Он сел и увидел обширный зал с рядами металлических ящиков. Это были крио камеры. Немного придя в себя, он вспомнил, что это за место. Вон там за дверью была лаборатория, где его погружали в сон. Тусклые, прозрачные существа смотрели на него со всех сторон, но мальчик не боялся их, было совсем не страшно. Фигуры немного оживились. Они не ходили, а парили в воздухе. К нему приблизилось одно из существ, и только когда оно было совсем рядом, он увидел, что это был не старый еще мужчина, на вид лет пятидесяти.

– Не удивляйся, ты попал туда, куда должен был попасть, – сказал он мальчику. Мальчик не знал, что отвечать и поэтому молчал.

– Это место, – промежуточная станция, где все мы и застряли по своей или чужой воле. И я в том числе. Это момент остановки прыжка и сколько он продлиться никто не знает, мы просто не можем сделать шаг ни вперед, ни назад. Ты сам скоро все поймешь и ощутишь на себе. Каждый новый для нас – это новая надежа. Посмотри высоко в небо, и ты сам во всем убедишься.

Мальчик посмотрел, но ничего кроме потолка не увидел.

– Смотри дальше за грань видимого, – услышал он голос рядом с собой.

За потолком он увидел пространство, заполненное бесконечным числом светящихся звезд. Свет лился отовсюду. Миллиарды светящихся птиц пролетали сквозь друг друга и от этого каскадом рассыпались ослепительные фейерверки света. Пока он смотрел в небо, света становилось все больше и больше. Он видел каждую птицу в отдельности и мог разглядеть каждое ее перышко, несмотря на то, что расстояние до них было неизмеримо велико. Пространство, где не было места тени. На эту картину можно было смотреть бесконечно. Мальчик улыбался белоснежному потоку света, который озарял небо. Птицы пели своим особым пением – и это была песня тишины. Это было самое лучшее, что ему приходилось слушать, когда либо. Он понял, что люди, создавая музыку, на самом деле стремятся создать нечто похожее на эту божественную мелодию.

– Хорошо, что ты видишь ангелов как птиц. Нам это недоступно, а большинству вообще ничего не видно кроме черного потолка. Им доступны только черные узлы. Кстати, меня зовут Сергей, вернее так звали раньше. Теперь я и сам не знаю – кто я. Друг друга мы именами не зовем и общение у нас несколько другое. Ты, наверное, уже понял, что это не совсем привычный тебе мир. Это мир, похожий на бесконечно тянущийся застывший сон. Да ты сам посмотри вниз, – сказал ему Сергей.

Сквозь плитку пола в самых дальних глубинах вселенной он увидел океан черных теней. Деталей не было видно, лишь движение чего-то монолитного слитого в один кусок. Мальчик лишь пожал плечами, давая понять, что ничего особенного не увидел.

– Ты ничего не увидел? – с удивлением спросил его Сергей

– Какие-то тени, – ответил ему тот.

– Ну да, ну да, так наверное и должно быть, лично я вижу там… хотя нет давай я тебе в следующий раз скажу, – и он посмотрел вниз сам в надежде, что и для него картинка покажется только мутным пепельным комом. Но он видел совершенно другую картину, до мельчайших деталей. Это была картина переплетенного и двигающегося океана из черных узлов. От каждого движения исходил невыносимый звук.

«Как же я тут оказался? В моей семье часто звучал смех хрустальными струнами счастья, но иногда случались события, которые я не мог объяснить. Скорее это были моменты, какого то напряжения. Мама укладывала меня спать, она читала книгу. Это самое приятное, что есть на земле, когда мама читает тебе книгу. Я заснул, но через некоторое время проснулся. Мне стало так скучно, что я решил пойти к ней. Приблизившись к двери, я потянул за ручку, дверь открылась, и я вошел в спальню. Папа и мама спали на одной большой кровати, но одеяло было у каждого свое. Тогда мне ничего не показалось странным, я был слишком мал. Это сейчас находясь здесь, я понял очень многое, как будто стал старше сразу на тысячу лет. Родители спали в одинаковых, слишком аккуратных позах на спине, руки у обоих вдоль туловища, ноги не согнуты, а идеально вытянуты. Они были похожи на куклы, которых положили, так они и остались лежать в этой позе. Казалось, они даже не дышали. Даже постель не была смята. Я стоял и смотрел на них. Тогда в моих родителях я увидел что-то отталкивающее».

