— Я тебя не понимаю, — искусно выгнутая дугой бровь, жест пренебрежительного недоумения, вырабатываемый поколениями и такой бесполезный сейчас для Драко, у которого внутри всё заныло.
— Он остался практически один на один со своими демонами. Рассказать о твоём судебном процессе, может, и нельзя, но все видят, что Гарри считает его предателем. Народные любимцы всегда правы, Малфой, а Рон, пусть и герой, любим никогда не был, — Драко слушал её, будто забыв, как дышать, а она не прекращала хлестать по нему словами. — Рон сам верит Гарри. Ему невыносимо быть дома, но он и не может просто быть в толпе людей. Поэтому он напивается, окруженый изгоями, уже несколько дней подряд. — Горечь маской застыла на лице его собеседницы, и Драко боялся позволить себе перенять это выражение. Ему нет дела до Уизли, мир таков, что никто никому ничего не должен, и вообще…
— Но ведь есть ты, ты осталась рядом, — вдруг выпалил он вопреки ходу своих мыслей.
— Рон не позволит мне. Он отталкивает меня, как только может, к тому же… Я люблю Гарри, Малфой, я люблю его больше жизни, если ты вообще можешь такое понять. Мне неприятно, что он воспринимает мир только в чёрно-белом цвете, но такой уж он есть, и ему сейчас больно, а значит, я должна быть рядом.
— То есть как?.. — Драко сначала растерялся, а потом разозлился окончательно. — Ты пришла с такой бравадой, пытаясь вызвать во мне жалость, или благодарность, или Мерлину одному известно, что ещё, говорила о высоком, в то время как вот так вот ты выражаешь свои сестринские чувства? Ну да, он чудовищно ошибся, совершил что-то страшное в порыве чувств не к тому человеку, но ведь это не повод… Или в этом всё и дело, а? — голос парня был на грани крика. — Вы, благородные гриффиндорцы, готовы линчевать того, кто рисковал ради вас жизнью, просто потому, что у него дурной, по вашему мнению, вкус?
— Мне самой неприятно об этом вспоминать, но ради всего святого, Малфой, он же убил человека! И сколько ещё их — нас — пострадало, когда он открыл доступ к школе твоим приспешникам?
— И что? И что?! — Драко, казалось, забыл самое себя от гнева. — Дамблдор бы все равно умер, все мои, как ты выразилась, приспешники уже давно убиты или приговорены к Поцелую, считай, всё равно, что мертвы, а твой брат, он — живой! Живой, понимаешь? И ему тоже может быть больно, даже если он не святой Поттер! — Он остановил себя, словно споткнувшись о свои слова, тяжело дыша и стараясь успокоиться.
— Малфой, я…
— Вот не надо! — тут же перебили Джинни, но тон уже был холодный, свистящий. — Знаешь, что я думаю, Уизли? Может, и хорошо, что он остался без всех вас. Может, один он гораздо лучшая для себя компания, чем все вы вместе взятые. Может, и хорошо, что ты мне обо всём рассказала, потому что хотя бы кто-то сможет оценить Рыжего по достоинству. А теперь — вон! И котелок свой забери!
Джинни не нужно было повторять дважды, и уже менее, чем через минуту, за её спиной мягко захлопнулась дверь.
Драко был слишком занят молчаливым распинанием себя за «оценить Рыжего по достоинству», чтобы заметить, что девушка уходила с улыбкой, змейкой то и дело проскальзывающей у неё на губах.
***
Лютный переулок никогда не входил в число облюбованных Драко мест, но сейчас ему хотелось тут быть меньше всего на свете: во-первых потому, что оно стало ещё неуютнее, чем раньше, с полуразрушенными заведениями зияющими своей пустотой; а во-вторых потому, что тут стало опаснее, чем когда бы то ни было — аврорские рейды в поисках «нежелательных элементов» совершались через день, в то время как эти самые «элементы» всё равно стекались сюда рекой. Конечно, эта улица и раньше не была пристанищем светских особ, но Малфой-младший с отцом частенько появлялись здесь в поисках особых артефактов или книг, без стеснения или стыда быть замеченными.
