Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Услышав голос слуги, мужчина зарычал словно зверь, прервав поцелуй.

— Пошёл вон! Скажи, что сейчас буду. — И недовольно упал на спину рядом с девушкой. — Продолжим, когда вернусь, отец ненавидит ждать, видимо что-то серьёзное, раз он позвал за мной.

Мимолетно поцеловав девушку, он надел брюки и скрылся в огне камина.

Глава 3

Сын застал отца мерящим шагами рабочий кабинет.

— Извини, что не вовремя. Дело серьёзное. Я вообще-то думал, Мэри придёт с тобой. Она мне нужна. — Люциус словно читал мужчину. — Как так вышло, что вы упустили мальчишку? — Тёмный князь бросил на стол перед сыном фото белокурого паренька, так похожего на ангела, с таким детским невинным взглядом.

Умберту взглянув на фотографию перекосился.

— Святоша, значит, где-то я уже видел его… — Задумчиво произнёс демон, вглядываясь в фото.

— Как ты смог прозевать его рождение? Ты хоть понимаешь, что теперь он неуязвим, пока чист и невинен. Люди Кальдаруса уже пытались устранить его, но пацанёнок слишком верит в добро. Так верит, что для нас это становится проблемой. — Люциус вновь сел за свой стол и медленно начал постукивать пальцами.

— Простите, Ваше тёмное величество. — Умберту понял, что это его большая оплошность. — Я всё исправлю.

— Ты — не исправишь. Мы бессильны перед ним, даже я, увы. Но поможет твоя девчонка. Я помню, как она сломала его предка. Думаю, этот тоже не станет для неё проблемой.

От этих слов Умберту стал мрачнее тучи.

— Отец, я не хочу, что бы моя Мэри выполняла эту работу. У тебя куча прекрасных демониц. Почему именно она должна?..

— Потому что у неё ещё не было ни одного промаха. Эта девочка словно рождена для подобного, а дело весьма и весьма серьёзное. И довольно об этом, у каждого свои функции, ты сам прекрасно знаешь. Угомони своё чувство собственности. Мария становится твоим слабым местом, а нам этого не позволено! Мы не глупые людишки. Так что, иди и объясни ей, чего я хочу.

Умберту знал, что спорить с отцом нет смысла, к тому же, скорее всего, сейчас Люциус был действительно прав, и потому Умберту, нехотя повинуясь, отправился к девушке.

Первое, что бросилось в глаза — какое-то мёртвое оцепенение природы.

На поясе у Елисея висел охотничий нож, имелся лук со стрелами для охоты… На кого? Ни зверя, ни птицы. Лес умер, мир умер… А запас еды в рюкзаке вовсе не так велик.

Он шёл и шёл, почти целый день, останавливаясь лишь затем, чтобы свериться с компасом и картой, и вот, когда уже начало темнеть, парень опустился на поваленное бревно, достал, было, свёрток с хлебом…

Что-то хрустнуло под ногою, он посмотрел, и, отпрыгнув, перекрестился. Череп. Человеческий, детский совсем. Он был абсолютно гладким. А рядом другие черепа и кости. На некоторых оставалось гниющее мясо и лоскуты слезающей коричнево-серой какой-то кожи. И запах… Запах гниения. Как не ощутил его он сразу?.. Видимо, слишком устал.

На деревьях висели трупы, гнили, разлагались, и птицы их не клевали — птиц не было, не было даже мух.

— Упокой, Господь, их души… — Шепнул парень, и, спешно спрятав хлеб, зашагал прочь от проклятого этого места.

Хотя, он сомневался, что на момент смерти в тех людях всё ещё были души.

Елисей вздохнул. Несмотря на то, что злоба и разврат погубили людей, люди всё ещё продолжали предаваться разврату.

Другие дети и подростки не принимали его — для них Елисей был слишком правильным. Он никогда никого не оскорблял, не участвовал в драках, не воровал еду и строго осуждал воровство, а больше всего над ним смеялись за то, что отношения с девчонками он считал пороком.

— Эй, праведник, поди, дрочишь ночи напролёт, ещё ладони не стёр до кровавых мозолей?! — Смеялись над парнем сверстники.

Елисей не обижался, он вообще не знал что значит "дрочишь" и о сексе в принципе представление имел смутное.

