Насилу оторвав взгляд от этого арсенала, Максимов вспомнил, зачем пришел, и извлек из сумки пакет.

Когда упаковка была вскрыта, взгляду предстал тускло поблескивающий короткий меч. Широкое гладкое лезвие без привычного дола – выемки, идущей вдоль клинка – было сантиметров шестидесяти в длину. Венчала меч крестовидная гарда с огромным синим камнем.

– Знаете, что это за вещь? – сказал Иванишин после минутного молчания. – Перед вами помпейский гладиус, по-русски, гладий… римский меч. Прародитель всех мечей…

– А можно подробней?

– Вообще, мечи существовали и до гладиев. У скифов, у сарматов. Римляне приняли через воинов-ауксилариев придуманную кельтами и германцами спату – она вскоре стала оружием конницы. А гладием сражались пешие воины. Часто мечи освящали на ратные подвиги, им приписывались магические свойства.

Профессор увлекся. Рассказал о многозонной закалке, и о том, как путем многократного складывания и проковки, получают сталь в сотни тысяч слоев; о том, как римляне поставили на поток, своего рода, конвейер, производство легионерских мечей.

– Фабричный меч изготовлялся за два-три дня. А штучный, вещь дорогая, оружие аристократа, – подытожил профессор. – На хороший клинок уходило два-три месяца.

– А этот меч конвейерный?

– Этот экземпляр штучный. Обратите внимание на тщательность изготовления. Гляньте, спуски. Обычно они слегка выпуклые, а здесь идеально плоские. Причем, не сточенные, а выкованные. Такой меч не застрянет в щите.

– А он старый?

– Не хотелось бы вас расстраивать, но это маловероятно. Скорее всего, более поздняя реплика. Последние гладиусы датируются пятым веком. Вот посмотрите, видите узор?

Иванишин включил настольную лампу и стал слегка поворачивать меч в ее свете. Явственно проступили бегущие по поверхности клинка разводы, похожие на узоры, которые мороз в холодный день рисует на оконном стекле.

– Узорчатая сталь, больше известная под названием «дамасская». Это, так сказать, нестыковка номер один. Дело в том, что такую протравку научились делать…, не ошибусь, если скажу, через тысячу лет после того, как с конвейера сошел последний гладий. Кроме того, этот меч в идеальном состоянии. Сами понимаете, тысячелетний так не выглядит.

Он с сочувствием посмотрел на расстроенного гостя, ожидания которого не сумел оправдать. Потом утешил:

– Не огорчайтесь, по крайней мере, в нашей стране, гладия в таком состоянии никому никогда не доводилось находить. Далековато мы проживаем, если можно так выразиться, от месторождений гладиев. Пожалуй, и в мире, что-то не припоминаю…

– Жаль… Я, кстати, сам имею некоторое отношение к оружию, фехтовал когда-то.

– Понимаю… Но, извините… это такое же отношение, какое имеет водитель автомобиля к его изготовлению.

Он порылся в ящике письменного стола и, достав лупу в латунной оправе, стал скрупулезно разглядывать клинок. Положил меч на указательный палец, подвигал, находя точку равновесия.

– Смотрите, тяжелое навершие смещает центр тяжести к ладони. Есть даже специальный термин для такого оружия… разворотистое. Его поражающий удар – колющий. К тому же меч легкий, меньше килограмма. Новоделы в два раза тяжелей – всё, на стенке висеть. А в бою каждый грамм важен.

– И все же, вы уверены, что это реплика?

– Даже не знаю, что и сказать. Если не принимать во внимание, что такая сталь принципиально не могла быть изготовлена в античный период. Знаете, сталь тогда была, честно говоря, дерьмовая. Но в остальном не нахожу никаких признаков подделки. Смотрите, вот, видите…, клеймо мастера. А вокруг клейма буквы.

Максимов всмотрелся в надпись. На гарде по-гречески было начертано слово «ΑΛΒΕΡΙΣ».

– Это что-то означает?

– Буквально – Альберис. Так называли Эльбрус племена в Киликии… – Он почесал затылок. – Кому понадобилась такая мистификация?

Похоже, сомнение боролось в нем с верой в чудо, что порой не чуждо и профессорам. Поколебавшись, он спросил:

– Можете оставить свою игрушку на несколько дней?

– Боюсь, сейчас нет, – неуверенно произнес Максимов, но вдруг решившись на что-то, сказал: – А, что, если я всё же оставлю его?

