Что-то больно кольнуло в груди, внутри стало холодно и пусто, и парень, выхватив нож и святую воду, бросился на демона. Барьер. Что же случилось?! Святая вода не причиняла более вреда… Демон легко отшвырнул мальчишку, и тот упал, ударившись головою о камень. Тьма…

…

Мэри осталась одна, лежа у камина и глядя на то затухающее, то разгорающееся пламя. Ей не было холодно, не было жарко, она ничего не чувствовала, абсолютная пустота, её она всегда чувствовала после ласк Умберту. Выжженное поле. А жила ли она иначе, чувствовала ли? Нет ответа. Она забыла себя.

— Да, Умберту, пожалуй, ты прав я твоя, твоя сломанная игрушка, и нужна, пока ты хочешь играться… — Ей так хотелось хоть раз в жизни почувствовать тепло, а не пустоту, хоть раз почувствовать хоть что-то, хотелось иметь возможность хотя бы облегчить себя слезами.

Да, ей хотелось плакать, но слёз не было. Она была выпита до дна — вот что значит жить без души. Пить вино, но не чувствовать даже его вкуса… Мэри встала и ушла в ванну, молча открыла воду и легла под струи, чтобы смыть себя эту грязь, эту порочную ночь.

…

Елисей силился открыть глаза. Тьма… Тьма и боль. Боль пронзала затылок, а из этой тьмы он никак не мог вынырнуть. Но что же случилось? Почему теперь его сила не действует? Почему… Боль, тьма и горечь. Он попытался открыть глаза вновь, и лишь дальше проваливался в эту бездну, тихо простонав:

— Мария… — Словно цепляясь за девушку, как за последнюю спасительную нить.

Сколько она так лежала в ванной, Мэри не знала, тьма терзала её, терзала пустота, и потом едва уловимый шёпот, прозвучал в её голове. Нет, голос явно был не демона, Умберту, только командовал. Но голос был смутно знакомым.

Она встала, хватая халат с вешалки, и, не вытирая тела, поспешила к окну. А в окно Мария увидела Елисея, который, словно во сне, шептал её имя. Кровь, на затылке была кровь, она не увидела, она почувствовала её запах, и, не утруждая себя выходом через дверь, девушка просто растворилась в воздухе и появилась возле парня. Она опустилась перед ним на колени, а с мокрых волос капала вода.

— Эй, очнись, глупый мальчишка!.. — Капризно шептала Мэри, касаясь его плеча. — Что случилось? Не смей мне тут умереть! — Внутри неё разрасталась паника.

Мэри попыталась поднять парня, но он был, всё же, слишком тяжёл, а мысли о магии, да вообще, какие либо мысли, её оставили…

— Мария… — Он улыбнулся слабо и как-то замученно, но тут же открыл глаза. Ему не хотелось даже думать о том, что она демоница, сейчас он видел перед собой ту растерянную и беззащитную девушку, которую знал раньше. — Мария, я… Я хотел убить его… Хотел… Прости… Он дорог тебе, верно, а я… Но когда он выходил из дверей своего замка… Демон! — Он фыркнул и отвёл взгляд, в синих глазах стояли слёзы.

— Живой… — Как-то неосознанно шепнула она, и улыбнулась, словно увидела чудо. Вся горечь и пустота ушли. Мэри как-то машинально, и не зная зачем, обняла Елисея, словно дыша им. — Идём, я обработаю твою рану, у тебя кровь… а Умберту… Демоны нашли способ защищаться от твоей силы, да и куда тебе тягаться с самым сильным сыном Люциуса!.. — Последние слова она проговорила обреченно.

Елисей, словно маленький, прижался к ней, обнимая девушку за шею. Ему было тепло, парень улыбался.

— Я же говорю, что всех их по-бе-дю! — Рассмеялся Елисей. Подняться он смог только со второго раза, и то, стоял, шатаясь, словно бы был пьян.

Девушка помогла ему, подставляя плечо, и через дверь провела его прямо в свою комнату.

Вся обстановка являла собой готический стиль. В отличие от замка других демонов, её освещением служили оплети синих роз, они были словно настоящие, но всё это было тончайшей магией.

Огромная кровать с балдахином, вырезанная из белого дуба, стояла в центре комнаты, здесь спать можно было пятерым, два кресла по углам, огромное зеркало и туалетный столик. Всё было в одном стиле, и чувствовался прекрасный вкус хозяйки.

