Урманов тоже двинулся дальше, не особенно задумываясь над смыслом недосказанного старшиной, но то, что Хлопов задолго до начала плавания думает о море, командиру понравилось. В любом из своих подчиненных он прежде всего ценил ту профессиональную жилку, которая впоследствии вплетется в прочный канат под названием «морская выучка экипажа».

Одна из времянок на крейсере — будущая матросская столовая — была отведена для нужд личного состава. В ней размещались шкафчики для хранения сменной одежды матросов и офицеров. Просторное помещение сейчас пустовало, только в дальнем углу возле раскладного стола заместитель командира Валейшо разговаривал с какой-то женщиной в заляпанном краской комбинезоне.

— Познакомьтесь, Сергей Прокофьевич, — сказал замполит, — это бригадир маляров Ирина Петровна Снеговая, можно ее звать просто Ирой.

— А еще меня называют Кармен, — игриво глянула на Урманова новая знакомая.

В ней действительно угадывалось что-то цыганское: слегка выдающиеся скулы обтягивала смугловатая кожа, глаза под узкими серпами бровей были тоже темными с янтарными миндалинами зрачков, и даже аляповатый комбинезон сидел на ней подчеркнуто кокетливо.

— Мало ли кого как звали в детстве, — выдержал ее взгляд командир. Меня, например, величали Серым…

— А меня Валенком, — улыбнулся замполит.

— Смею вас заверить, товарищи офицеры, — бесцеремонно оглядела обоих женщина, — эти клички вам теперь не подходят.

— Ира пришла к нам с просьбой, — сказал Урманову замполит.

— Не с просьбой, а с рационализаторским предложением, — поправила его Снеговая. — Выделите нам в помощь десяток самых пригожих ребят, и мы беремся вдвое сократить сроки покрасочных работ.

— Может, не красивых, а самых работящих? — усмехнулся командир.

— Нет, именно самых пригожих! — притопнула ногой Снеговая. — И будьте покойны, надорваться мы им не дадим!

— Я вижу, вам нужны женихи, а не помощники…

— Женихаться будем потом, после работы. А пока распределим ваших красавцев по одному на каждый объект, и девчата друг перед дружкой так расстараются, что по две нормы выгонят!

— Шутки шутите с другими, — нахмурился Урманов, — а помощь, коли требуется, окажем. Подавайте заявку диспетчеру.

— Вы не по годам серьезны, товарищ капитан второго ранга, насмешливо прищурилась Снеговая.

— Должность обязывает.

— Смотрите, за такого ни одна замуж не пойдет! — погрозила ему пальцем Снеговая и, засмеявшись, выбежала из подсобки.

— У девчат на всех нас полное досье, — смотря ей вслед, улыбнулся Валейшо. Потом продолжал уже серьезно: — И такие обстоятельства надо учитывать, Сергей Прокофьевич. На корабле работают четыре десятка женщин, в основном молодых. Кое-кто из наших холостяков уже засматривается. Особенно на таких вот, как эта Ира…

— Достанется кому-нибудь счастье, — нахмурился Урманов.

— Это она с виду такая ершистая, а на самом деле славная дивчина, руководит передовой молодежной бригадой. И неплохо бригадирствует.

— А вы, Федор Семенович, тоже кой на кого досье завели.

— Должность обязывает! — рассмеялся замполит.

Урманов порадовался в душе, что волею судеб, а точнее волею кадровых органов, достался ему такой толковый заместитель по политической части. Сергею было приятно простоватое мужицкое лицо Валейшо, которое освещали голубые добрые глаза. Руки у замполита были жесткими и жилистыми. Настоящий «политрабочий», как иногда с горделивым оттенком величают себя сами замполиты.

— Проблем здесь хоть отбавляй, — продолжал разговор Валейшо. — Как-то захожу в обеденный перерыв а машинное отделение и обнаруживаю дружеское застолье. На сложенной стремянке бутылка водки, закусочка разная: огурцы, лук, яйца вареные, а возле стремянки двое рабочих и двое наших. Один из заводских — человек пожилой, с виду серьезный. «Как же так, дорогой товарищ, — говорю ему, — небось сами срочную отслужили, что матросу можно, а что нельзя, знаете». А у того улыбка до ушей. «Промашка вышла, товарищ начальник, — отвечает мне, — жена вместо кефира „Столичную“ в кису сунула по ошибке. Одному на грех, а четверым — для поднятия настроения!» Пришлось конфисковать до конца рабочего дня…

— В таких случаях надо делать представление главному строителю. Пусть воспитывает своих людей, — нахмурился командир.

— С Павлом Ивановичем Русаковым мы работаем в контакте, — ответил Валейшо. — Только ему пуще нашего достается. Энергии его позавидовать можно. Ему и со своим народом надо ладить, и с соподрядчиками, и с нашим братом — военными. Только успевай поворачиваться…

— Он за это большие деньги получает. А нам с вами дело надо так поставить, чтобы нас хозяевами считали на корабле, а не подсобниками.

— В этом вы правы, товарищ командир, — поскучнел замполит. — Только в заводских условиях не всегда так получается. Экипажу тоже хочется приложить руки к строительству корабля. Народ молодой, силы через край… Ну да теперь, с вашим приходом, все пойдет как следует.

Первый заводской день показался короче медвежьего хвоста. Не успел Урманов разобраться с первостепенными делами, как затихло все на большом корабле. Перестали надсадно стрекотать пневмомолотки, подвывать переносные вентиляторы, не бухали больше тяжелые надстроечные двери. Словно пропал звук в телевизоре.

— Может зашабашим, Сергей Прокофьевич? — смущенно кашлянул замполит.

Урманов взглянул на часы, было уже без четверти двадцать.

— Расхода мы не заказывали, а ужин заканчивается, — напомнил Валейшо.

— Добро. Вы ступайте, Федор Семенович, я чуть погодя…

К ночи похолодало. От вспоротой ледокольным буксиром воды сизыми клубами валил пар. С хрустом крошился под ногами Урманова ноздреватый ледок, покрывший асфальтовые дорожки, порывистый ветер швырял в лицо пригоршни морозных игл. Все это отвлекало Сергея, мешало сосредоточиться, осмыслить первые впечатления. И все-таки четко вырисовывалась главная задача: надо срочно сколачивать коллектив. Матросы не все еще перезнакомились друг с другом, да и офицеры пока живут особняком. Команда «Горделивого» маленькими ручейками растеклась по корабельным шхерам, затерялась среди работяг-заводчан и сливается воедино лишь в столовой да в казарме перед сном. «Такое положение надо с завтрашнего дня похерить», решил командир.

Возле заводской проходной он нагнал главного конструктора. Георг Томп зябко прятал лицо в поднятый меховой воротник пальто.

— Неужто и вам некуда торопиться? — увидев командира, воскликнул он. — Тогда, может, заглянете ко мне? Я живу один, совсем рядом с заводом.

Урманов трудно сближался с людьми; за это его кое-кто считал гордецом, нередко и сам он страдал от своей некоммуникабельности, хотя ему не нравилось это модное словечко. Вряд ли бы он принял приглашение едва знакомого человека, но случай был особый: звал в гости создатель «Горделивого».

— Попьем по-холостяцки чайку с настоящим ямайским ромом. Сын презентовал несколько бутылок после заграничного рейса. Чай с ромом — моя давняя слабость.

Ведущий конструктор жил в небольшой двухкомнатной квартирке пятиэтажного дома времен борьбы с архитектурными излишествами. Высокий Урманов почувствовал себя в ней жирафом в транспортировочной клетке. Снимая шинель в тесной прихожей, задел рукавом плафончик, закрепленный под самым потолком.

— Врачи говорят, что инфаркт — болезнь лифтов и нижних этажей, улыбнулся чуть запыхавшийся на лестнице Томп. — Мне здесь, под самой крышей, эта болезнь не грозит…

В гостиной Урманов с опаской покосился на старинную люстру с гроздьями хрустальных подвесок на уровне его головы, но тут же забыл о ней, увидев редкостную коллекцию. Вдоль стен комнаты на аккуратных стеллажах лежали десятки самых разнообразных раковин и кораллов, чучела экзотических рыб и моллюсков.

— Это наше с Яном хобби, — пояснил Томп. — Трогать руками разрешается, — улыбнулся конструктор. — И прошу извинить за произношение. Полжизни среди русских, а так и не научился выговаривать ваши согласные. Однажды пригрозил побить одного негодяя, получилось «попить», и этот самый негодяй услужливо подал стакан воды!