— Прости, Люциус, — тихо повинилась Гермиона. Тот поднял голову и сразу понял, о чем она думает. Он потянулся к ее руке и усадил к себе на колени.

— Не переживай. Это не твоя вина, детка. Тебе не стоит извиняться, — прошептал Мафой, положив подбородок ей на плечо и вздыхая от понимания, сколь сильно утешает его тепло и присутствие Гермионы.

— Это моя вина, Люциус, эта психопатка просто копирует меня.

— Нет, она не может копировать тебя, потому что она — это не ты. Ты же никогда никому не причиняла боль… Не говоря уже о Непростительных, — он поцеловал Гермиону в щеку и повернул лицо к тихо стоящему возле окна и не желающему вмешиваться в столь интимную беседу Гарри. — Вы уже нашли ее?

— Нет, еще не нашли. Ее палочка, как мы и думали, принадлежит умершему волшебнику, — устало покачал головой тот. — Хотя она не такая аккуратная, как Гермиона, так что… мы обязательно поймаем ее.

— И лучше надейся на это, Поттер. Она причинила вред моему сыну, у меня нет никаких сомнений в том, что на ее поимку я отправлю всех своих соглядатаев. Для нее же будет лучше, если ты найдешь ее раньше меня, — мрачно произнес Люциус. Тона его голоса и ледяного выражения лица было достаточно, чтобы Гермиона вздрогнула, а Гарри занервничал. — Никто не смеет вредить тем, кого я называю своими, Поттер. Я использую любую возможность, чтобы защитить Драко и Гермиону, даже если это и означает снова связаться с теми отнюдь не самыми законопослушными членами нашего сообщества, с которыми я давно уже распрощался.

— Я найду ее, обещаю, и увижу наказанной за все преступления, — Гарри увидел, как тот коротко кивнул, и взмолился, чтобы выполнить обещание.

— Люциус, а где Астория? — спросила Гермиона, оглядывая палату в поисках жены Драко.

— Меня вконец утомила ее истерика, и поэтому я, чтобы не сойти с ума, отправил ее домой и попросил вернуться сюда завтра, — закатил глаза Люциус. — Тем более что она мало заботилась о Драко, ей, скорее, просто нравилось то внимание, которое Астория, как жена Малфоя, получала от медсестер и врачей.

— Тупая овца… — пробормотала Гермиона. — Ты поел? — спросила она.

— Нет, я разговаривал с врачами. Всю ночь они продержат его на успокоительных, пока зелья делают свою работу. Он должен проснуться завтра. И, может быть, расскажет, что произошло, и это даст нам возможность что-нибудь сделать, — Люциус оглянулся на Гарри. — Для этого ты должен быть в состоянии допросить его.

— Я вернусь завтра днем, дадим ему шанс проснуться и прийти в себя, — он положил руку на плечо Люциуса и чуть пожал его, а затем обнял Гермиону и, поцеловав ее в щеку, направился к двери.

— Ты должен отправиться домой и что-нибудь поесть, — заявила она, проводя пальцами по волосам Люциуса.

— Нет, останусь здесь, пока он не проснется. Я уже слишком много раз подводил его и не был для него таким отцом, каким должен был быть, поэтому не оставлю его сейчас, — убежденно сказал Малфой, чье внимание снова вернулось к Драко.

— Хорошо, тогда я устрою, чтобы тебе что-нибудь принесли сюда, — она поцеловала его в макушку, решив остаться здесь и заботиться о нем так долго, как будет нужно. Она не могла по-другому, тем более что сердце ни за что не позволило бы это.

___________________________________________________________________________

Именно боль медленно вытягивала Драко из темноты. Все тело болело, будто он проплыл многие мили. Голова еще была тяжелой, он даже не мог поднять ее, а рот, казалось, был словно набит ватой. Ноздри наполнил запах антисептика, а Драко изо всех сил все пытался и пытался открыть глаза. Но никак не мог — опухшие веки никак не хотели подниматься. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что находится в больнице.