Время застыло. Движения, мысли, чувства – все это было далеко и не имело здесь никакого значения. Многие были привязаны к своему замороженному телу, не в состоянии даже сделать шаг от него. У всех находящихся здесь, была возможность оказаться в любой точке земли, но они предпочитали оставаться на месте, рядом со своим телом. Здесь не надо было ни спать, ни есть, ни дышать. Не было стремлений чего-то достигать. И эта бессмысленность существования давила на каждого тяжким грузом.

Мальчик опять вспомнил своих и тут же оказался в своей квартире. Мама и папа сидели в зале с застывшими стеклянными глазами перед телевизором. Он подошел и встал перед мамой. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она его не видела и не чувствовала. Оба были в каком то странном состояние отключенности. К папе он даже не стал подходить. С тяжелым осадком он подумал о своем теле и тут же очутился рядом с ним. Мрак еще плотнее сгустился в их доме.

– Не надо тебе там бывать, от этого тебе будет только хуже, – сочувственно сказал ему Сергей: – Это большая ошибка – жить прошлой жизнью и ничего кроме разочарования она принести не может. Оставь свое прошлое позади, тебе не удастся ничего изменить, это уже их жизнь, а твоя жизнь здесь.

– Я только хотел посмотреть как они. Я так хочу, чтобы они были Счастливы, – мальчик не оправдывался, это был благородный порыв благородного сердца.

– Конечно же, посещай их, но не делай это слишком часто. Не делай себе плохо, – по-дружески советовал Сергей: – Я, так же как и ты бросился к своим, но то, что я узнал и увидел, принесло мне только боль. Я побывал во всех точках земли, но в таком состоянии это не приносит радости. Потом все возвращаются и ждут. Ждут когда это все закончиться.

– Но неужели ничего нельзя сделать? Хоть что-нибудь? – с надеждой спросил мальчик.

– Можно и даже нужно, что-то делать вот только никто не знает что, – пытаясь приободрить, ответил Сергей.

Светящаяся птица прилетела и села рядом с мальчиком. Сергей посмотрел на нее и улыбнулся.

– Это она за тобой прилетает, а забрать не может, красивая. За мной прилетает другая, – тяжело вздохнув, сказал он, видимо вспомнив о своей птице: – Ну ты еще их увидишь. Такая как у тебя здесь первая. В основном все черные, есть конечно пара тройка с серым налетом, но такой как у тебя ни у кого, – закончил он.

– Я просто хотел хоть как то помочь маме и папе. И у меня это не получилось.

– В первую очередь, ты должен помочь себе сам. Этим ты поможешь и им, не знаю, как это будет, но это точно работает. Возможно, если объединиться, можно попробовать, но когда каждый сам за себя как у нас, точно не получиться.

Мальчик вспомнил родителей и птица, рассыпая брызги искр улетела. Накатила волна уныния, за ней еще одна. Каждая последующая становилась сильнее. Время перестало существовать, оно тянулась бесконечно долго. Исчезли пункты назначения жизни, состояние отсутствия событий – вот на что это было похоже. Та жизнь была наполнена бесчисленным количеством событий, от момента к моменту, здесь полная противоположность кипящей и бурлящей жизни. Любое действие или движение, даже само обдумывание этого действия, становилось бессмысленным. Только сейчас он понял, почему многие из находящихся здесь, не двигаются и находятся в состоянии анабиоза. Абсолютно все не имело никакого смысла дальнейшего существования. Тут он немного очнулся, как будто его кольнули.

«Стоп. Почему же Сергей подошел ко мне, что его заставило, ведь он мог бы также как все сидеть на месте, погруженным в себя. Тут что-то не так, видимо есть и другие», – подумал так мальчик и сама мысль об обреченности унылого существования начала отступать. Надо было заставить себя сделать первый шаг.

Двигаясь по аллее, мальчик увидел старика. Тот чем-то привлек его внимание. Взгляд его был направлен вниз. Старик медленно поднял голову, глаза были наполнены дымчатой завесой, зрачки еле проглядывались, а огромные мешки под глазами выдавали его вековую усталость. Слова сыпались из него никчемной шелухой. Старик фонил беспорядочным бормотанием. Но чем ближе мальчик приближался к нему, тем речь его становилась все более связанная и понятная. Дым из глаз ушел вовсе, взгляд прояснился, стал чистым. Сморщенное лицо его, похожее на грецкий орех, расправилось и помолодело. Наконец он сказал: