— Расслабься, доверься мне, — промурлыкал он, прежде чем вернуться к своей задаче. Гермиона находилась в откровенном шоке, ни в коем случае не будучи ханжой, никогда раньше еще никто не ласкал ее вот так. Ей всегда казалось, что такие ласки табуированы и даже грязны. Но… похоже, Люциус, совсем не возражал против них, хотя она и не думала, что он позволил бы себе их, если б только что они не вышли из душа. Она послушалась и попыталась расслабиться, ослабив хватку его волос и сосредоточившись на новых ощущениях, появившихся благодаря Люциусу. Они были странными, но не неприятными, похожими на те, что она почувствовала в своем кабинете, когда он ввел в нее палец. Гермиона закрыла глаза, понимая, что его пальцы сильнее прижимаются к клитору, в то время как его язык снова и снова наполняет ее какими-то странными болезненно-приятными ощущениями. И она невольно начала двигаться навстречу ему, мучительно нуждаясь в обещанной всем, что он делал, разрядке.

Люциус слегка улыбнулся на это. Он уже чувствовал, как дрожат стенки ее влагалища, и удвоил усилия. Хриплые стоны Гермионы начали заполнять комнату, а ее движения ускорились и стали какими-то беспорядочными, затем она вдруг напряглась и гортанно закричала, внутренние мышцы начали конвульсировать вокруг пальцев, и она отдалась на волю оргазма. Сильного и долгого. Откинувшись на сидение, Люциус наблюдал за ней, хотя пальцы все еще нежно поглаживали, когда она, наконец, тяжело упала на кушетку и задрожала от собственных толчков. Из вежливости Люциус быстро наложил на рот очищающее заклинание, полагая, что не стоит тянуться к ней губами без этого.

Он убрал пальцы из влагалища и увидел, как блестят они в свете камина. Гермиона посмотрела на него и увидела, как потирает их один о другой, а потом смазывает ими головку члена. А потом поднимается на колени и тянется к ней.

— Иди сюда, малышка, — прошептал он, стаскивая Гермиону на пол.

— Не могу поверить, что ты это сделал, Люциус. Ты самый настоящий извращенец, вот ты кто, — насмешливо заявила Гермиона, чьи глаза были полуприкрыты веками, а губы распухли от поцелуев.

— Ты всегда так говоришь, но все равно любишь все, что я с тобой делаю, — парировал Малфой и, схватив ее за бедра, притянув к себе еще ближе, потирая член о ее мягкий живот.

— Это правда, думаю, и меня делаешь извращенкой тоже, — хихикнула она и потянулась к нему, чтобы поцеловать Люциуса в шею, чуть задевая ее зубами и даже слегка прикусывая.

— Конечно делаю, — негромко зарычал он, пальцами вдавливаясь в мягкую плоть женских бедер. — И посвящение в одно из извращений еще не закончилось, учти. Развернись, — Люциус сжал ее бедра сильнее, чтобы повернуть Гермиону так, чтобы та снова оказалась к нему спиной.

Она ожидала, что он заставит ее наклониться, но оказалась ошеломлена еще раз, когда Люциус просто прижал ее к себе, спина прижалась к его животу, а его член, казалось, сам собой проникает между ягодицами. Откинув голову на его плечо, она блаженствовала от того, как его руки движутся по ее животу вверх, обхватывают и поглаживают грудь, нежно покручивая соски, а затем скользят обратно вниз и снова погружаются в огненную влагу влагалища. Он осторожно покружил по клитору, заставляя маленький бутон еще раз напрячься. И только когда она снова начала стонать и извиваться, Люциус слегка подтолкнул ее, чтобы Гермиона наклонилась и положила локти на кушетку.

Длинными медленными движениями он потер ей спину от плеча к ягодицам, словно успокаивая, раздвигая Гермионе колени и садясь позади нее. Малфой схватил член у основания и медленно погрузился в этот влажный жар, полностью проникнув в нее и закрыв глаза. А потом застонал от удовольствия.

— Я думала, ты хотел… а-а-ах… — Гермиона забыла, что собиралась сказать, когда он начал медленно двигаться, вдавливаясь в нее, членом чувствуя каждый дюйм этой восхитительной нежной плоти. Она не видела, как он потянулся к маленькой бутылочке с маслом и вытащил пробку зубами. Потом покрыл им указательный палец со средним, ощущая, как масло становится теплым. Люциус все еще продолжал двигаться во влагалище, прижимая смазанные маслом пальцы к ее анусу. Поначалу Гермиона сразу же напряглась, влагалищем сжимая член с почти болезненной силой.