Зато парень зачитывался житиями святых и наизусть знал все молитвы. Девчонки тоже пытались его задирать — им было обидно, что такой красавец даже и не смотрит в их сторону.

Люди… Мальчик был не такой, как все эти люди, но страстно, всею душой хотел людям помочь, спасти их, и, в первую очередь, спасти от самих себя.

Глава 4

Он брёл, до тех пор, пока не услышал журчание ручья. Вода. Вода — это чистота и сила.

Огромная полная луна освещала безжизненный мир. Елисей опустился на камень. Ручеек был небольшим, прозрачным, и вокруг всё чисто и спокойно. Парень вновь вспомнил о том, что неплохо бы было поесть, ведь с самого рассвета он держался на одной лишь воде.

Елисей открыл рюкзак, и сейчас, в свете луны, увидел какой-то незнакомый и довольно объёмный свёрток. Внутри лежали тонкие пластины вяленого мяса, довольно много, несколько толстых ломтей сыра и печеные картофелины. Елисей явно этого не брал, а мясо и сыр в доме и вовсе появлялись лишь по огромным праздникам.

На дне свёртка лежала записка, крупным неровным почерком на сером клочке бумаги: "Береги себя, сынок! Верю в тебя и люблю. Твоя мама".

Елисей улыбнулся, и на сердце сразу стало тепло — он вообще не знал, что мать умеет читать и писать — это умение теперь обязательным не было, особенно среди женщин.

Деревья, поля, степи… Всё мертво и уныло. Парень шёл уже третий день, и за это время так ничего и не произошло — один мёртвый и унылый пейзаж сменял другой такой же.

В своих мечтах и грёзах он видел себя этаким героем, который прорывается сквозь толпы чудовищ, усмиряя адских тварей святым словом, но…

Не было ни толп, ни чудовищ — вообще ничего не было. Да, иногда попадались останки людей, или каких-то животных, а вчера вечером ему удалось изловить и зажарить крупного весьма зайца, поел, оставил мяса про запас, и, собственно, это всё — более с ним ничего не случалось.

Елисей совсем уж было заскучал, как вдруг земля у него под ногами начала сменяться каким-то ровным гладким серым камнем, образовалась целая каменная дорога, он пошёл по ней, и вдруг замер в изумлении.

Перед ним раскинулось огромное поле, покрытое таким вот камнем, а на нём…

— Это же… — Елисей в изумлении рванулся вперёд.

Те самые крылатые механизмы! Огромные, блестящие, стальные птицы… Да, они похожи были на бумажных журавликов, что вешают над колыбелями младенцев. Но в этих стальных громадах чувствовалась сила и мощь! Огромные крылья, прекрасное тело, крепкие колёса.

Как же эти чудовища летят?!

Елисей долго бродил среди огромных машин, к одной из них была приставлена чудная металлическая лестница на колёсах, парню даже удалось забраться внутрь, он посидел на великолепных мягких стульях, посмотрел в круглые окошки, и в большие окна впереди, подёргал рычаги и кнопки, но большая птица спала и не желала оживать.

Тогда Елисей выбрался из механизма, и решил, было, продолжить путь, как внимание его привлекли непонятные шкафы со стеклянными дверцами, в них лежало что-то в упаковках и пакетах. Он дёрнул дверь, и та легко подалась. «Чипсы» — прочитал парень на пакете, упавшем ему в руки, так же, там были непонятные письмена на неведомом языке и яркие картинки — очень красиво.

Тщательно изучив, и по надписям поняв, что это съедобно, Елисей открыл пакет и принюхался. Пахло странно. Он всё же взял две непонятные пластинки, пожевал. Стружка? Опилки? Он сморщился и сплюнул — оно было слишком солёным, да и вкус весьма его удивил.

А вот пища с надписью «шоколад» и «шоколадный батончик» пришлась ему весьма по вкусу, он набил ими рюкзак, наелся до тошноты, и, прихватив ещё бутылок с надписью «вода питьевая» зашагал прочь.

На краю каменного поля он вновь обернулся на диковинных птиц. Был примерно полдень, и они поражали своим великолепием, словно сверкая среди серости дня.

Елисей шёл, и улыбался, глядя в небо, и представляя, как такая стальная птица рассекает эти тучи, и из разреза льётся свет. Но небо было пустым, и птиц в нём не было, совсем, никаких.

3
{"b":"668978","o":1}