Воспоминания о том, что привело его сюда, начали всплывать в голове. Он покинул клуб с намерением завалиться с Элизабет в постель, обвившись вокруг мягкого тепла ее тела и наконец-то уснуть. Но не прошел и совсем чуть-чуть, даже не добрался до места публичной аппарации, когда почувствовал, как его сразило первое заклинание. Оно был довольно слабым, и причинило, скорее, неудобство, а не боль. Но когда он обернулся, то оказался потрясен, увидев, как «Леди в маске» стоит неподалеку со своей палочкой, направленной прямо на него. Всего один лишь раз он общался с этой грабительницей, но почему-то понял, что сегодня что-то не так.

В ее глазах пылала яростная злоба, чего не хватало той, другой воровке. У той был какой-то хулиганский блеск в глазах, и озорная улыбка кривила ее губы, вызывая желание лишний раз поддразнить эту хулиганку. Она не заставляла бояться, поэтому-то тогда он и почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы отвесить ей пошлую шуточку. Конечно, она залепила ему хорошую такую оплеуху, но не сильно, казалось, это вообще было больше похоже на то, что так она хотела привлечь его внимание, а не навредить ему. Эта же женщина явно была какой-то другой. Она хотела, намеренно хотела причинить ему боль. И было что-то знакомое в ее ненависти, которую он физически чувствовал. Она словно излучала ее, но Драко не мог определить это прежде, чем она начала бросать в него Круцитаусы.

Он вспомнил, что уже на втором заклинании потерял сознание, но, учитывая то, что тело его продолжало и продолжало чувствовать новые мучения, Драко был почти убежден, что на этом его пытка еще не закончилась. Поморщившись, он все-таки с усилием разлепил веки и понял, что свет в палате выглядит очень притушенным, и поэтому зрение начало потихоньку восстанавливаться. Он даже смог увидеть рядом с кроватью поднос с кувшином воды и расположенной на нем небольшой вазочкой, в которой стояли цветы. Повернув голову, Драко посмотрел дальше и увидел длинный диван у стены под окном. На диване вытянулся его отец, положивший голову на подушку, а ноги — на подлокотник. Рядом с отцом лежала прижавшаяся к нему Гермиона, закинувшая на Люциуса ногу и положившая голову ему на грудь. А отцовская ладонь по-хозяйски обнимала ее за ягодицы.

Драко ужасно хотелось засмеяться, но это без сомнения бы причинило бы ему боль. Его отец, казалось, всегда дотрагивался до Грейнджер, наверное, даже во сне ощупывая ее. Взгляд его сумел наконец сфокусироваться и, продолжая смотреть на спящую парочку, Драко вдруг понял, что Люциус Малфой, преодолев какие-то комплексы по поводу разницы в возрасте и свою персональную циничную иронию по поводу чистоты крови, превратился в совершенно счастливого человека. Он был откровенно доволен своими новыми отношениями. Почему-то Гермиона оказалась реально хороша для него, и Драко подозревал, что их чувства гораздо глубже, чем осознавали они сами.

Он смотрел, как, проснувшись, Гермиона подвинулась к отцу, подняла голову и коснулась губами его лба, прежде чем подняться с дивана и отойти к кровати. Отец что-то невнятно пробормотал, не желая отпускать ее, хмурясь и протестуя во сне, но Грейнджер только потянулась, широко зевнула и присела на стоящий возле кровати стул. А когда, посмотрев на кровать, увидела, что Драко очнулся, ее губы растянулись в улыбке.

— Привет… Выглядишь дерьмово, — с усмешкой сказала она.

— Спасибо, признаюсь, я и чувствую себя довольно дерьмово, — голос Драко прерывался, а в горле что-то надсадно хрипело. Гермиона быстро потянулась, налила стакан воды и поднесла его к губам Драко, сунув туда соломинку, чтобы он мог выпить.

— Тебя снова отделала женщина, Малфой… — поддразнила его Гермиона.

— Угу, спасибо, что напомнила. И не в первый раз, хочу заметить, — допив стакан, он упал обратно на подушку, благодарный ей за успокаивающую прохладу воды в больном горле.

— Боюсь, что не последний, — она присела на краешек кровати. — Ты как вообще, в порядке?

— Да, я в порядке. Правда, сам до сих пор не могу в это поверить… А отец давно здесь? — Драко снова взглянул на Люциуса, до сих пор спящего на диване.

— Сразу пришел. Не переживай, он никуда не уйдет.

— А ты? — спросил Драко.

— А я не могу оставить его, — растерянно ответила Гермиона, как будто сама не совсем поняла, чего же только что сказала.