— Ну же, Люциус! — потребовала она, извиваясь бедрами и стараясь прижаться к нему сильней, пытаясь заставить его войти в нее.
— Погоди… Я несколько месяцев ждал, когда же смогу заполучить это тело в безраздельное пользование, поэтому не буду спешить, — Малфой приложил ладонь к ее горлу, туда, где под пальцами бился пульс, и начал потихоньку опускаться ниже: к груди, полушария которой с самого начала гипнотизировали его. Нежная сливочная плоть восхитительно наполнила его руку, которая задела сосок, тут же сжавшийся от прикосновения.
— Люциус… мне нужно, чтобы ты кое-что пообещал мне, — прошептала Гермиона, когда пальцы Малфоя заскользили по напрягшемуся соску.
Очарованный представшим перед ним зрелищем, Люциус ничего не ответил, только кивнул, сообщая, что слышит ее. Ему почему-то казалось, что сейчас она попросит его о чем-нибудь, вроде использования какого-нибудь предохранения. Или попросит вообще не входить в нее, или велит никому не рассказывать о том, что происходит между ними. Но ошибся. Гермиона попросила его совсем о другом:
— Не обращайся со мной так, будто я сделана из стекла…
Эти слова настолько привлекли его внимание, что Люциус даже отвлекся от сладостного созерцания ее груди, чтобы встретиться глазами.
— То есть… я хотела сказать: не сдерживайся, опасаясь, что причинишь мне боль.
— Ты действительно хочешь этого? — дрожащим от волнения голосом спросил он, не веря своим ушам. Эта женщина не переставала изумлять его. Не будучи нежной фиалкой, она была партнершей, готовой к яростным проявлениям страсти. Готова была принять эту страсть, отдавая ему в ответ не меньшую.
— Я хочу, чтобы ты любил меня так, как тебе хочется… — прошептала Гермиона и выгнула спину, прижимаясь к нему еще крепче.
Зажав сосок между пальцами, он перекатывал до тех пор, пока тот не стал твердым. И тогда Люциус начал лакать его языком, дразня ее, заставляя выгибаться навстречу и умоляя о большем. Наконец, вняв этим мольбам, он с силой вобрал его в рот.
Сейчас, послушная его просьбе не опускать рук, она была невероятна: с изогнутой шеей, с побелевшими от напряжения суставами пальцев — Гермиона изо всех сил боролась, чтобы не дотянуться до него. А он ласкал и ласкал ее соски, переходя от одного к другому и иногда отстраняясь, чтобы полюбоваться на плоды своих трудов. И снова приникал к какому-то из них. Ее реакция только подпитывала возбуждение самого Малфоя, пока тот не понял, что пах уже дико ломит от возбуждения. Хотелось большего, конечно, хотелось снова вкусить ее и смаковать, лицом уткнувшись в женскую ее суть, вылизать ее сердцевину, пока Гермиона не закричит, не забьется на этой кровати, как тогда, на столе его кабинета. Но сделать еще и это он не рискнул. Терпения практически не осталось, а так хотелось сегодня вечером излиться именно в нее. Внутрь ее.
— Какая же ты вкусная… — глухо прошептал Люциус, губами прижимаясь к ее рту и наслаждаясь теперь им. — Твоя грудь просто идеальна, — он поднялся на колени, продолжая руками разминать и пощипывать ее соски. — Они похожи на спелые ягодки, и такие же сладкие на вкус.
— Войди в меня, пожалуйста. Хочу тебя, Люциус! — ее голос уже охрип от страсти. — Ты честно поймал меня, так бери же, наконец.
— О да, — прошипел Малфой, проводя головкой члена по припухшим, уже покрытым кремовой смазкой складочкам, и почувствовав набухший клитор. Ожидание стало невозможным, и он медленно и осторожно толкнулся вперед. Не удержавшись, негромко рыкнул, чуть не сходя с ума от ощущений, обрушившихся на него: тесное, обжигающее влагалище словно обволакивало член нежнейшей шелковой перчаткой. — Боги, я мог бы умереть внутри тебя.
— Еще глубже… Люциус, еще! — Гермиона скрестила ноги на его пояснице и почувствовала, как Малфой медленно погружается в нее.
Это было чудесно: она откровенно наслаждалась ощущением твердой массивной плоти, двигающейся в ней. На полпути он остановился, немного вышел назад, а потом снова проник, и теперь уже до конца. Еле слышно застонав, Гермиона зажмурилась, принимая его. А он склонился к ее лицу и начал целовать веки, губы, щеки… не переставая размеренно двигать бедрами.