Усадив парня в кресло, Мэри принялась искать нужную склянку, открыв невидимый никому тайник в стене.

— Обещай, что убьёшь меня быстро и не будешь мучать! — Почему-то она рассмеялась.

Девушка мягко и бережно обработала рану. С ним… Даже в этом холодном замке, с ним было тепло, и Мэри мягко улыбнулась, опускаясь у его ног, садясь прямо на пол.

От её прикосновений по коже побежали мурашки, и пересохло во рту. И это при том, что она лишь обрабатывала рану, и при том, что Елисей был очень слаб, и мучился от боли. Убить её? Сердце больно сжалось. Да, когда-нибудь — возможно, но пока — он даже думать о подобном не хотел.

Мария опустилась у его ног, так доверчиво, так по-детски как-то, и Елисей мягко погладил девушку по голове, притянул к себе, укладывая её голову на свои колени. Это демонические чары? Может быть… Пускай… Главное — что в сердце вновь тепло.

Мэри вдруг стало так спокойно и от совсем недавней опустошённости не осталось и следа, сердце наполнила тревога и теплота. Да, ей было тепло с ним. От его прикосновения девушка, вздохнула, нет, не потому что ей было неприятно, просто уже давно к ней не проявляли тепла. Желание, страсть, ненависть, но тепла — никогда… Этот парень, странный и совсем не такой как все. Мария лежала спокойно, и словно кошка наслаждалась каким-то странным теплом парня.

— Мэри… — Голос Елисея был тихим, он не нарушал этого мирного спокойствия. — Скажи, а… Почему ты мне помогаешь? Почему же ты боялась, что я умру? Ведь разве не это твоя цель — помешать мне любым путём?.. — Он говорил и ласково перебирал пряди девушки, гладил по голове, словно бы успокаивая.

Девушка лежала затаив дыхание, и каждое касание парня, отдавало в самое сердце, даже мурашки бежали по коже, подобного она никогда в жизни не испытывала. А голос его словно журчание ручья проникал внутрь, глубоко. И, забыв обо всём на свете, ей хотелось сказать всё, как есть, сказать, забыв о том, кто она, и кто он… Даже забыв о том, что Умберту может видеть их, слышать. К ней так давно никто не был просто ласков, а она словно бродячая собака, ласкалась к первой руке, которая погладила и приласкала.

— Я не хочу, что бы ты умирал. Мне плевать, что будет со мною дальше. Мне уже давно нечего терять, а тебе есть что. — Девушка резко подняла голову, материализовав блокнот и ручку, она набросала записку. Даже если Умберту мог видеть её и слышать, записи ему было ни к чему читать и просматривать, за время жизни с ним она неплохо его изучила. Чернила были магические и их, всё же, даже высшему было сложно разобрать, хотя и возможно.

"Этой ночью я попыталась усыпить бдительность высших. Я устала жить так и выполнять задание не стану. Я помогу тебе добраться до Москвы, и там ты выполнишь свой долг. Если, конечно, Люциус не прикончит меня быстрее. Прошу только об одном — по окончании пути дать мне покой. Я не хочу вечности, не хочу больше быть игрушкой. После того, как прочтёшь, уничтожь листок в огне".

— Вот, прочтёшь это когда будешь один. За тобой одним, даже если захочет, он следить не может. — Мэри дрожащей рукой всунула листок в руку Елисея.

Это решение к ней пришло утром, спонтанно и неожиданно, как и то странное видение голубых глаз, которое так часто возникало перед нею.

Елисей молча кивнул, и спрятал листок в карман джинсов. Он гладил её волосы, руки, а потом поднял девушку с пола, усадил к себе на колени, прижал её к своей груди и замер, греясь и улыбаясь, у него слегка кружилась голова — видимо, последствие падения. Но отчего-то ему было так хорошо именно сейчас, именно с ней… С демоницей… Казалось, она понимала его так, как не понимал ни единый человек на всей земле. А ещё, парню отчего-то было её жаль.

Мари как-то порывисто обняла парня за шею, словно боялась сама своих действий. Она не понимала, не осознавал своих странных порывов, и вся пустота, беспроглядная тьма и бездна внутри неё заполнялась какой-то странной нежностью и запахом белокурых волос, в которые она зарывалась носом, прячась, будто, от всего на свете. Почему он так добр к ней? Почему не ненавидит?.. Нет, к чёрту все вопросы, если и умирать — то пусть хотя бы от его руки…