В самом начале пути! — об этом было заявлено со всей определенностью. Но… не зря говорят, что утопающий хватается и за соломинку: на мое имя пришло более пятидесяти писем с мольбой об исцелении. Если раньше я оказался в роли злого гения, то теперь, столь же необоснованно, стал добрым гением. Если раньше от меня требовали прекратить исследование, то теперь умоляли его начать. А я и на сей раз был бессилен…

Послесловие к главе.

Я уже признался, что вопреки литературным канонам книга навязывает мне соавторство. Более того, она уже водит моим пером (простите, нажимает на компьютерные клавиши). Это по ее воле следующая глава: «И слепые прозреют» будет написана наново, и в ней пойдет речь о том, чему я был соучастником в семидесятые годы. Надеюсь на читательское прощение…

Итак, растолкав локтями соседок, в повествование вклинилась глава, которую я вначале не разглядел через мой «магический кристалл». И даже не глава, а два «сиамских близнеца», в чем читателю предстоит убедиться.

Дело происходило так. В семидесятых годах, когда я заведовал кафедрой радиотехнических устройств в милом моему сердцу Омском политехническом институте, ко мне подошел щуплый низкорослый юноша, представился студентом Томского института радиоэлектроники, направленным для преддипломной практики на один из Омских заводов, и сказал, что хотел бы поступить ко мне в аспирантуру.

В те давние, столь благополучные для науки времена (взгляд из двадцать первого века!) у меня было одновременно до шести аспирантов и еще, как в хорошей футбольной команде, «скамейка запасных». Иначе говоря, в отличие от наших дней, я не был заинтересован в новых претендентах на высокое звание аспиранта. Но, тем не менее, задал «дежурный» вопрос:

— А тема у Вас есть?

Скажу по секрету, что без малого тридцати своим аспирантам тему предложил я. Но, к моему удивлению, новичок ответил:

— Да.

— И какая же?

— Искусственное зрение.

Вероятно, я бы оторопел, но у меня уже был прецедент, когда преподаватель Сибирского автодорожного института попросил оппонировать его докторскую диссертацию «Динамика землеройных машин».

На мое возражение, что, будучи радиоинженером, я никогда не имел дела с землеройными машинами, доцент попросил хотя бы перелистать диссертацию. Я с изумлением углядел параллель со своей специальностью: аналогичные интегро-дифференциальные уравнения, представление землеройной машины как автоколебательной системы и тому подобное.

Пришлось убеждать собеседника: если в Высшей аттестационной комиссии обнаружат (а это произойдет обязательно!), что оппонент «совсем из другой оперы», диссертацию провалят с оглушительным треском…

Что же я должен был ответить юноше, который задался благородной целью осчастливить незрячих? Сказать: мол, я — не я, и тема не моя…

Но что-то удержало меня от резонного, на первый взгляд, ответа. Я предложил юноше написать реферат по теме, составить литературный указатель, а уж потом продолжить разговор.

Прошло около года, я забыл о странном посетителе, но он напомнил о себе. И когда я, волей-неволей, познакомился с толстой пачкой машинописных листов, то понял: передо мной не беспочвенный мечтатель, а человек с задатками ученого.

Я впервые узнал, что, например, женщине, потерявшей зрение в результате глаукомы, вживили под кожу головы восемьдесят миниатюрных катушек индуктивности, соединенных микроэлектродами со зрительным полем коры головного мозга. И женщина, под воздействием наводимых электрических потенциалов, «видела» световые точки, слагавшиеся в ту или иную простую фигуру.

Я узнал также, что, по мнению специалистов, вживление шестисот микроэлектродов позволит слепому различать образы и даже читать книги для зрячих…

И вот Александр Ильич Одинец стал моим аспирантам. Конечно же, памятуя «землеройные машины», я сознательно «приземлил» тему. Диссертация была названа: «Исследование зрительных рецепторов промышленных роботов».

Защита прошла успешно, однако тема, даже в «приземленном» виде, вызвала в Высшей диссертационной комиссии неприятие. После двух с половиной лет проволочки работу направили на повторную защиту в специализированный совет по технической кибернетике. И там защита прошла блестяще. Вскоре Одинец стал кандидатом наук.

А что же дальше? Да ничего! Кому была важна в семидесятые годы ХХ века судьба горстки (в сравнении со всем человечеством) слепых? Для полномасштабного решения этой проблемы и впрямь нужны многие миллиарды!

Но вот вам случай попроще и куда как дешевле.

В 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе экспонировался протез руки с биоэлектрическим управлением, созданный в Центральном научно-исследовательском институте протезирования и протезостроения, Институте машиноведения и Институте прикладной математики АН СССР (как тут не вспомнить подленькую фразу: «Россия — родина слонов»!). Изобретение наших соотечественников было подхвачено в ряде стран.

Раньше протезы были косметическими, восполняли пустоту рукава, теперь же «научились» воспроизводить некоторые утраченные в результате инвалидности функции «живой» руки.

А какое отношение имею к этому я — не изобретатель и не создатель биоэлектрического протеза?

В шестидесятых-семидесятых годах в ряде городов нашей страны, в том числе и в Омске, появились сборочные предприятия, куда из Москвы посылали комплекты протезов. При каждом таком предприятии был небольшой стационар, в котором инвалидов обучали «владению» искусственной рукой — ее сгибанию в локтевом суставе, сгибанию пальцев кисти по мысленной, причем не формулируемой специально команде (ведь мы не приказываем руке: возьми карандаш или, к примеру, стул — она как бы предвосхищает наше желание!).

Специалистов не хватало, и главный инженер Омского протезного предприятия обратился ко мне с просьбой прислать ему в помощь толкового студента. Я выбрал Александра Александровича Зубарева. Он оказался настолько полезным сотрудником, что и дипломный проект, и кандидатскую диссертацию посвятил биоэлектрическим протезам. Среди придуманных им новшеств была «ротация кисти» — вращение ее влево-вправо.

В те годы я был научным комментатором нескольких газет и вел на Омском телевидении регулярные передачи из цикла «Этюды о чудесах науки». И вот представьте такую картину. На столе, в специальном креплении (благо Зубарев не инвалид!), — «искусственная рука». От нее тянутся провода к электродам, наложенным на предплечье Александра Александровича. Вот он сгибает руку, и протез повторяет ее движение. Сжаты в кулак пальцы — то же делает протез. Вращение кисти, и рука «каменного гостя», на которую так и просятся рыцарские перчатки, послушно исполняет «фуэтэ».

Жуткое это было зрелище, поверьте мне!

Но какое облегчение для инвалида: можно нести чемодан, держаться за поручень троллейбуса. Аккумулятор, вмонтированный в протез, расходует энергию только в «динамике» — во время движения, а в «статике» не разряжается. И хватает его до подзарядки на весь день.

Здорово? Ой ли…

Все это было еще до Афганистана. А потом, когда нужда в биопротезах резко возросла, вдруг исчезли предприятия и стационары…

Послесловие к главе.

Наступил «миллениум». Какое же бешенство я испытал, когда в одной их телевизионных передач слащавый голос с интонациями нищего, благодарящего за подачку, возвестил, что добрые американские дяди передали в подарок нескольким нашим инвалидам-афганцем изобретенные (конечно же, в США!) биоэлектрические протезы.

Воистину Россия — «родина слонов» и останется ею до тех пор, пока мы не научимся ценить гений своего народа, наш собственный гений!