Раздалось негромкое позвякивание, судя по выражению лица Эльазара, чрезвычайно приятное для его слуха, и он с поклоном принял награду. От Агриппы не укрылось, как опытная рука прикинула вес, и, судя по всему, хозяин руки остался доволен. Но разговор на этом не закончился.

– Осмелюсь напомнить о своей просьбе, светлейший Агриппа. Удастся ли помочь с гражданством? – голос купца стал дребезжаще-просительным.

– Ах, это? – выдавил неохотно Агриппа. – Тебе же известно, что вопрос о римском гражданстве решается не только заступничеством. К тому же, сейчас для восточных провинций существуют ограничения. И не забывай о цензе. Однако, уверен, проблем с нужной суммой у тебя не будет.

– Будет нелегко, но думаю, найду деньги. – В глазах Эльазара запрыгали хитрые искорки. – Пусть светлейший Агриппа не сомневается, Эльазар не забудет его услуги.

– Постараюсь помочь. Но скажи, Эльазар, почему тебе недостаточно латинского гражданства? Не дает покоя тога римлянина? Прости, ты уже не так молод.

– У меня есть дети. И потом, мой господин еще слишком юн. А я знавал его благородного батюшку, да прославится его имя. Еще он, доброй памяти, обещал мне помощь в этом деле. Жаль не успел.

В очередной раз при упоминании об отце Агриппа помрачнел. Он резко поднялся, кивнул нубийцу, ожидавшему у входа в лавку и, распрощавшись с собеседником, торопливо вышел из портика. Нубиец с ларцом в руках юркнул следом.

Дождавшись, пока тога Агриппы, окончательно не затеряется в неугомонной толпе, Эльазар возвратился в лавку. Рядом с ним тотчас же возник хозяин лавки.

– Попомни мои слова, Захария, – сказал ему купец. – Империя обречена. Но произойдет ее крушение не скоро. Однако, если они сами создали систему, которая дает умному человеку возможность заработать, почему бы этим не воспользоваться? А умные люди всегда найдутся, так ведь?

Он вздохнул, отсчитал лавочнику несколько монет и покинул прохладные стены.

Как только купец вышел, Захария поспешил в заднюю комнату, намереваясь схоронить в заветном сундучке заработанную скорее за молчание, чем за обслуживание, щедрую плату. И тут до него донеслись громкие голоса. Выйдя на шум, он обнаружил в лавке не менее полудюжины преторианцев. В нос ударил запах нагретого металла и солдатского пота. Лавочник окаменел, уставившись на командира патруля, занятого тем, что он стискивал могучей ручищей горло его мальчишки-раба. Завидев Захарию, преторианец ослабил хватку, выпустив неинтересного ему больше мальчишку.

– А! Вот и лавочник! – вскричал он. – Говори, кто только что был у тебя?

– Не понимаю, о чем ты, светлейший?.. – только и сумел выдавить из себя изумленный Захария.

– Понятно! Хочешь, чтобы тебя скормили императорским тиграм…

– Погоди, господин! Если ты имеешь в виду того купца, не помню, из Галилеи, или из Сирии… Так я не знаю его.

– Вздумал дурачить меня, мошенник?! – не унимался преторианец.

– Клянусь, добрый господин, – взмолился Захария. – Хочешь, дам денег?

В его вопросе промелькнула надежда на то, что речь идет лишь о рядовых поборах, хотя этом месяце он уже платил. Он даже сделал движение, собираясь немедленно вознаградить доблестного воина за великодушие.

– Хм… Об этом мы еще успеем поговорить, старый плут, – пообещал тот, вроде бы смягчившись.

Несмотря на напускное безразличие в голосе преторианца, Захария смекнул, что, жадность пересиливает чувство долга, и тот не упустит случая погреть руки. Тем временем командир поманил рукой невзрачного человечка, до сего времени скрывающегося за широкими спинами солдат, и, прищурившись, сказал уже спокойней:

– А вот этот человек утверждает, что здесь был еще один.

– Ах, тот! Да, был еще один богатый господин. Но я не придал этому значения. Но он мне тоже незнаком!

– Хорошо, пусть будет так… – Голос солдата стал вкрадчивым. – Тогда посмотрим, как ты служишь своему цезарю. Скажи мне, но только правду! О чем они говорили?

