Бросив тест в раковину, я вернулась в комнату и легла на кровать. Рельефные ангелочки на потолке балдахина задорно подмигивали мне, словно намекая на что-то. Ну еще бы, маленькие гадины, кто бы сомневался. Я в курсе, откуда берутся дети. И, знаете ли, это довольно приятный процесс.

Вспомнилось, как я пробиралась к Тони в самый первый раз и подумала: а вдруг «это» произойдет. Ну вот, «это» и произошло. Только тогда на меня снизошло эдакое космическое спокойствие: если так, то и хорошо. Но сейчас я в этом была совсем не уверена.

А еще вспомнился сон, в котором наш с Тони ребенок вдруг превратился в мертвую куклу. И гудроновый шар тревоги. Я представила себе его, подумала о крохотной запятой в своем животе — и шар лопнул, разлетевшись густыми маслянистыми брызгами. И то, что мы с Тони сделали — или должны были сделать…

Я села и тряхнула головой, отгоняя отвратительные мысли.

Говорить Тони или нет? У меня еще восемь дней, чтобы принять решение. Нет, семь с половиной. А пока надо выйти и выбросить тест в садовый бак для мусора. Не хватало только, чтобы Энни заметила его завтра, когда придет делать уборку.

Собрав все улики, я выглянула в коридор. Тихо. Даже Эшли не вопила. Питер с Люськой сразу после ланча собирались в деревню. Наверняка уже уехали. Прокравшись коридорами, я через веранду вышла в сад, закопала коробочку вглубь мусорного бака и вернулась обратно.

В холле мне вдруг стало тяжело дышать, закружилась голова. Здравствуйте, радости беременности, подумала я, почти падая в кресло.

Это было мое любимое — потайное! — кресло. Оно стояло в затененной нише, и сидящего не было видно ни от лестницы, ни от входной двери. Зато он видел всех. Обычно я устраивалась в нем вычесывать одну из корги. Как будто в шапке-невидимке. Вот и сейчас, словно по волшебству, появилась Фокси и растянулась передо мной, улыбаясь во всю пасть, но мне было не до нее. Не дождавшись приятной процедуры, собака задремала.

Я хотела уже встать и пойти к себе, но вдруг услышала шаги и голоса. Омерзительный визгливый фальцет Эшли, ни с кем не спутать. Да и походка — как у бравого фельдфебеля, который вколачивает в плац каблуки сапог. Нет уж, пусть пройдет, не хочу ее видеть. Никого не хочу видеть.

Эшли появилась из коридора, а вместе с ней… Тони — как, уже вернулся? Они шли и мило беседовали. Точнее, откровенно флиртовали. У самой лестницы Эшли споткнулась, Тони подхватил ее за талию и почти прижал к себе.

— Да ты опасный мужчина, Тони Каттнер, — проверещала Эшли, даже не пытаясь отстраниться.

— Не опаснее, чем ты, Эшли О’Киф.

Твою мать, мне что, это снится?! Тони и Эшли?! Именно сегодня? Именно сейчас? Нет, я действительно победитель по жизни. Любимица, твою мать, фортуны. Сижу и думаю, говорить ли ему, что у нас будет ребенок, и вот здравствуйте вам через окно.

Фокси шевельнулась. «Лежи!» — мысленно приказала я, и она уронила голову обратно на ковер.

Интересно, что будет дальше? Страстный поцелуй?

Однако вместо этого из другого коридора внезапно вышли Энни и Салли. Тони и Эшли отскочили друг друга.

— Добрый день, — синхронно хихикнули горничные.

Не ответив, Эшли начала подниматься по лестнице. Тони повернулся и вышел через дверь в хозяйственный двор. Энни и Салли продолжали хихикать.

— Нет, ну а что, — давясь от смеха, тихо сказала Энни. — Он классный самец. Трахается, как бог. И задница у него что надо.

Так, Дорогое Мироздание, давай отмотаем этот кусок назад, а? Я ничего не слышала. Пусть Тони поцелуется с Эшли, и на этом все кончится. В конце концов, я тоже не так давно целовалась с Джонсоном. Ничего не случилось Ничего ужасного. Ничего фатального.

— Вот только предохраняться в его возрасте уже пора бы научиться, — вздохнув, продолжила Энни. — Почему эти козлы думают, что предохранение — женская забота?

— Не хотела бы я от него залететь, — задумчиво сказала Салли. — Он же джентльмен. Узнает — обязательно женится. А ты потом мучайся с человеком, который живет с тобой только из чувства долга.

