Король с грозным прищуром посмотрел на меня и я сразу поняла — теперь отказать не получится. Даже если откажу, меня все равно на нем женят… то есть выдадут замуж.
— Я этого момента сорок лет ждал, — хмуро поведал Король, — так что стойте и не мешайте.
Ам сжал мою руку, левой притянул спиной к себе. Все-таки не дает ему мое платье покоя. Интересно, а я нравлюсь ему в нем? Или нравлюсь так же, как и всегда и он ничего не испытывает при виде меня в этом платье?
Вино плотно обосновалось в моем организме, что сказалось и на мыслях, и на восприятии происходящего и вообще я не слушала Короля и его последующую речь, я с блаженством поглаживала руку Ама, покоящеюся на моей талии.
— Ты пила? — неожиданно хриплым шепотом спросил Амори, наклонившись к моему уху.
— Чуть-чуть, — призналась я, — один бокал.
Тихий, какой-то сильно обреченный стон вырвался у Ама, а я поспешила его успокоить:
— Я себя полностью контролирую.
Ответа не последовало. Либо не поверил, либо поверил, но нечего сказать. И ладно. Сейчас Король речь закончит, и пойду дальше искать пропавших друзей. Бал же! Веселиться надо. А они пропали… Непорядок. Совсем непорядок.
Речь я хоть и прослушала, но конец четко уловила:
— … и да, чуть не забыл, мужчины, к вам обращаюсь, кто девочку пальцем тронет, казню на месте, — он добродушно улыбнулся, и дал команду продолжать веселье.
К слову, продолжать никто не спешил. Все смотрели на меня и на Ама и я затылком ощутила недовольное дыхание химика. Раньше он меня защищал, а теперь вот и Король вступился… Оно, конечно, хорошо… Защита, безопасность… Но ко мне же теперь на сто метров никто не подойдет.
Мы спустились следом за Королем, не успела я заметить, а его уже нет. Ам с напряженным видом обводил толпу взглядом, видимо дедушку выискивал. Не нашел. Зато к нам начали подходить все, кому не лень, и поздравлять, уточняя, когда состоится долгожданное торжество. Мы не обсуждали ни дату, ни само торжество, ни вообще что-либо, связанное со свадьбой. Какого же было мое удивление, когда Амори на вопрос министра внешней политики: “На какую дату нам с супругой ничего не планировать?”, ответил “Пятнадцатое июля”, что всего через две недели! При посторонних людях возмущаться я не стала, но мне удалось вырвать его из цепких лап поздравляющих и увести в гостевую комнату, для выяснения деталей, которые почему-то обошли меня стороной.
— Мы разве обсуждали дату свадьбы? — спросила я спокойным тоном. — Разве ты сделал мне предложение? Разве я дала свое согласие? Или, может быть, ты снова все решил за меня и даже платье свадебное выбрал? — я не старалась скрыть иронии. Не в этот раз.
— По порядку: нет, не обсуждали, нет, я не делал тебе предложения, нет, ты не дала своего согласия, да, я решил за тебя, нет, платье выберешь сама.
Он присел на подлокотник мягкого широкого кресла. Как великодушно предоставить мне самой выбрать платье и как все-таки обидно, что он продолжает все решать за меня, даже когда решать должны мы вместе. Хотя бы дату. Хотя бы моего согласия дождаться он мог? А предложение сделать? С цветами, кольцом… можно без цветов… да и без кольца тоже можно. Сам факт!
Слезы напросились сами. И я не знаю, виной тому вино или обида на Ама, но соленые дорожки заструились по щекам, очертания размылись… Я не хотела, чтобы он видел мои слезы, мою слабость, но остановиться я не смогла. Словно кто-то открыл кран и закрывать отказался. Все, о чем я до этого молчала, вылилось в неконтролируемый поток слез.
— Слезы, — мрачно констатировал Амори. Я оттолкнула его в попытке меня обнять, но он все равно заключил в объятия, не позволяя вывернуться. — По какому поводу сырость? — мягко спросил он, успокаивающе поглаживая по спине.
Я спрятала мокрое от слез лицо у него на плече, ничуть не беспокоясь, что его рубашка намокнет.
— Ты… Ты все решил сам, — прерывающимся от слез голосом произнесла я. — Ты никогда не оставляешь мне выбора… — я всхлипнула.
— И это повод? — спросил с неподдельным удивлением.
