— Эй, что-то не так? — Люциус почувствовал, что последние полчаса она смотрела на него, а потом внезапно прижалась и уткнулась ему в шею, скрывая свое лицо. Ее поведение было странным, и это немного беспокоило его.

— Ничего, просто обними меня, — тихо сказала она, и рука ее, лежащая на груди Малфоя, сжалась. Гермиона провела ногой по его бедру, и на мгновение он решил, что она хочет перелезть через него. Он крепко обнял ее, проводя ладонями вверх и вниз по спине.

— Гермиона, котенок, что не так? — он почувствовал ее легкую дрожь. — Я сделал что-то, что расстроило тебя? — Люциус не мог больше ни о чем думать, оказываясь рядом с этой женщиной.

— Ты был абсолютно идеален, — она прижалась губами к шее, мягко целуя его.

— Нет, что-то не так, обычно ты ведешь себя по-другому. Скажи мне, что тебя так расстроило, — он потянулся к палочке, что лежала на тумбочке у кровати, и выключил телевизор, чтобы сосредоточиться только на ней.

— Я не хочу, чтобы ты бросил меня, — голос Гермионы глухо звучал где-то у его шеи. А она чувствовала себя идиоткой, слабой и эмоциональной идиоткой, жалуясь ему на подобную глупость. Но он решил выяснить.

— Что? Почему это я оставлю тебя? — Люциус даже немного растерялся и перевернул ее на спину, наклонившись над ее лицом.

“Да что за разговоры?”

— Я не знаю, кажется, я в замешательстве. Просто Драко как-то спросил меня, люблю ли я тебя, а я даже не знаю ответа на этот вопрос, Люциус, и это окончательно запутало меня. Мне так нравится быть с тобой, что одна только мысль о разлуке… о том… — с ее губ сорвалось приглушенное рыдание, а в уголках глаз собрались слезы. — Я… я не могу жить без тебя.

Люциус не знал, что сказать. С одной стороны, раньше Гермиона говорила, что навряд ли сможет полюбить его, но с другой стороны, теперь она рыдала, понимая, что не сможет без него жить. И Люциус оказался ужасно тронут всем этим. Он поймал ее слезы кончиками пальцев и вытер их, отводя волосы Гермионы назад, чтобы было видно ее лицо, в которое он тут же уставился.

— Ты не окажешься без меня, Гермиона. Случившееся между нами произошло очень быстро, и даже несколько сюрреалистично для тебя, полагаю. Нам и всем остальным понадобится время, чтобы привыкнуть к этому. Тебе не нужно осознавать свою любовь ко мне прямо сейчас, милая. Ничего страшного, что тебя мучат сомнения и неуверенность, нет никакой спешки, никто из нас никуда не денется, — он поцеловал конец ее носа и улыбнулся. — Просто пообещай мне одну вещь.

— Что еще? — то ли фыркнула, то ли всхлипнула она.

— Когда ты наконец осознаешь свою любовь, не держи это при себе, скажи мне, — тихо сказал Люциус.

— Когда осознаю? Это довольно высокомерное предположение, — уже успокоившись, нежно поддразнила она, кончиками пальцев поглаживая Малфою переносицу.

— Не совершай ошибок в этом, котенок, я хочу, чтобы ты полюбила меня, я очень хочу этого, и когда ты поймешь это, я хочу слышать это часто, — он слегка куснул ее пальцы, а затем прижался щекой к ладони. Ему нравилось, когда она дотрагивается до него, заставляя чувствовать себя мурлыкающим котом, всегда наслаждающимся ее прикосновениями и желающим большего.

— А ты? — поинтересовалась Гермиона.

— Мое сердце с самого начала принадлежало тебе. У меня нет никаких сомнений, не пытайся заставить меня проверить свои чувства. Я всегда здесь, и всегда готов ждать, когда ты будешь готова, — Люциус чуть не мурлыкал, чувствуя как ее ногти царапают кожу у него на голове.

— Ты еще раз сумел удивить меня, — Гермиона улыбнулась тому, как он двигал головой, чтобы коснуться ее еще сильней.

— А я надеюсь, что это всегда будет так, поскольку ты никогда не перестаешь удивлять меня, — его тело вздрогнуло, когда ее прикосновение вызвало у него озноб. Она же засмеялась и обняла его за шею, притягивая к себе, пока их губы почти не встретились.