Парень не уставал себя спрашивать о том, почему он вообще намеренно ставит себя в подобное положение. Не знай он, что Уизли стал часто наведываться в местный паб, то, справедливо предположить, и в мыслях бы он не позволил себе такой визит. Но толкало ли его банальное любопытство, чувство вины или искреннее участие? Наверное, Малфой не особо желал бы узнать ответ на этот вопрос наверняка.
В Лютном был только один паб, существовавший, если верить слухам, уже тройку-другую веков. Изначально он был основан, на удивление, каким-то гоблином, предавшим строгий кодекс поведения и намеренно укравший у другого гоблина, а затем передавался с рук на руки, да так часто, что никто и не смог бы назвать имени последнего владельца. Сам Драко бывал там только однажды, и то потому, что Блейз Забини приволок его туда обманом, желая «расширить культурные рамки своего хорошего приятеля». В пабе всё регулировалось сетью защитных заклинаний, способных вышвырнуть агрессивного посетителя или автоматически вызвать авроров в случае, если замечено применение определённого рода магии, но такой контроль был далеко не всеобъемлющ, а потому и атмосфера места оставляла желать лучшего. При всём при этом было поразительно, что на время войны деятельность паба была самовольно приостановлена владельцем, что. впрочем, оказалось крайне хитрым предпринимательским ходом, поскольку в итоге заведение сохранило свою репутацию в глазах закона.
В это своё посещение Драко хотел провести тут минимальное необходимое количество времени: в пабе было душно, горько пахло смесью огневиски и будто каких-то зелий, отовсюду раздавались громкие голоса и смешливый гогот. Положа руку на сердце, он чувствовал себя здесь крайне неуютно, почти как маленький ребёнок, потерявшийся в неблагополучной части города.
К счастью, Уизли нашёлся почти сразу. Даже в приглушенном свете помещения его огненная грива позволяла безошибочно выделить его в людской сутолоке, сидящим прямо за стойкой бара и меланхолично уставившимся в пространство. Его руки были пусты.
— Что, Уизел, тебя уже успели обокрасть? Или гриффиндорцы специально ходят в пабы, чтобы протестовать потребление алкоголя? — «Драко, никогда в жизни ещё ты не звучал так глупо. Кто так начинает разговор? Кто подкрадывается к собеседнику со спины? Соберись, ты же Малфой!».
Рон крупно вздрогнул и выдержал мучительно долгую паузу перед тем, как обернуться. Если бы Драко не знал о…в общем, если бы он был не в курсе его чувств, то подумал бы, что на его месте парень увидел привидение, так сильно исказилось его выражение при одном только взгляде на него.
— Хорёк, уйди, Мерлина ради.
«Что значит — хорёк? Что значит — уйди? Разве ты до дрожи не счастлив встрече со мной? Пфф».
— Разве ты не рад встрече со мной?
Рыжеволосый был, казалось, обескуражен серьезностью тона слизеринца и даже позволил себе кривоватую улыбку:
— Ты так это спросил, будто при встрече я обычно всегда бросаюсь тебе на шею вне себя от счастья.
— Может, в моём сознании именно так это и должно происходить. — Улыбка тут же сползла с лица Рона, и Драко поспешно поправил себя: — В смысле, не только с тобой, Уизли, со всеми. Вообще не понимаю, как кто-то может не быть в восторге от встречи со мной. — «Мерлин, да что я несу? Отец бы сгорел со стыда. Да что там — я сейчас сгорю со стыда! С каких пор я вообще так косноязычен? Хотя, может, и к лучшему, вроде пронесло, Рыжий вроде как заметно расслабился».
— Малфой, ты что, пьян? — почти с умилением.
— Ну…только если чу-уточку, — лукаво протянул Драко, поняв, как может обыграть ситуацию, не потеряв лицо, и сиюминутно плюхаясь на стул рядом с гриффиндорцем.
— Надо же, алкоголь, оказывается, как антидот для твоего яда.
— Считай, у тебя появился шанс увидеть новую сторону меня, умник, — пожурил Рона парень, стараясь сделать вид, будто ни во что не вкладывает слишком много смысла. — Гарсон! В смысле, господин бармен! Огневиски со льдом, пожалуйста!
«Во мне погибает великий актёр».
— Тебе уже не хватит?
— Беспокоишься, Рыжий? — «Естественно, не хватит, иначе даже ты можешь догадаться, что от меня несёт не алкоголем, а парфюмом».