— Не знаю, — честно ответила я, — просто обидно очень… и слезы сами потекли…
Ам продолжил гладить меня по спине, а я постаралась унять рыдания… Получалось, откровенно говоря, плохо. И в тот самый момент, когда я отстранилась от Амори, чтобы сходить в уборную, в дверь вломились четыре человека. Четыре предельно веселых человека во главе с Королем.
— Дите мое, надеюсь, это слезы радости? — с видом довольного жизнью человека поинтересовался Король, протягивая ко мне руки.
За ним шла супруга, не обратившая на меня и мои слезы никакого внимания, а за ней…
— Светик, — пропела мама, с радостной улыбкой тоже протягивая ко мне руки, — почему ты плачешь?
Король, успевший заключить меня в по-отечески крепкие объятия, отпустил, передав “эстафету” маме. К ней я прижалась с наибольшим удовольствием, мгновенно ощутив ее тепло, ласку и нежность… и рыдания только усилились…
— Ну же, девочка моя, расскажи маме, что случилось? — ласково зашептала мама, успокаивающе прижимая к себе.
— Да, Светик, поделись с мамой, легче станет, — чмокнул меня в макушку папа и подошел к Королю, переговаривающемуся с Амори. Он же бросал на меня встревоженные взгляды, оставаясь внешне абсолютно спокойным.
— Пойдем, побеседуем, — мама вывела меня из комнаты, пообещав напоследок скоро вернуться.
До второй гостевой мы дошли быстро и я искренне порадовалась, что никто больше моих слез не увидит. А еще я безумно рада маме и… я рассказала все. Абсолютно всё, начиная с прибытия в лагерь и заканчивая сегодняшним днем.
Про первую встречу с комендантом, про нападения, переселение, мое нетрезвое домогательство химика, вторую нетрезвую ночь, и про знакомство с Лосом, не умолчала даже про четвертую ночь после аукциона. Я взахлеб пересказывала все события и мысленно поблагодарила маму за то, что выслушала не перебив ни разу.
Большие голубые глаза смотрели на меня с любовью и пониманием. Бледная фарфоровая кожа делала ее лицо похожим на статуэтку, а тонкие, изящные губы то и дело растягивались в доброй материнской улыбке. Только сейчас я поняла, как же сильно по ней соскучилась.
— Знаешь, ведь твой отец тоже не предоставил мне выбора, — молвила она после моего завершающего рассказ слова. — Был летний вечер, который день шел дождь, мы сидели на террасе ресторана “Вайнес”, на берегу Орукьи, он неожиданно протянул мне кольцо и сказал “Либо ты со мной, либо я с тобой”.
С мечтательной улыбкой вспоминала мама, смотря сквозь меня.
— Как видишь, выбор был невелик, — подытожила она.
— Хотя бы такой был… — буркнула я. — Мне даже такого не предоставили.
Мама сменила улыбку на виноватую и, подбирая слова, осторожно начала:
— Ты только не ругайся и не обижайся, но за тебя решили мы, а не он…
Я изумленно выдохнула, надеясь увидеть в родных голубых глазах намек на шутку или его зачем-то пытаются оправдать, или…
— Это правда?
— Правда, — не стала отрицать мама, а взгляд ее сделался еще более виноватым.
— Когда?
— Когда он пришел с разрешением о твоем переселении.
Из меня словно выбили весь воздух. Мама успокаивающе сжала мою ладонь, а я… а я приложила все усилия, чтобы снова не расплакаться.
— Получается, мое согласие даже не требуется? Вы решили выдать меня замуж фактически без моего ведома и… дата свадьбы? Вы ее тоже сами выбирали?
Я просто не смогла в это поверить. Мне никто не сказал ни слова! Не было и намека!
Слова маме давались тяжело, но она сказала:
— Мы решали вместе.
— А если бы я не испытывала к нему ничего? Как бы вы тогда поступили? Вы же не интересовались моими чувствами, — голос предательски задрожал, на глаза снова начали наворачиваться слезы, но я смогла взять себя в руки. — Я не ожидала такого от вас… — голос скатился до шепота, и я спешно покинула гостевую комнату.
Мама не пыталась меня остановить и так даже лучше. Иногда желание побыть одной становится необходимостью. Особенно когда чувствуешь, будто тебя предали. Несомненно, они хотели как лучше, но почему было просто не сказать об этом мне? Почему молчал Амори? Почему? Слишком много вопросов для одного вечера, который, как я думала, закончится с радостью, а не с грустью.