— Спокойно, расслабься, я не сделаю тебе больно, мне просто нужно подготовить тебя, чтобы тебе было легче принять мою плоть внутрь.

Захныкав, Гермиона сделала усилие, чтобы расслабить мышцы сфинктера и позволить его пальцу проскользнуть в себя. Люциус нежно перебирал маленькое сморщенное отверстие, продолжая свои мучительно медленные толчки во влагалище. И только когда она расслабилась, скользнул в нее средним пальцем вместе с указательным, но тоже очень осторожно, потому что Гермиона снова захныкала. Он тихонько двигал пальцами, разводя их внутри нее, словно ножницы, растягивал ее, готовя к тому, что должно было произойти. Потом наклонил бутылочку, позволяя тоненькой струйке масла стечь между ягодицами и еще больше смазывая ее.

Наконец он вытащил пальцы и, шепотом используя заклинание, быстро очистил их. Скользнул кончиком члена по маслянистым округлостям и начал вжиматься в тесное колечко ануса. Гермиона испуганно вцепилась пальцами в бархатистую обивку кушетки, и, увидев ее испуг, Люциус успокаивающе положил руку ей на плечо, обхватывая его пальцами. Но продолжал настойчиво двигаться вперед, пытаясь проникнуть в плотное кольцо мышц. Гермиона вспомнила кое-что, недавно в одном женском журнале она прочла, что нужно стараться будто бы вытолкнуть его из себя, что, наоборот, позволило бы ему погрузиться глубже, растянуть и наконец позволить проникнуть полностью.

— О, сладчайшая Цирцея! — застонал Малфой, глубоко погружаясь в нее. Его тело обожгло крепкой хваткой, делая мысли совсем бессвязными, когда он слегка вышел и снова толкнулся вперед. — Здесь я точно первый, Гермиона… — он произнес это почти отчаянно, когда тихонько двинулся снова. Гермиона же боролась со жгучим ощущением проникновения в анус, и лишь прикосновения к ноющему возбужденному клитору как-то облегчали ее дискомфорт.

— Не останавливайся, Люциус, дай мне кончить! — то ли прорыдала, то ли прокричала она, взяв их соединенные руки и скользя между ногами, туда, где их пальцы вместе поглаживали распухший бутон клитора, пока Малфой продолжал двигаться в ней. Их пальцы снова и снова поглаживали его, и проникновения члена казались теперь намного легче и безболезненней. Уже скоро Гермиона почувствовала, как он начинает пульсировать, услышала, как дыхание его перехватывает, а его стон становится все громче и громче. Еще немного, и она снова забилась в оргазме, и влага этой разрядки уже стекала по ее бедрам, когда содрогалось влагалище. Прямая кишка тоже пульсировала, сладко лаская его, пока Люциус с громким криком не излился в нее и сам, падая Гермионе на ее спину и дрожа от самого сильного оргазма, который он когда-либо испытывал.

Его тело болело от напряжения, в груди что-то горело, когда он пытался прийти в себя и втянуть хоть немного воздуха. Он выскользнул из нее, бережно обходясь с этой нежной измученной плотью, и потянулся к палочке, чтобы наложить на обоих очищающее заклинание. Взял тюбик с кремом, голова еще слегка кружилась, когда он выдавил немного на палец и прижал его к ее покрасневшей плоти.

— Ой, нет, только не надо больше, — слабо запротестовала она.

— Чщ-щ-щ… это лечебный крем, малышка, он успокоит боль, — тихо прошептал Люциус, целуя Гермионе спину. Она по-прежнему стояла на коленях, склонившись над кушеткой, с головой покоившейся на маленькой подушечке и с ужасно спутавшимися волосами. — С тобой все в порядке?

— Вроде бы да… Но двигаться пока не могу, — слабо пробормотала Гермиона.

— Ты и не должна, — встав на ноги, Малфой поднял ее, прижал к своей груди и отнес к кровати, положив Гермиону в центр и улегшись рядом. Потом притянул ее к себе и крепко обнял, накрывая обоих одеялами. — Спасибо тебе, Гермиона. Спасибо за сегодняшнюю ночь.

— М-м-м… это было… необычно… Нет, не могу сказать, что готова заниматься таким сексом каждую ночь, но я бы наверняка как-нибудь сделала бы это снова. Если ты захочешь, конечно, — зевнув, ответила она, прижимаясь к Малфою ближе.