– Ой, Петька, ну ты загнул… – Григорий задумчиво постучал пальцами по столешнице. – Рано или поздно палочки хватятся и…

– Пока что она для остальных не больше чем хлам. Подумаешь палка, которая явных аномальных свойств не имеет. А вообще вот думаю при помощи морфов копию её сделать и вернуть в отдел, а оригинальчик прикарманю.

– Мечтать не вредно. Ладно, дружище, спасибо что выслушал. Я обязательно докупаюсь до сути, надоело мне, когда меня за нос водят.

– Копай, гляди только могилу себе не выкопай. – Гриша резким движением отодвинул стул.

– Не боись, в случае чего у меня есть джокер в рукаве. Кто-то останется с носом, – прошептал он, – потому что я умею показывать фокусы.

*

– Нелегко тебе, дед, придется, говорили тебе, связывай свою историю с Гришкиной, а теперь он первым сделал шаг и твой Руслан должен с этим считаться. – Сказал всё тот же байкерского вида парень.

– Не учи дедушку кашлять, – Руслан Ярославович съел несколько кусочков тарани и промочив горло парой тройкой глотков сладковатого «Отца Мэппла», продолжил.

Недолго длилось очередное общение с Иваном Остаповичем, он снова исчез. Сказал только, что к моему отъезду вернётся. Когда корма автомобиля исчезла из виду, мигая выцветшим сигналом поворота, во мне снова что-то оборвалось. Ведь с кем я ещё кроме Ивана Остаповича общался то. Да и не хотелось мне больше ни с кем говорить. Достали, утомили, надоели…

По обыкновению я практически безвылазно сидел дома. За покупками старался ходить поутру. В город тоже выбирался по утрам. Вечерами гулял вдоль берега пруда, где не было купальщиков, дно там илистое, много коряг и мусора всякого. Рыбаки тоже почему-то сторонились этих мест. А иногда ходил к легендарному месту встречи с той самой таинственной девушкой. Бывало, распложусь на берегу и просижу до самых сумерек. О, это незабываемое впечатление, когда голубой холст вечерних небес слегка приукрашенных белыми разводами облаков, окрашивал красным заходящий диск солнца. Налюбуюсь вдоволь и шагаю домой.

Идешь, душа поёт, хорошо, только порой настроение портят многочисленные вечерние выпивохи. Нельзя сказать, что я свирепел, это могло быть раньше, но не теперь. Просто знаете, испытывал ощущение, когда после отменного блюда, кушаешь жуткую стряпню. К моим прежним странностям добавилась ещё одна. Я частенько просыпался на рассвете, вопреки тому, что ночью не хотелось спать. Вдоволь гулял, промочив ноги в росе, обильно орошавшей траву. Потом купался в тёплой утренней воде озера, наслаждаясь густой дымкой, поднимающейся над водной гладью. В такие моменты я чувствовал себя частью пруда, в такие моменты я был един с мирозданием, и это было потрясающе.

Дома, похлопотав по хозяйству, я располагался под любимой вишней и погружался в перипетии сюжета очередной книги. Мне всё больше нравилось мое отчуждении и меня все больше тяготили люди. Вчера казалось ну куда еще больше, а наступало завтра, и я понимал, что вчерашняя мизантропия – это детская забава. Особенно меня донимали соседи, чуть ли не каждый день устраивавшие праздник гранёного стакана. Их музыка, крики танцы, визг. Они ко мне тоже относились не лучше, глядели как на инопланетянина, да мне было плевать.

Порой идёшь с магазина, а эта образина Толик с лицом, не обременённым интеллектом, какую ни будь колкость пустит. А я в ответ молчу. Нельзя сказать, что я сердился на него. Просто относился как к докучливому насекомому. И от этого внутри становилось только гаже.

В конце нашей небольшой улицы жил одинокий мужичок лет пятидесяти с лишним. Его медного цвета волосы всегда охватывала коричневая с желтым тесьма. Борода была тщательно подстрижена. Частенько за ним замечались странности, например, он таскал он во двор всякий хлам и складировал. Зачем он это делал, не знаю. На вид и по разговору вроде вполне нормальный мужик и тут вдруг такое.