— Займись со мной любовью, Люциус, — Гермиона подняла голову всего на дюйм и неожиданно прижалась губами к его рту, сжимая губы Малфоя в поцелуе, таком нежном, что его кожа даже начала покалывать. Он ответил на поцелуй, как всегда желая, чтобы она почувствовала его. Он любил ее, ни на секунду не сомневаясь в этом, потому что никогда никого так не любил, никогда не чувствовал ничего такого, что чувствовал к ней, пусть и не решаясь поверить этому, поскольку произошло это так неожиданно, так быстро и легко.

Может быть, он не был готов признаться Гермионе в любви, но он мог показать ей, что она значила для него своими прикосновениями, своими поцелуями, своей жаждой ее тела. Его руки легко касались ее кожи, ласково поглаживая ее от шеи до бедер медленным движением вниз, затем поднимаясь, обхватывая ее грудь и нежно сжимая ее. Их поцелуй вызывал у него больше эмоций, чем когда-либо произнесенные им слова. Люциус ни разу не был святым, и, конечно, в его прошлом были женщины, много женщин, но ни одна, в том числе, и его жена, не вызывали у него таких глубоких эмоций. Долгое время он даже считал себя неспособным к романтической любви, и потому был благодарен за то, каким она сделала его.

Он долго ласкал соски, проводя по ним кончиками пальцев. Гермиона выгнулась от этих прикосновений, молча прося о большем, пока ее язык танцевал вместе с его. Потом Люциус неохотно отпустил ее губы, чтобы нежно поцеловать ее в подбородок, опускаясь к шее. Люциус скользнул по ее ключицам еще ниже, в сладкую долину между полушариями груди. И был опьянен сладким, естественным ароматом ее кожи. Затем ему в рот попал напрягшийся сосок, умоляющий о внимании. Малфой медленно облизал его, поиграв языком, прежде чем вобрать в рот, пока его пальцы играли со вторым, возбуждая его и подготавливая к ласкам ртом.

Несколько долгих мгновений он продолжил ласкать ее грудь, чередуя их одну с другой, прежде чем медленно пробраться к телу. Он водил губами по талии, покусывал мягкость живота, целовал изгиб бедер. Все это время Гермиона чувственно двигалась под этими блуждающими губами, потягиваясь и изгибая тело в томных подрагиваниях от вздохов и тихих постанываний. Наконец Малфой раздвинул ей бедра, целуя в самую сердцевину.

И услышал громкий вскрик, чувствуя, как она толкулась навстречу его губам. Он пощекотал влажную расщелину кончиком языка, почувствовав первый вкус ее привычного нектара, прежде чем зарыться еще глубже и найти ту жемчужину, которая была центром ее удовольствия. Он поиграл с ней, щелкая языком, кружа вокруг нее и нежно посасывая, чувствуя, как Гермиона покачивается навстречу его рту. Как дрожит от его губ, как больно царапает его ногтями.

Впившись в его плечи пальцами, она потянула его наверх. А потом даже обвила руками и ногами, притягивая еще ближе.

— Гермиона… — простонал Люциус, медленно погружаясь в ее жар, губы его до сих пор были влажными от ее желания. Он закрыл глаза и откинул голову назад, когда медленно отодвинулся, а затем снова толкнулся вперед сквозь тугую, сжимающую его плоть.

— Поцелуй меня, пожалуйста, мне нужно, чтобы ты поцеловал меня, — она обхватила его шею и наклонила голову, пока их губы не встретились, возвращая обоих в медленный, нежный поцелуй. — Я хочу ощутить тебя внутри, когда буду кончать…

Он не мог понять, что вдруг сделало ее такой слабой, но понимал, что и сам хочет этого поцелуя, что откровенно нуждается в нем. Он просто почувствовал, что Гермионе нужно сейчас ощутить эту связь с ним, осознать, как сильно он заботится о ней, как готов продемонстрировать ей все это.

Он неспешно двигался внутри нее, и член медленно скользил в ней, так же, как и хозяйничал у нее во рту его язык, создавая невероятно приятные ощущения. Это был далеко не лучший секс из уже случившегося у них, но он, безусловно, был самым чувственным. Между ними царило сейчас так много эмоций, потребностей и какой-то уязвимости, смешивающихся со страстью, что все это порождало поистине горячечное желание. Почувствовав приближение собственной кульминации, Люциус отстранился от губ Гермионы и уставился ей в глаза, продолжая неукротимо двигаться. Переполнявшие его слова продолжали висеть на кончике языка так же, как и душившие его эмоции, но все они так и остались несказанными.