– Я бы с превеликой радостью, но не в моих правилах подслушивать, и вообще совать нос в чужие дела, – гордо ответил Захария и тут же поймал на себе гневный взгляд.

– Я тотчас же прикажу отрезать твои старые заросшие мхом бесполезные уши, раз они все равно ничего не слышат, – чеканно расставляя слова, проговорил преторианец. – И заставлю тебя сожрать их без соли! А заодно и твой паршивый нос, червь! Где это видано, чтобы человек с таким длинным носом не совал его в чужие дела?

Солдаты загоготали, словно стая рассерженных гусей. Захария же, поняв, что слегка заврался, предпочел сознаться в грехе.

– Ну, кое-что я все же расслышал…, совершенно случайно! – торопясь и запинаясь, начал он. – Иногда они повышали голос, и до меня доносились некоторые слова. Они говорили, дескать в этом году нет управы на морских разбойников. И еще, что наш государь…, да прославят боги его подвиги! …снарядит флот, дабы расправиться с пиратами. Ну и, конечно, о предстоящих играх…

Видя, что его не перебивают, Захария осмелел и все уверенней продолжал нести чепуху. Командир вначале внимательно вслушивался в сбивчивый рассказ, но, в конце концов, ему надоело. Он поморщился, прервал поток красноречия зарвавшегося лавочника небрежно поднятой рукой и устало промолвил:

– Довольно, довольно молоть вздор! – и будничным тоном пообещал: – Просто, если лжешь, ты умрешь. А теперь скажи, передавали ли они что-либо друг другу?

– Как же, помню. Купец передал тому, другому, штуку отменного полотна. Я, господин, никогда не видел такой. Посмотри вокруг. Видишь, какие ткани в моей лавке? Старый Захария понимает толк в этих делах…

– Короче, старик! Зачем он передал ему ткань?

– И это я расслышал…, случайно. Он намеревается производить такое полотно здесь, в метрополии, и ему, дескать, необходимо содействие в этом начинании и…, и ссуда.

– Что было дальше?

– А дальше… дальше ничего, мой господин, – с наивным видом развел руки Захария. – Они пили вино и ели фрукты. Вот видишь, они все еще на столе.

Захария отступил на шаг, и извлек из-за стоявшей в углу корзины с пряностями предусмотрительно заготовленный для таких исключительных случаев мешочек и без лишних церемоний сунул командиру. Тот небрежно принял мзду и мешочек исчез под начищенными пластинами его лорики.

– Я проверю твои слова, лавочник, и, если солгал, берегись!

Он было развернулся, намереваясь уйти, но что-то остановило его.

– Надеюсь, ты заплатил иудейский налог, лавочник? – спросил он наигранно строго.

– Как господин может сомневаться?! – также с показным возмущением воскликнул старик. – На то есть записи…

Но солдат, видимо, удовлетворившись ответом, остановил его жестом и подал знак своим воинам. Отряд, демонстрируя отменную выучку, мгновенно вытек из лавки.

Захария вышел на порог и стал задумчиво глядеть им вслед. Он уже не казался таким жалким, как минуту назад. Спина распрямилась, голова гордо поднялась. Он вернулся в лавку, написал что-то стилусом на восковой дощечке. Жестом подозвал мальчишку-раба и что-то шепнул ему на ухо. Мальчик понимающе кивнул и поспешно выбежал.

Часом позже во дворце на Палатинском холме тайный советник, начальник секретной службы, он же доверенное лицо императора Домициана, держал доклад:

– Не соизволь гневаться, государь, – избегая взгляда своего господина, говорил он, – сегодня не могу порадовать тебя хорошими новостями. Мы идем по следу заговорщиков и вот-вот настигнем их. Но они хитры, изворотливы и, думаю, располагают, немалыми средствами.

– Луций, мне не нужны твои объяснения, мне нужны их головы. Слышишь?! Немедленно! – капризно воскликнул император. – Мне приснилось, что меня зарежут, как барана. Я даже рассмотрел меч. Он торчал в моем горле. Навершие его украшал огромный синий сапфир…

Он умолк, угрюмо уставившись перед собой. Неожиданно лицо его просветлело, и он проронил, гордо задрав безвольный подбородок:

– Обожаю сапфиры.

– Тебе надобно отдохнуть, государь.