— Конечно не увеличили! Но зато увеличили бюджет на создание зелья для лечения эректильной дисфункции! Нет, ты представляешь?! У людей столько проблем, а министерство спонсирует разработку зелья, которое поможет старым развратникам трахаться как можно дольше. Это просто безобразие, Гарри. Безобразие, не имеющее никакого смысла! Приоритеты магического правительства явно нуждаются в пересмотре… — она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, а потом, чтобы успокоиться, достала из ящика своего стола колу и шоколад. Гарри знал, что она всегда заедала свои расстройства чем-то, содержащим кофеин, и какими-нибудь сладостями. — Прости, пожалуйста, Гарри, я даже не спросила, что привело тебя сюда.

— Брось. Я же знаю, что ты должна была выговориться, — тот провел пальцами по волосам, чем еще больше взлохматил их. — Гермиона, мне нужно задать тебе несколько вопросов…

— Хорошо. Задавай, — она сделала большой глоток и замерла в ожидании.

— Таинственная грабительница снова объявилась… — медленно произнес Гарри, покачав головой. — Ну… та, которую газеты называют «Леди в маске». Прошлой ночью она попала на бал, там собирали средства для нового спектакля. Как обычно, ограбила нескольких человек: обчистила карманы и стащила какие-то ювелирные украшения. Ты же знаешь, на этих балах собираются только богатые чистокровки. Свидетели утверждают одно и то же: она — молодая женщина, одетая в черный костюм, с длинными темными волосами и в черной маске.

— И это всё? — откинувшись на спинку кресла и сделав еще один большой глоток, поинтересовалась Гермиона.

— Абсолютно. Больше ничего. Кто бы она ни была, эта негодяйка отлично заметает следы. Ее магическую ауру невозможно уловить: она или не использует магию, или невероятно искусна в заклинаниях. Понимаешь, она не оставляет улик, которые могли бы обнаружить даже продвинутые магловские методики… — Гарри явно выглядел расстроенным. — Гермиона, мне нужно знать: получала ли ты еще одно анонимное пожертвование?

— Нет, ничего не пришло. Пока не пришло. Послушай, Гарри, у вас нет способа выяснить, от кого приходили предыдущие пожертвования — от нее или от какого-нибудь доброго самаритянина, не нуждающегося во всеобщем признании, — та усмехнулась, заметив несогласный и даже слегка возмущенный взгляд приятеля.

— Гермиона! Это. Не. Совпадение. Она сказала кому-то из жертв, что их деньги пойдут на благое дело. Да и чем еще объяснить, что твой благотворительный фонд получает анонимные пожертвования в течение недели после каждого ее… мероприятия? Ты прекрасно знаешь, что деньги приходят от этой воровки! — он потянулся к столу за кусочком шоколада и, скептически фыркнув, вернулся в диванчик.

— Гарри, я ничего не знаю. Пожертвования доставляются в немаркированном конверте вместе с запиской о том, как их использовать. На конвертах нет ни почтового штемпеля, ни адреса, ни подписи, поэтому я отказываюсь размышлять на эту тему. Я, знаешь ли, просто благодарна за увеличение своего бюджета, — она протянула ему колу. — А кто подал жалобу?

— Несколько ограбленных богачей, но на самом деле скажу прямо: не так много она у них и отобрала. Драгоценности, меха, какие-то карманные деньги. Люди говорят, что она никогда не была жестока и вела себя очень корректно и вежливо. Женщинам она, конечно, нравится меньше: те так и норовят назвать ее потаскухой. Но вот мужчины утверждают, что она очень красива, даже несмотря на маску. Никто не узнаёт ее голос или фигуру, но, по-видимому, она использует какое-то специальное заклинание, потому мы и не можем понять, чья палочка работает. Короче, эта мошенница действительно знает, что делает… — расстроено закончил он, но факт оставался фактом: воровка и впрямь исчезала совершенно бесследно.

— Господи… Неужели кого-то действительно волнует тот факт, что она взяла у них несколько безделушек и карманные деньги? Особенно, если учесть, что используются они для доброго дела… — задумавшись, тихо произнесла Гермиона.

— Меня волнует, Гермиона! Потому что эта женщина нарушает закон и мешает мне защищать его. Мы не можем позволить, чтобы люди, вообразившие себя Робин Гудом, грабили богатых, чтобы накормить бедных! — вспылил Гарри.

