Встречая Иру в здании Пригородного вокзала, я слушал на плеере «Кладбищенские истории» Акунина, от души наслаждаясь мастерски сделанной аудиокнигой. Электричка приехала вовремя, поэтому ждал я недолго.

Размеры багажа показавшейся на перроне любимой были внушительными. Огромная красная сумка на колесиках даже катилась с трудом, скрипя и постанывая из-за собственного богатого и разнообразного внутреннего мира. Пару-тройку услужливых мужчин, явно предлагавших ей помощь, Ира с улыбкой отшила, а я пройти на перрон через турникет не мог — для этого нужен был действующий билет. Завидев меня, она улыбнулась и помахала рукой.

Я дурачился. В ответ на ее приветствие удивленно поднял брови домиком, ткнув себя указательным пальцем в грудь. Отрицательно помахал головой — мол, знать вас не знаю, мадемуазель. Даже немного отвернулся, явив гордый профиль.

Она, подкравшись с неимоверным шумом, издаваемым бедной переевшей сумкой, зашептала мне в ухо:

— Носильщик… — я сделал вид, будто что-то слышу, но скосил глаза в другую сторону.

— Насилующий… — шепот ее становился громче и горячее. Я перекрестился, всем своим видом показывая, что не ведусь на воображаемые голоса, потому как регулярно принимаю прописанные лекарства.

— Потаскун! — она выиграла. Несколько человек с интересом обернулись на нас, а я с укоризной покачал головой, улыбаясь.

— Не было уговора работать на зрителя, — сказал я, собираясь расцеловать ее в сахарные уста.

— Это с каких пор симпатичной девушке нужно кого-то уговаривать? — Ирка подбоченилась, не допуская меня к телу. Пара мужиков из обернувшихся до сих пор пялились на нее. Она остановила мои губы указательным пальчиком и блеснула своими в темно-красной помаде, как бы говоря тем самым: «Осторожно, накрашено».

Ирка была красива и прекрасно знала об этом. Тем не менее это не помешало ей стать умной и образованной — она справедливо считала физическую красоту собственного лица и тела хорошим довеском к своим данным, но отнюдь не самодостаточным и основным.

Первым, что бросалось в глаза в ее облике после блистающих бриллиантовым мерцанием влажных очей, была, конечно, безупречная кожа с едва различимым розовым румянцем, гладкая и нежная. Удачно, но совсем чуть-чуть подправленный умелой рукой росчерк черных тонких бровей позволял сохранять лицу независимое и немного гордое выражение, а взмах ее легких пушистых ресниц приковывал внимание своей природной грациозностью.

Аккуратный остренький носик указывал на некоторую степень задиристости хозяйки, а едва заметные веселые морщинки в углах лучистых глаз объясняли, что эта задиристость может быть направлена только на благое дело. Четко очерченная линия пухленьких губ, с немного вздернутой верхней, создавала соблазн в чистом виде — желание прикоснуться к ним было практически зомбирующим. А белеющие влажным блеском идеальные зубы будили дикую зависть у лиц обоих полов.

Ее волосы цвета вороного крыла были собраны сзади в хвостик, обнажая изящный затылок, на фоне загорелой кожи которого красиво блестела тоненькая золотая цепочка. Волосы падали ниже лопаток, как отвес, подчеркивая прямоту осанки и общую стройность фигуры. Ровные, немного широковатые плечи и упругая высокая грудь свидетельствовали о долгих занятиях спортом, а именно — плаванием.

Ну а осиная талия и соблазнительные бедра говорили о том, что занятия спортом не заброшены до сих пор. Это божественное тело оканчивалось длинными ногами в ботиночках — хозяйка могла себе позволить обходиться без шпилек из-за высокого роста. Никакой надобности напоминать о цокающих копытах черта вовсе не было — дьявольского в ней и без того хватало. И это настолько тщательно было перемешано в ней с божественным, что со стопроцентной уверенностью никто бы и не сказал сразу, что от кого ей досталось.

Держалась она абсолютно естественно всегда и везде. Ее тело с легкостью принимало непринужденные позы, каждая из которых могла бы войти в учебник соблазнения как эталонная. Причем было абсолютно неважно, загорает ли она на пляже или чистит на кухне картошку.