В итоге его небольшой двор превратился в настоящую свалку. Но больше всего удивляли его ранние и очень поздние вылазки. Однажды я все-таки решил поиграть в шпионов, прокравшись вечером со стороны огорода, соседствующего с болотом, и попытался рассмотреть, чем занимался мужичок. В сумерках было видно, как что-то вокруг него прыгало размером с теннисный мяч, а он ласково разговаривал с ним. Как я ни старался, не мог разглядеть, что за существа были у Евстигнеевича, и почему я их не видел днём. Больше в засаде я сидеть не мог, разволновался пес, срываясь с цепи поэтому, пришлось мне, что называется давать дёру.

Той ночью спалось мне плохо. Вроде и устал, и спать хотелось, а всё равно. Проснулся спозаранку, завтракать не хотелось. Прихватив бутылку с газировкой решил съездить на велосипеде к заброшенному пруду неподалеку от которого был тренировочный центр жокеев. В дни тренировок и соревнований округа полнилась дорогими авто с прицепами для четвероногих спортсменов.

По утрам и вечерам в черных водах пруда, которыми вообще славился наш городок, можно было встретить семейства уток и даже лебедей. Переехав плотину, я обомлел. Между склоном, поросшим земляникой, и засоренным берегом с лягушками, устроившимися позагорать, блестели кристаллики инея. Летом, представляете. Вода у берега покрылась тонкой ледяной коркой. На меня дохнуло холодом, и навалилась слабость. Выхватив телефон, я хотел сфотографировать удивительное явление, но телефон оказался разряжен, хотя утром была полная батарея. Лёд уже начинал таить, очевидно, причина резкого похолодания миновала до моего приезда.

С трудом, вращая педали, я убрался восвояси. Возвратившись, домой я проспал до трех часов дня без задних ног. К обеду того же дня я снова наведался к странному месту. Все признаки летней зимы исчезли. Зато трава выглядела чахлой, да и насекомые как мне сдавалось, ползли слишком лениво.

Высморкавшись в уже влажный от насморка платок, я присел и задумался. После сегодняшних событий я не на шутку занемог. Воздух с хрипом вырывался из груди, нос заложило как при аллергии или простуде, душил кашель. В голове сумбур, в глазах сухость, так что даже больно смотреть. А ещё то проклятый озноб, то жар безумный мучили. В общем, чувствовал я себя как старая развалина, стоящая одной ногой в могиле. От мрачных мыслей, навеянных недомоганием, меня отвлекло странное движение воздуха, будто смотришь поверх костра, только окружающее искажалось гораздо сильнее. Любопытства ради я нащупал в кармане телефон, надо же на сей раз не разрядился. Сделал пару снимков. А потом возьми и шагни в навстречу пелене. Никаких там покалываний, разрядов, таинственных звуков и прочей белиберды, придуманной фантастами для эффектности не случилось.

Фантастика фантастикой, но то, что ожидало меня за пеленой – вот это уже тянуло на самый настоящий фантастический роман. Озёрная вода, в буквальном сенсе, застыла, образовав удивительную воронку. Вот где шанс почувствовать себя Иисусом Христом. Трава приобрела удивительно яркую зелёную окраску. Кое-где на земле проступали коричневые пятна, из которых торчали возвышения с красными маковками. На противоположном берегу, недостроенный коттедж оброс зелёным и белыми налётами. Всё ещё не в силах поверить в происходящее, я проехался дальше. Я искал границу странного места. По дороге нашёл несколько ямок с серебристыми стенками. А потом навалилась уже знакомая слабость, я прилёг на землю отдохнуть и незаметно провалился в небытие.

Казалось, я провалялся без сознания пару тройку минут, но уже вечерело. Неподалёку от меня плыла радужная дымка, улетающая прочь. По-прежнему чувствуя себя скверно, я сделал ещё несколько снимков и оседлал велосипед. Неожиданно меня посетил животный страх. Я никогда так в жизни не боялся. Я дрожал от ужаса. Мне казалось, сердце разорвётся от дикого биения. Ноги так быстро крутили педали, что велосипед был просто обязан взлететь.

Сумерки сгущались, а конца необычному месту, почему-то не было. Хотя по всем подсчётам я должен был уже выбраться отсюда. Полянка, раскинувшаяся впереди, поросла неестественно зелёной травой. Такой цвет у травы бывает разве что на детских рисунках, особенно когда набор карандашей с множеством вариантов оттенков.