— А я не согласна! Я вообще думаю, что кто-то должен восстанавливать справедливость. И отнять у этих богачей немного ценностей, чтобы отдать их на благое дело — это очень даже правильно. Сами-то они, если ты заметил, не особенно торопятся. И поверь, если бы речь шла о банальном воровстве, я бы согласилась с тобой. Но зная, что каждый кнат из присланных денег пойдет на благотворительность, я не могу жалеть об этом. Уж извини! — Гермиона откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Знаешь, у тебя какой-то очень странный способ оправдывать преступление, дорогая. Интересно, будешь ли ты чувствовать то же самое, если, например, какой-нибудь волшебник использует Аваду Кедавру для педофилов. Ты как считаешь: это станет правосудием или все-таки убийством? — иронично спросил Гарри и тоже откинулся на спинку диванчика.

На самом деле, подобные споры у них случались нередко. Гермиона Грейнджер славилась своей категоричностью, и порой Гарри серьезно волновало это ее качество вместе с ее же вспыльчивостью. Что было, по сути, немного удивительно с учетом ее внешней, знакомой всем уравновешенности. Но нет… сторонний зритель ошибался. Кстати, именно эта категоричность и привела в конечном итоге к их разрыву с Роном.

Теперь эти воспоминания казались Гарри почти забавными. Ведь Рон никогда не мог справиться с Гермионой и с силой ее духа. Понятно, что для всех она была спокойной умницей и даже порой занудой. Но знающие ее близко были хорошо знакомы с тем, как часто она теряет контроль над своими эмоциями, какой страстной может она быть. И не только в обычной жизни, но и в интимной. О чем Гарри никогда не хотелось знать, но регулярно приходилось слушать. Как лучшему другу и по совместительству родственнику. Конечно, сейчас он уже понимал, что, несмотря на юношескую романтику, Рон и Гермиона никогда не были гармоничной парой. Хорошо еще, что расстаться им удалось достаточно мирно, ведь именно это помогло ему сохранить обоих друзей.

— Это сложный вопрос. Не сравнивай, Гарри, применение Непростительного заклятия с банальным ограблением. Даже гипотетически это отнюдь не одно и то же. Тем более, уж извини, но за педофилию и Авады не жалко, так-то… Хотя, понятно, что нельзя рассуждать огульно, и каждый случай должен быть рассмотрен сообразно конкретным обстоятельствам, — Гермиона нахмуренно задумалась.

— Ага… Значит, все-таки имеет значение? — иронично уточнил Гарри, понимая, что, конечно же, задал глупый вопрос, и ответить ему по-другому Гермиона Грейнджер не могла.

— Хорошо, я скажу: они и впрямь заслуживают кастрации, и я до сих пор не понимаю, почему министерство не делает этого. Неважно как: заклинанием или зельем. Я понимаю, что жестоко. Но зато оправдано! — выпалила наконец она.

— Понятно. Ну… тогда спасибо Мерлину, что ты не стала тюремным надзирателем или, что еще хуже, членом Визенгамота. Потому что твое правосудие на редкость жестоко и категорично, — он покачал головой, но потом улыбнулся: — Ладно. Давай отложим нашу с тобой дискуссию и поужинаем сегодня. Хорошо? Джинни все равно допоздна работает, а я не люблю есть в одиночестве.

— Хорошо. Думаю, я смогу с тобой поужинать, — покачивая ногой, Гермиона улыбнулась. Настроение ее явно улучшилось.

______________________________________________________________________________

Когда Люциус ближе к полуночи покинул свой джентльменский клуб, было уже довольно поздно. Вечер оказался холодным — в воздухе кружила легкая поземка, сопровождаемая ледяным пронизывающим ветром. Сегодня карета его почему-то не дожидалась, и Малфой ощутил по этому поводу некоторое раздражение, несмотря на довольно удачный выигрышный вечер за карточным столом. Косой переулок выглядел совершенно пустым, а свет газовых ламп отбрасывал на заснеженную землю мягкое золотистое сияние. Несколько раз Люциус легонько постучал тростью по носку ботинка и, начав замерзать, направился к зоне общественного аппарирования.