– Прекрасно! – обрадовался Иванишин. – Тут нужна соответствующая экспертиза. Попробуем. Между нами, атрибуция оружия является моей второй профессией. Нынче ведь богатые люди хотят знать, во что вкладывают деньги, – усмехнулся он.

– А этим мечом можно сражаться? – спросил Максимов, вставая, чтобы распрощаться.

– Можно, конечно. Рабочий меч.

– И убить человека?

– Можете не сомневаться, – ответил профессор, с интересом взглянув на собеседника. – Надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться им в подобных целях.

– Не беспокойтесь, в наши дни для этого существует немало более действенных способов, – ответил Максимов.

Покинув стены института, он еще долго размышлял о судьбах науки, поражаясь многогранности человеческой предприимчивости. Если бы вчера ему кто-нибудь сказал, что можно делать бизнес на «истории», он поднял бы на смех такого чудака.

Еще через день позвонил профессор.

– Прошу простить за излишнюю самоуверенность, Александр, – начал он, – но, поверьте, если бы вы занимались моей наукой, вы бы точно также…

– Слушаю вас, – перебил заинтригованный Максимов.

– В общем так… Лабораторное исследование металла показало, что он в последний раз был в расплавленном состоянии около двух тысяч лет назад. Не исключено, что ваш гладий датируется первым веком нашей эры.

– Не исключено?! Это же очевидно!

– Не горячитесь. В науке так быстро открытия не делаются. Надо еще долго все проверять, сопоставлять… Но это не все. Есть кое-что еще более невероятное. Материал клинка – это молибден-ванадиевая лигатура.

– Если не ошибаюсь, это прочнейший сплав?

– Не ошибаетесь. Более того – это прочнейший современный сплав. Можете забирать свой экспонат.

Дома он еще раз развернул пакет. Меч лежал перед ним на столе. С виду – простая вещица. Такие, даже красивее, можно купить в сувенирных лавках. Но если взять в руку, все чудесным образом изменится – словно облачился в любимый костюм, который носишь не первый год. Он притерся к тебе, а ты к нему; нигде не тянет, не поджимает, сидит, как собственная кожа. Именно такое чувство посетило Максимова. Ему даже показалось, что когда-то, очень давно, его рука уже сжимала эту рукоять, обмотанную подсохшей бычьей кожей. Он долго вглядывался в клинок. Мерцающие блики успокаивали, и камень на навершии радостно просветлел…

…День был солнечным и прохладным. В это время года ночами в горах нередок мороз. Пожухлая трава никак не могла смириться с приближением зимы и, оттаяв под солнечными лучами, весело зеленела на южном склоне, а в тени елей была покрыта серебристым инеем и напоминала бороду старца, расстеленную по склону. Солнце проваливалось за вершину, одетую в белоснежную шапку, и в струях его прощальных лучей ветер закручивал немые радужные вихри снежной пыли.

Потрясенный этим великолепием он не сразу заметил, как по направлению к нему по склону поднимается седой, как лунь, старик.

«Тебе нравится в горах?» – подойдя, спросил старик вместо приветствия.

Александр не удивился его внезапному появлению, потому что понимал, что все это происходит во сне.

«Да», – ответил он так как действительно был поражен красотой горного пейзажа.

«Скоро придет ночь, и ты увидишь Луну и звезды… Они в горах не мигают. Знаешь, откуда взялись звезды?»

«Я не уверен», – ответил он на всякий случай, потому что понимал, что научные представления о происхождении звезд здесь неуместны.

Старик улыбнулся немного снисходительно, но совсем необидно.

«Рассказывают, однажды великан Айтибарис взял в руки огромный молот и вдребезги разбил кусочек Луны, и мельчайшие серебряные осколки рассыпались по небосводу. С тех пор по ночам они и сияют над миром, безмолвные и холодные. Блеск звезд так слаб, что даже если собрать их вместе, он будет не в силах соперничать с крошечной лампадой у жертвенника. Но сила их немыслимо велика, ибо лампаду легко погасить, для этого достаточно дыхания младенца, но никому еще не удавалось погасить ни одну звезду. Если пойти по Великой Молочной Дороге, то можно дойти и дотронуться до них. Это совсем не страшно, потому что они холодные, как лед на плечах могучего Айтибариса… – Старик вздохнул. – Но я пришел не за тем».