Гермиона улыбалась весь день, пока строила планы. В крови будто бурлили и лопались тысячи пузырьков шампанского, когда она предвкушала встречу с Люциусом Малфоем, который дошел до того, что публично умолял ее вернуться. Она еще раз улыбнулась, когда дверь спальни открылась, и в комнату вошел Люциус, прикрыв ее за собой. Он вытащил палочку из полого стержня трости и положил ее на тумбочку, бросил мантию на стул и исчез в ванной. Гермиона уже хотела выйти из своего укрытия и последовать за ним, но застыла, потому что в спальне появился домашний эльф, поставивший на тумбочку маленький поднос с высоким стаканом молока и тарелкой шоколадного печенья.
Как только домовик удалился, Люциус вышел из ванной, будучи совершенно обнаженным. Замершая Гермиона не могла бы двинуться с места, даже если б захотела. Всё, что она могла сделать, — это по-прежнему оставаться в темном уголке с пересохшим приоткрытым ртом и уже повлажневшими трусиками. И следить за тем, как Люциус неспешно забирается в кровать и откидывается назад на кучку подушек, не удосужившись скользнуть под одеяло, предусмотрительно отогнутое эльфом. Он оперся о спинку своего почти королевского ложа и скрестил лодыжки, почти сразу же потянувшись к подносу на тумбочке. А потом приподнял колени, к сожалению, тут же прикрывая предмет вожделения Гермионы. Той оставалось лишь тяжко глотнуть.
«М-м-м… Вот как он умудряется выглядеть так сексуально даже без своей впечатляющей эрекции?»
И все же Гермиона продолжала с любопытством наблюдать, как он потянулся к палочке и, указав ею на пустую стену напротив кровати, заставил деревянные панели медленно раздвинуться, выдвигая наружу довольно большой телевизор с широким плоским экраном.
«Ого!.. Вот это да! Какая прелесть, будь я проклята… Кто бы мог подумать, что знаменитый маглоненавистник Люциус Малфой является поклонником магловского телевидения».
Гермиона невольно улыбнулась, увидев, как он использует палочку, чтобы пролистать каналы, как наслаждается принесенным молоком и печеньем. Она даже во сне не ожидала того, что Люциус может быть таким… таким обычным. И не могла представить себе, что он сидит в постели, перекусывает и смотрит…
«Эй… А чем же он там наслаждается? Ах, да, магловскими сериалами…»
Она продолжала осторожно наблюдать за тем, как он смотрит очередной сериал, смеется, пьет молоко, закусывая его печеньем, пока наконец-то Люциус не отставил поднос в сторону и с довольным вздохом не откинулся назад, принявшись снова листать каналы.
Видя, что он немного расслабился, а значит, у нее появился шанс сделать свое появление еще более эффектным и драматичным, она сняла с себя Дезиллюминационные чары и вышла из темноты, направив палочку в направлении Малфоя.
— Инкарцерос мадидус! — с мягкой ухмылкой прошептала Гермиона, и шелковые веревки мгновенно скользнули вниз, обвиваясь вокруг его запястий и подтягивая руки над головой. Какое-то мгновение Люциус яростно боролся, пока в свете камина и телевизионного экрана не увидел ее. Остановившись, он замер, глядя, как шаг за шагом к нему приближается одетая в платье из черной кожи и в черную маску Гермиона. Член Малфоя дернулся и начал медленно подниматься.
— Скучал по мне? — хрипло промурлыкала она, отбрасывая волосы на плечи.
— Ты вернулась… — так же хрипло сказал он и тяжело сглотнул, когда она подошла ближе.
«Боги! Как же невероятно она выглядит…»
— Ты, кажется, совсем отчаялся увидеть меня. Оказал преступное влияние на моего арендодателя, угрожал моему другу и в конце концов опубликовал объявление с призывом меня в самой популярной газете нашего мира. Вот я подумала… может, для тебя это важно, — Гермиона положила палочку на кровать рядом с его бедром и внезапно потянулась к пульсирующей плоти, так нетерпеливо дергающейся ей навстречу.
— Боги, черт тебя возьми, ведьма! — зашипел Малфой, когда она, крепко схватив член, несколько раз качнула кулаком, прежде чем расслабиться и начать нежно дразнить мошонку пальцами.
— Хм-м-м… Кажется, я отвлеклась от истинной цели своего появления. Здесь и впрямь имеется нечто, что может заставить меня забыть обо всем, Люциус. Кроме тебя… — тихо произнесла она, прежде чем наклонилась и вобрала его в рот.
— О, сладчайшая Цирцея! — Люциус застонал, а глаза его закатились наверх. Происходящее казалось ему самым настоящим чудом.
Гермиона взяла член еще глубже и с силой всосала его. Как бы ни представлял себе Люциус их новую встречу и что бы он себе ни нафантазировал, но подобного свидания точно не приходило ему в голову. Сегодня она ласкала его, причем делала это с таким энтузиазмом, что Малфой готов был умереть от того, насколько сильным оказалось для него даруемое удовольствие.
— М-м-м… как вкусно… — она облизнула губы и отстранилась от него, поднявшись, поставив одну ногу на постель и принимаясь расстегивать ботинок. — Вообще-то я не собиралась тратить на тебя время, — она медленно опустила молнию и сняла его. — Но, видишь ли, в чем дело, в прошлый раз ты одержал надо мной верх, — ботинок полетел на пол, переброшенный через ее плечо. Гермиона взялась за второй. — В тот день ты застал меня врасплох, и я была рада испытать то удовольствие, что доставило мне твое тело, — второй ботинок присоединился к первому. — Но не сегодня… На этот раз все будет по-моему, Люциус.
— Я не дразнил тебя, когда привязывал к своей кровати, а просто допрашивал, — рот Малфоя уже наполнился слюной, когда чертовка потянулась к молнии, которая располагалась на ее платье спереди. Медленно, мучительно медленно, она опустила маленький язычок, обнажая гладкую кремовую кожу тела. Ткань распалась почти до пупка, и Люциус наконец-то увидел ее грудь.
— А я и не говорила тебе, что собираюсь играть честно, Люциус. Я играю, чтобы выиграть, — она улыбнулась. — Ну вот… ты снова смотришь на мою грудь.
— Но мне мало этого! Я хочу не просто видеть, я хочу трогать ее, хочу снова вкусить ее, — Малфой видел, что ее соски начали твердеть.
— Говоришь — мало? — Гермиона обернулась, теперь демонстрируя ему спину. Медленными, осознанными движениями она потянулась назад, перебросила волосы через левое плечо и уставилась на Малфоя через правое. Она удерживала его взгляд, стаскивая с плеча материал своего облегающего платья, чувственно скользивший по ее руке. Потом Гермиона перебросила волосы направо и повторила то же самое и с левым рукавом, пока одежда не повисла на талии. Спина ее оголилась: при движении ему была видна часть полностью обнаженной груди. Она сознательно дразнила его, и это чертовски нравилось Малфою. Гермиона провела руками по телу, скользя по его изгибам, и стянула с себя платье до талии.
Если бы веревки, связывавшие Люциуса, не были волшебными, он разорвал бы их ко всем чертям, пытаясь добраться до нее, но… делать было нечего. Кроме этого, его почти гипнотизировало то, как медленно двигалась перед его глазами Гермиона, как эротично ёрзала, выбираясь из своего платья. Все, о чем он мог думать, — это покачивающиеся туда-сюда ягодицы, которые ему ужасно хотелось сжать в ладонях. Наконец она выбралась из одежды и ногой отбросила ее в сторону, а потом медленно обернулась: руки обхватывали грудь, а бедра были обтянуты черными кружевными шортиками. Гермиона приблизилась к нему, ее лицо снова было прикрыто маской. Не снимая ее, она осторожно забралась на кровать, ладошками все еще прикрывая от его взгляда грудь, а потом перебросила через Малфоя одну ногу и опустилась ему на живот. Люциус охнул от восторга…
— Чего ты хочешь от меня, Люциус? Почему искал меня? Зачем разместил в «Ежедневном Пророке» объявление? — с нажимом спросила она.
— Ты сбежала от меня раньше, чем мы смогли поговорить о нас, — ему ужасно хотелось, чтобы она немного отодвинулась назад, чтобы он мог чувствовать ее вес прямо на своем члене.
— О нас? Поговорить о нас? Нет никаких нас, ты просто хотел трахнуть меня с того момента, как я начала копаться в твоих карманах и нашла там твой член. Ты хотел. И ты это сделал. Ты так хорошо меня оттрахал, что я и вправду чуть не рыдала, делая каждый следующий шаг, что уводил меня от тебя. Это действительно так, Люциус. Но это все, что я могу сказать о «нас»… — Гермиона наклонилась вперед, опершись ладошками о его грудь, и положила на них подбородок, уставилась на Малфоя, наблюдая за его лицом. Ей нравилось, какими выразительными становились эти серые глаза, когда страсти обуревали его целиком и полностью.