— Это еще лучше, чем я представлял себе, ведьма, — он вздохнул. — Как же хорошо с тобой. Ты… ужасно тесная. И жаркая. Черт, почему я не сделал этого раньше!
— Мне тоже… Мне тоже очень хорошо с тобой. Пожалуйста, Люциус, сильнее! — пальцы ее сжались на спине Малфоя, и, вспомнив ее недавнюю просьбу, тот ускорился, с еще большей силой вколачиваясь в податливое тело.
Слова Гермионы эхом звучали в голове: не обращайся со мной так, будто я сделана из стекла, люби меня так, как тебе хочется. И улыбку, блуждающую на губах Малфоя, можно было назвать улыбкой триумфатора…
— Значит, любить тебя так, как мне хочется? Что ж… позволь показать это, — прорычал он, окончательно освобождаясь от привычной сдержанности, и тяжело врезался в нее, с силой сотрясая кровать. Глаза Гермионы расширились, и он увидел, какой сильный шок обрушился на нее.
«О да, кажется, именно это и было нужно ей».
Гермиона же чуть не рассмеялась от радости, поняв, что Люциус отпустил себя на свободу. Это было как раз то, чего она жаждала, чего всегда хотела от любовников, но не могла найти. Он не сдерживался, отдавая ей все, о чем она просила, и Гермиона поняла, что теперь наслаждается каждой мигом их слияния. Ничего сказать внятно она уже не могла, с губ слетали лишь беспорядочные стоны и крики чистейшего восторга. Наконец-то она чувствовала себя полностью удовлетворенной сексом, пусть оргазм еще и не наступил. Наконец-то ей бесконечно нравился процесс, предшествующий ему.
Сказать по правде, Люциус и сам ощущал нечто подобное, но все же с изумлением глядя в лицо Гермионы, брал ее так, будто от этого зависела сейчас вся его жизнь. Нет, конечно, он не осознавал этого, он вообще не мог думать о чем-то внятно. Но одно понимал прекрасно: наконец-то под ним лежала ведьма, которая сама попросила его не сдерживать себя, не контролировать, а просто взять ее. Взять, чтобы полностью овладеть ею, заклеймить своей страстью, и теперь откровенно упивалась этим. Она кричала, словно обезумевшая, и билась головой, почувствовав приближение оргазма, которое ощутил и Люциус — первые мягкие пульсации ее влагалища уже будоражили и его.
— Ну же… ведьма, ну же! — задыхаясь, проговорил он, поднявшись на вытянутых руках, чтобы так задевать клитор.
Мышцы влагалища напряглись, да и все тело Гермионы напряглось, потому что волна наслаждения, исподволь нарастающая в ней, наконец-то обрушилась. И это Малфой тоже понял по той жаркой волнующей пульсации, что ласкала сейчас его плоть. Влагалище обжигало его, а крик Гермионы, наверное, перепугал всех домовых эльфов на предмет, не взялся ли хозяин за старое пожирательское прошлое.
Люциус продолжал двигаться и любовался ее оргазмом, наблюдая, как она дрожит, как содрогается в муках разрядки, и думал, что это самая удивительная вещь, которую он когда-либо видел. А плоть ее продолжала и продолжала пульсировать вокруг него, уже затягивая в водоворот оргазма и самого Малфоя. Ноющая боль в мошонке уже предупреждала о том, что и собственное извержение близко. Он снова наклонился вниз и почти уткнулся носом в шею Гермионы, их дыхания смешались, и Люциус понял, что всё — его терпение кончилось.
— Не могу больше ждать… — выдохнул он и тут же услышал ее голос.
— И не надо! Не жди… — утомленно проговорила Гермиона и слегка повернула голову, чтобы поцелуем впиться ему в губы.
Движения Люциуса стали хаотично-стремительными, он толкнулся последние несколько раз и громко застонал, отдаваясь на волю сильнейшего, почти болезненного, но и головокружительного оргазма. Тяжело рухнул на Гермиону, продолжая тихонько двигаться, словно пытаясь продлить это сумасшедшее, но безмерно приятное состояние, охватившее их обоих.
Крепко обняв в ответ, Гермиона медленно поглаживала его по потной спине. Казалось бы, на нее должна была навалиться усталость, но нет, еще никогда (ни с одним из своих любовников) она не чувствовала себя настолько переполненной удовлетворением и настолько полной сил.
