю и Глебу, особой докуки о нем не было. А тут вскоре из Нов-города посольство к князю Всеволоду пришло: просили новгородцы на свой стол Святослава. «Дюже храбр на рати он, — ссылаясь на свиде-тельства уцелевших в том походе ратников, наперебой говорили боро-дачи. — Нам такой надобен. Мы, новгородцы, сами народ такой, что па-лец в рот не клади — вмиг руку оттяпает, потому нам и князь подобный твоему брату надобен, удалой да боевой».

— А князь Всеволод Мстиславич? — поинтересовался Всеволод, хитро прищурив левое око. — Он-то как?..

— А что Мстиславич? — тут же отозвался старший из посольства, дебелый муж с окладистой бородой, бывший сотский Плотницкого кон-ца, а теперь тысяцкий Ставр Кадка. — Под стражей со всей семьей сидит, решения веча нашего ждет. Пять обвинений ему предъявляется.

— И что это за обвинения? — поинтересовался Всеволод словно не-нароком, оставаясь внешне невозмутимым, хотя на самом деле его по-коробило известие о поведении новгородцев по отношению к собствен-ному князю: такого еще никогда не бывало на святой Руси. Чувств сво-их он не выдал, только желваки на скулах чуть резче обозначились да нервно заходили туда-сюда.

— Да разное… — вразнобой отозвались послы, не желая оглашать подробности.

— А все же? — проявил твердость и настойчивость черниговский князь. Даже его черные глаза, перестав маслянеть благожелательностью и радушием, сузились в жесткие прорези.

Послы переглянулись. По-видимому, их взоры выражали общее согласие, так как старший посольства, тысяцкий Ставр, при одобри-тельном молчании остальных стал перечислять вины бывшего новго-родского князя.

— Перво-наперво, — загнул указательным перстом десницы мизинец на левой руке Ставр, — вече решило, что он не любит простого люда, а почитает одних нарочитых…

— Гм-м-м! — хмыкнул Всеволод, однако из этого хмыканья нельзя было понять, осуждает или одобряет он такое решение веча.

— Во-вторых, — перечислял новгородец, — хотел, обругав Новгород, княжить в Переяславле…

— Откуда ведомо?

— Ведомо, — не вдаваясь в подробности, коротко отозвался Ставр. И продолжил: — Пойдя на суздальцев и не бившись крепко, прежде других с сечи ушел.