Они засмеялись и скрылись на лестнице, ведущей в подвал.

Фокси подняла голову и с недоумением посмотрела на меня: это что еще за вселенский потоп? Я впилась ногтями в ладони — как в тот самый первый вечер, когда мы стояли на лестнице гаража.

Вот и все, Светочка. Вот и все… И не надо решать мировую проблему. Никакой мистики — все тупо и банально. И дело даже не столько в том, что он трахнул Энни и она залетела («Скомпрометирую Энни, и мы от нее избавимся»!). И не в том, что в ближайшей перспективе трахнет эту рыжую козу Эшли. Может быть, прямо в тот же день, как я уеду. Как ты там говорил, Питер? Тони тяжело заводит и разрывает отношения? Смешно, честное слово. Дело в том, что, если я ему скажу о ребенке, он, разумеется, на мне женится. Тут ты совершенно права, Салли. Только зачем мне это, если он меня не любит?

Поэтому я ничего ему не скажу. И никому не скажу. И прости, Люська, но больше я к тебе никогда не приеду. Скорее всего, мы вообще больше не увидимся. Конечно, ты мне всегда была как сестра, и мне тебя будет очень не хватать, но… Так будет лучше для всех. И да, Люська, ты не зря была против наших отношений. И не зря сомневалась, что у нас что-то выйдет.

Я встала, и у меня снова все поплыло перед глазами. Переждав приступ головокружения, я потихоньку поднялась к себе и легла. И тут меня словно током ударило. Я поняла, когда и как все произошло.

Парило с самого утра. Накануне вечером Тони встречался в Стэмфорде с братом и вернулся поздно, поэтому я осталась спать у себя. Разбудили меня вопли стрижей и ласточек, которые ловили мух у самой земли.

— Обещали грозу, — сказал Питер за завтраком. — Сильную. Люси плохо себя чувствует. Лежит.

Я зашла к ней. Пожаловавшись слабым голосом на духоту, Люська завила, что вообще не собирается вставать. Намеченная поездка верхом накрылась медным тазом. Я все-таки прокатилась сама — Джерри уже не боялся отпускать меня одну, но даже лошадь сходила с ума от приближавшегося ненастья и капризничала так, что мне пришлось очень скоро вернуться.

К ланчу стало еще хуже. Питера подбила мигрень. Он принял лекарство и отправился составить компанию Люське. Я вышла в сад, но и там был кошмар. Корги, не шевелясь, лежали под кустами, как две рыжие тряпочки. В густом неподвижном воздухе стояла зловещая тишина, и только кузнечики вопили, словно приговоренные к смертной казни. Трава и цветы пахли так тяжело, что у меня тоже заболела голова. Даже на веранде, в тени сирени было мучительно душно.

Какая гроза, подумала я, на небе ни облачка. Ни единого долбанного облачка. Если только к ночи?

В доме от каменных стен было чуть прохладнее. Люська говорила, что у них в планах поставить сплит-системы хотя бы в часть комнат, но когда это еще будет? Вентилятор гонял взад-вперед горячий влажный воздух и нисколько не помогал.

Я стояла в комнате у окна и смотрела в сад. Меня трепало жесточайшее дежавю. Наверно, самое сильное за последнее время. Это все уже было. Этот душный августовский день, неподвижный воздух, запах цветов, корги под кустами, орущие кузнечики. Я даже знала, что будет потом: придет Тони, начнется гроза, и мы займемся любовью…

Но было что-то еще. Гроза почти пять веков назад, в жизни Маргарет — была ли она на самом деле? Именно тогда она впервые узнала, какое наслаждение может дать близость с любимым мужчиной. Но сейчас мне казалось, что в тот день я вспоминала именно эту грозу. Которая еще только должна была начаться сегодня. Хотя это было невозможно. И что-то еще произошло перед грозой… Если бы вспомнить…

Скрипнула дверь. Я обернулась — и тут же оказалась в объятьях Тони.

— Все попрятались кто куда, — сказал он. — Я подумал, что ты у себя. Скоро гроза начнется.

Я хотела возразить и тут заметила, что небо за окном, только что пронзительно голубое, приняло серый оттенок, а на горизонте начало наливаться чернильнолиловым. Тучи собирались буквально на глазах. Солнце исчезло, и только тонкие лучи пробивались сквозь плотную массу, похожую на черничный пудинг.