Такого не бывает. Даже в легендах о подобном не пишут. Это подделанное воспоминание, которое Уизли подсунула бедному наивному Драко.
Пусть, он разберётся с этим позже, — пока же он не мог оторвать взора от неожиданно открывшейся ему красоты Рона. Этот разворот плеч, этот рост исполина, эти решительно-грубые черты… Мерлин.
— Любовь — такое прекрасное чувство, скажи, Рональд? — прощебетала Лавгуд в самый что ни на есть «подходящий» момент.
— Нет. Не-е-т! — Поттер окончательно потерял самообладание, снова пантерой кинувшись к Рону и нависнув прямо над ним. — Они тебе угрожали, да? Люциус, может, кто-то ещё? Тебя хитростью заставили помогать Хорьку?
Рыжий взвился:
— Он у тебя уже опять Хорёк? Ты только что защищал его в суде!
Будоражащее тепло растеклось по нутру Драко: никто и никогда не вступался за него с такой, воистину, львиной неистовостью.
— И нет, Луна, любовь — разрушительное чувство. Оно кислотой изъедает всё твоё естество, непростительным поражает любое другое ощущение, присутствует рядом с тобой неизменно, как вечный молчаливый упрёк, как хогвартский призрак. Но если ты ему поддашься, наконец, сложишь орудие, пусть спустя годы, оно приносит головокружительную легкость, только вот больше ничего другого ты и не захочешь больше знать.
— Да ты поэт, друг, — яд в голосе Поттера мог бы загубить саму чёрную мамбу. — Ты бы так изъяснялся на занятиях, как сейчас, может, обогнал бы саму Гермиону по баллам. И, кстати, не забывайся — ты когда-то сам, с большим удовольствием, чем кто-либо ещё, называл его Хорьком.
— Гарри, пожалуйста, постарайся понять меня. Я так долго боролся с тем, что испытывал. Сначала я принимал это за ненависть, потом — похоть, потом — сумасшествие. Но всё было куда проще. И когда я увидел, как ему плохо, как он тает день ото дня из-за выбора, перед которым его поставили… Да и был ли у него выбор? Он — Малфой. Чувство долга превыше всего. Кто бы из вас поступил иначе? — Уизли отчаянно огляделся вокруг, пытаясь найти если не сочувствие, то хотя бы понимание.
«Когда ты научился читать меня, словно открытую книгу, рыжее ты недоразумение? И как сильно нужно любить кого-то, чтобы решиться на такую глупость? Это ведь и правда так, ты ведь меня…действительно любишь? А за что?»
— Так, хватит, — сбросил с себя созданный эффектом неожиданности морок Кингсли. — Мы тут уже несколько часов точно, все у нас потом будут спрашивать, к чему было столько рассуждать о таком очевидном деле.
— «Очевидном»?! — Рон вскочил, в ярости.
— А с тобой, Рональд, мы позже разберёмся. — Кингсли угрожающе свёл тёмные брови, видимо, доведённый до предела своего терпения.
— Ну уж нет, господин Министр, — голос рыжеволосого парня дрожал от негодования, — не для того я тут распинался, чтобы вы состряпали удобное вам дельце. И раз уж я открыл рот сейчас, то потом мне не составит труда сделать то же самое для газет.
Всё чудасатее и чудасатее, подивился Драко. У Уизли, должно быть, просто стальные яйца, чтобы вот так, как будто и не стесняясь, запугивать Министра Магии.
— Отлично! — взорвался, наконец, Кингсли. — Тогда мы отправим в Азкабан истинного виновного, и плевать я…
— Министр! — предупреждающе одернула его Макгонагалл.
— Я очень сомневаюсь, что вы можете позволить себе засадить Героя Войны, — осторожно ввернула Грейнджер, косясь на Рона.
— Ну и что я должен, позволить вам отправить Малфоя гулять на свободе без всяких последствий? Что мне народ скажет?
— Без всяких, Кингсли, — предупреждающий тон Уизли будто проникал под кожу, — вы оставите всё как есть, от его свободы до средств семьи.
Раздались приглушённые ругательства, а затем кто-то чудовищно громко хлопнул дверью.
Наверняка Поттер, догадался Драко, поскольку воспоминание тут же оборвалось и его сознание было вытеснено из Омута.
========== Часть 2 ==========
— И я должен поверить во что-то подобное?
— А почему бы и нет, Малфой? — с вызовом бросили ему. — Нам обоим хорошо известно, что воспоминания из Омута нельзя подделать, не обладая крайне высоким уровнем и темной магии, и легилименции. То есть это неподвластно никому из, эмм, скажем, ныне живущих. Или мой брат просто слишком хорош, чтобы быть правдой?
— Да…нет, — тут же осекся парень. Раздраженно мотнул головой: — Да вовсе не в этом дело!
— И в чем же?
— Таких чувств не бывает. Особенно у парня к парню. Ему разве зубрила ваша гриффиндорская не нравилась, кстати? И даже если всё не так, ему — любить меня? Я же изводил его все школьные годы! Он что, мазохист?
Его нежданная гостья только развела руками и улыбнулась как-то легкомысленно:
— Да разве можно такое обьяснить? Поверь мне, я пыталась. И он сам, наверняка, тоже.
— Так ты знала?
— О его чувствах к тебе? Конечно, всегда. Я не понимаю, как другие могли не заметить.
Драко задумался: спросить — не спросить? Стоит ли продолжать выводить на поверхность эту историю, всколыхнувшую в нём эмоциональную сторону, с которой он никогда не умел справляться?
— А как удалось заметить тебе? Ты преуспевала в Прорицаниях? — не удержал себя от ехидства Малфой.
— Если балансирование в дюймах от Тролля можно назвать успехом, — хмыкнула младшая Уизли. — Я просто очень хорошо знаю своего брата. Он всегда наблюдал за тобой, говорил о тебе, порой вскипал неожиданно быстро в ответ на твои подначки, хотя он, на самом деле, не такой уж и импульсивный, каким ты его помнишь.
— Ладно, предположим, я производил на него определённый эффект. Этого не достаточно.
Установилось молчание, которое, впрочем, тяготило больше любого рода слов, поскольку гриффиндорка вперилась в Драко тяжелым взглядом исподлобья. Драко ни разу не отвёл взгляда, будто отвечая на вызов.
— Знаешь, Малфой, я ведь не пришла сюда, чтобы что-то тебе доказывать. На самом деле, не очень-то мне и хотелось бы, чтобы ты, как бы это выразить, впечатлился чувствами моего брата.
— Сколько холода в твоём тоне, даже обидно! Неужто не видишь меня будущим членом вашей и без того многочисленной семейки?
— Нет, не вижу, — отчеканили парню в ответ. — Потому что я убеждена, что такие, как ты, любить не умеют. А значит, даже если любовь будет прямо перед твоим носом, она тебе всё равно будет недоступна. Рон, при всей своей слепости, и то сказал мне однажды: «Джин, а что пытаться? Малфои умеют любить только своих».
Как бы ни тяжело было признавать правоту Рыжего, но так оно и было. Драко никогда и ни в кого ещё не влюблялся, более того, ему особо никто и не нравился, хотя он и замечал порой, что у какой-то девушки особенно грациозная осанка, а у парня — безукоризненные манеры.
Ему и в голову не приходило задаться вопросом, почему это так, а не иначе, ведь он был так занят: семьёй, семейными вопросами… Он вздохнул. Теперь рядом с ним не было никого, кто олицетворял бы всё это, так куда деть ту самую «любовь к своим»? Не отправлять же совой во Францию. А с другой стороны, что, в отчаянии или из благодарности бросаться в объятия Уизли? Драко ведь не просил его ни о чём, гриффиндорец и сам признал, что это был его выбор.
Из размышлений, как из тумана, до него донёсся голос Джинни:
— Рон ни в коем случае не должен знать о нашем разговоре. Эй, Малфой, слышишь? Ни полслова об этом!
— Я не понимаю, с чего бы я вообще заводил с ним разговор, Уизли, — холодно, отстранённо, чтобы поверить в это самому. — Мы всегда были из разных миров, случившееся ничего не меняет.
— Так я и думала, — удовлетворенно хмыкнула девушка.
— Тогда зачем ты вообще пришла сюда? — раздражение волнами колыхалось в Драко, угрожая вылиться в словесную атаку.
— Ну… Рон убеждён, что ты ему ничего не должен, но вот я так не думаю. Решила повторно убедиться в том, что слизеринцы просто не умеют быть благодарными. И чтобы предупредить, что, увидя его в том тошнотворном пабе в Лютном, ты можешь не удивляться, не беспокоить его своими псевдо-остроумными ремарками и особенно — не унижать его. Потому что он там из-за тебя.