Ее улыбка, то взрывающаяся искренней радостью, то лишь немного расходящаяся в легкой иронии, была очень сексуальной и неизменно заставляла проявляться трогательные ямочки на щеках.

Тембр голоса действовал на мужчин, как дудочка факира на змей. И те представители мужского пола, которые по каким-то причинам просмотрели красоту лица и тела Ирины, тут же немного испуганно возвращали ей свое внимание, услышав мелодичный голос. Они озирались в поисках источника волшебных звуков, будто бы боялись быть смытыми неудержимым потоком сексуальности.

Одевалась она со вкусом — не особенно выпячивая свои достоинства, но и не загоняя себя в бесформенную унисексовую одежду. Я знал, что выбирала Ира свои одеяния исключительно из соображений удобности — практически все они были спортивного стиля, но при этом безоговорочно сексапильными.

Впрочем, невзирая на неотразимость, Ирка никогда не ставила перед собой целью покорение как можно большего числа лиц мужского пола. Ей, конечно, льстило внимание сильной половины человечества, но легкость, с которой она отшивала поклонников, была поставлена на поток. Хотя легкость эта не была обидной отповедью зазнавшейся красотки, все же она давала понять, что штурм этой крепости невозможен. А следовательно девушка лишала шансов сразу же — не давая повода к надеждам, что тоже заслуживало уважения. Хотя и навевало уязвленному мужскому самолюбию мысли о существовании розовой подружки.

Женщины тоже заметно реагировали на нее — и лишь немногие, наверное, самые сволочные, высокомерно тужились в лицемерной улыбке и быстро отворачивались от этого явленного совершенства. Заодно прятали под столики свои кривоватые ножки или незаметно выпячивали не очень развитую грудь. Но даже они время от времени кидали в ее сторону взгляды, подоплека которых, несмотря на тщательную маскировку, была ясна даже для неискушенного наблюдателя. Имя ей Зависть, фамилия Черная.

Рассказывать про аварию любимому человечку не хотелось, поэтому пришлось соврать, что начал троить движок и я отвез машину на лечение. Ну, хоть половина из сказанного оказалась правдой. Домой мы добрались на такси минут за двадцать, и Ира рассказывала мне по дороге семейные новости.

Дома путешественницу ждал сюрприз. Даже два. Даже три. Джин, «Gustav Becker» и я — Толик Некурящий. Первый ее немного испугал. Рядом с входной дверью, сделанной в свое время из окна (на самом деле до революции в этом месте уже был вход, я видел на старых фотографиях, потом его переквалифицировали в окно, а перед моим заселением вновь вернули на прежнюю должность), находились по бокам узкие оконца. Пока я рылся в карманах, отыскивая ключи от двери, Ира стояла рядом, пытаясь в левом оконце разглядеть родную обстановку. В квартире было темно и ничего видно не было. Однако заинтересованный шумом и тенями поблизости, на низкий подоконник по обоям взобрался сторожевой котенок Джин.

Глаза девушки и зверя встретились, причем последние полыхнули из мрака прихожей фосфорным блеском. Кота Баскервилей видели? Наверное, подобное впечатление очень добрый и маленький, но хищный комок шерсти произвел на мою любимую. Ибо она не знала, что дома уже давно — почитай, целый день — живет Почетный Отпугиватель Мышей второго разряда.

Она отшатнулась от оконца и как-то жалобно произнесла:

— Толь, квартиру окропить надо… Давай священника вызовем, а?

Вообще-то, новизной эта ее идея не поражала. Ирина холила и лелеяла ее почти с самого своего вселения — ибо время от времени Морфей посылал ей какие-то невкусные, кошмарные сны. Которые она списывала то на домового, наверняка невзлюбившего ее, то на «плохую ауру помещения». Я же был склонен винить в этом ее всепоглощающую любовь к ужастикам. Кстати, именно из-за них она начала интересоваться старинными вещами. Правда, антиквариата в ее арсенале было пока немного — старинный фамильный перстенек с голубоватым алмазиком, прабабушкина икона, писаная на дереве, и столетняя потрепанная колода карт…