— Прости, — осёкся Драко. — Я вовсе не желаю довести тебя до обморока, просто не хочу больше недосказанностей.

— Нет, ты…ты продолжай.

— Я просто пытаюсь сказать, что осознал, пусть не мгновенно, не за раз, что не могу быть для тебя всем. Не должен быть для тебя «больше самой жизни». Конечно, очень бы хотелось, — не стал лукавить Малфой, — но, кажется, это делает тебя несчастным. А больше, чем владеть тобой единолично, мне только хочется видеть твою счастливую улыбку. И… — наверное, Рон впервые видел, что Драко способен так краснеть, — важнее этого нет ничего.

— И ради какой-то там улыбки ты поднял на ноги всё СМИ и поил ненавистного Гарри Поттера своим лучшим Огденским?

— Не лучшим, — хитро улыбнулся слизеринец. — Но всё же очень и очень неплохим. А вообще, Рыжий, знаешь, бывший Пожиратель или нет, но если у тебя есть деньги — значит, есть и власть.

— На кой, по твоей логике сильного мира сего, мне нужны были Вопиллеры Кингсли?

— Не только же, — не дал разговору уйти в очередной обмен остротами Малфой. — Идея была в том, чтобы вернуть тебе всё то, что любовь ко мне у тебя отняла. Чтобы ты не думал о ней, как о жертве или грязном секрете. Чём-то, что только разрушает. Потому что, пусть и всепоглощающая, она всё же красивая, трогательная, светлая. Очень храбрая. Я так им и сказал, всем этим твоим друзьям, что ради любого из них ты сделал бы что-то равно самоотверженное и страшное. Твоя любовь — лишь продолжение тебя.

Драко замолчал на мгновение, переводя дыхание. Столько искренности — больше, чем за весь его прожитый век. Только ради этого импульсивного гриффиндорца был он готов держать душу нараспашку так долго. Рон смотрел на него, даже будто не мигая, очевидно, пытаясь осознать, что же именно сейчас произошло, однако в какой-то момент резко крутанулся на барном стуле, предоставляя Малфою на обзор свою сгорбленную фигуру. Тот вздохнул:

— Я что-то сказал не так?

— Нет, — стало приглушенным ответом. — Всё так!

Уизли повернулся обратно так же стремительно, как и до этого. Выглядел разъяренным донельзя:

— Какой ты добренький, Малфой! Вот чего ты вдруг стал таким добреньким, а? Пожалел меня? Отблагодарить захотел? Молодец, долг отработал, у меня теперь всё снова просто обалденно! Вот даже не думаю, что ты мне вообще теперь нужен, вот как у меня всё обалденно!

Драко стремительно сократил расстояние между ними, нависнув над сидящим Роном. Снова тяжело вздохнул:

— Ты меня вообще слушал?

Оттянул его голову, резко дёрнув за волосы на затылке, заставляя поднять лицо навстречу ему — поцелуй вышел жалящим и безжалостным, потому что гриффиндорец упорно не отвечал, и их зубы попеременно сталкивались. Сдавшись, Малфой отпустил его.

— Ты сказал, что даже не хотел появляться передо мной лично. Это подразумевает чувство отработанного долга, Хорёк.

— Да нет же, идиот. Я просто хотел дать тебе время, чтобы ты пришёл в себя, вернулся к своей жизни, соскучился по мне, в конце-то концов!

— Окей. Считай, что я соскучился. Скучал по тебе каждый грёбаный день. И что ты со мной теперь будешь делать, дальше спасать от самого себя?

Блондин грузно присел на соседний барный стул, глубоко задумавшись.

«Вот как ему втолковать? Не лев, а самый настоящий осёл, не переупрямить».

— А знаешь, — заговорил он осторожно, — даже в начале это не была просто благодарность. Действительно, я примчался в эту твою «Лилию», преисполненный намерений защищать тебя от всего мира, включая твоих близких, которые тебя, моего защитника, не поняли и подвергли остракизму. Но увидел тебя, и всё, считай, уже пропал. Только я был потом бесконечно занят тем, что всё мучился: как мне заставить тебя быть со мной всегда? И какие свои стороны мне показать, а какие скрыть, чтобы ты меня точно никак не разлюбил? Потому что, если так пораскинуть, что ты такого во мне нашёл? Ничего же особенного нет, казалось мне. И поэтому я уж точно никогда не думал, что ты хуже меня, что любовь делает тебя слабее. Напротив, я пытался дотянуться до тебя.

— Серьёзно? — Рон вновь смотрел на него во все глаза, не веря, что слизеринец может признаваться в чём-то настолько личном.

— И хотел бы я преувеличить своё безумие, — самокритично заметил Малфой, — но куда уж дальше? Смысл в том, Рыжий, — он убеждающе положил руку ему на колено, — что я был так занят заманиванием твоей любви в своей капкан вечности, что и не заметил, как сам полюбил не менее сильно.

— Но, Драко, это…

— Что, Малфои не умеют любить? Я слишком эгоистичен для этого? Это всё, возможно, и похоже на правду. Даже не могу сказать точно, люблю ли я своих помешанных на роде и долге родителей или продолжаю так это называть ради приличия. Так я ведь и не претендую на звания и награды. Я только учусь любить, Рыжий. Могу тебе гарантировать, что буду так же доводить тебя своими капризами, хитростями и ревностью, не буду жаловать в гостях не только своих друзей, но и твоих, буду редко говорить о переживаниях или чувствах вслух. Но зато я буду очень стараться, чтобы ты был счастлив. Я уже стараюсь.

— Ты так говоришь, как будто у нас есть общее будущее.

— А почему его не должно быть? Ты же принял приглашение из Парижа?

— Только не говори, что и тут ты… — снова схватился за голову Рон.

— Ну конечно, я! Но заметь, я просто предоставил тебе такой выбор, ты мог его и не делать. Всего-то нужно было написать их ректору, поделившись твоими данными. Ещё бы он отказал иностранной знаменитости, — хмыкнул Малфой.

— И что же, ты тоже собрался в Париж?

— Да, но я не планирую просто слепо следовать за тобой, Рыжий. Мне всегда были интересны зелья, так что я записался на курсы в том же университете. Это значит, что я пока не буду полноценным студентом, но это даст мне возможность понять, действительно ли я хочу этим заниматься профессионально. Хотя и шанс встречать тебя после занятий, приглашать на свидания, показать мой Париж, сделать его нашим — не такой уж и малый бонус. Плюс, у меня есть замечательные апартаменты с видом на Монмартр, и…

— Драко, стой, ты забегаешь слишком далеко вперёд. Для меня. Ты только не обижайся, но я ещё должен хотя бы толком привыкнуть к самой мысли. Ну, что ты, и что я, и что ты всё знаешь, и что это взаимно.

— Хорошо, — легко согласился Малфой, и, не делая пауз, завлёк его в поцелуй. Вышло ласково, легко, успокаивающе. Рон прикрыл глаза, будто боясь проснуться. Задыхаясь от нежности, Драко прошептал ему в губы: — Ты можешь говорить мне обо всём, чего хочешь, Рыжий. Планы могут и будут меняться, но сам я никуда не денусь. Моя судьба — здесь, по твою сторону, потому что только здесь — истинно равный мне.

— Значит, у нас всё ещё впереди, Драко?

Сейчас Рон был похож на ребёнка, которому подарили на Рождество зараз и книззла, и пол-Сладкого Королевства, и только что вышедшую модель «Нимбуса». Он всё-таки решил довериться ему! У Малфоя защемило в сердце.

— Значит, привыкай, — только и смог сказать он, будучи в очередной раз не вполне уверенным, как выразить то, для чего попросту не может быть достаточных слов, и щёлкнул своего возлюбленного сомневающегося по носу, уже зная наперёд, что это станет жестом, понятным только им двоим, как и эта любовь, непредсказуемая, глубокая и завораживающая, подобно океану.