— Люциус, что ты делаешь? — глаза Гермионы расширились, она не была готова к тому, что ее начнут раздевать.
— А что я делаю? Ты сказала, что отдашься мне, когда я смогу поймать тебя, и теперь я хочу, чтобы ты сдержала слово, — охрипшим голосом прошептал Малфой, и глаза скользнули по гладкой, кремовой коже голых ног Гермионы к крошечным атласным трусикам, что были надеты на ней под юбкой.
— Но ты же… не собираешься взять меня сейчас. Ведь теперь ты знаешь, кто я… — она тихонько застонала, когда горячая ладонь проникла между ее бедрами.
— Неужели ты думала, глупенькая, что это имеет для меня значение? — Люциус почти не мог ни о чем думать. Все мысли занимала эта женщина и ее кожа — мягкая и нежная.
«Мерлин! Я почти забыл, какой шелковистой может быть женская кожа…»
— Конечно, я думала, что это будет важно! Я маглорожденная, ты чистокровный маг, который когда-то вообще пытался уничтожить меня. И таких, как я! — Гермиона прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать еще один стон, когда его рука погладила ее по бедру и поднялась к изгибу талии.
— Не уничтожить, не преувеличивай. Просто изгнать из волшебного мира… — его голос стал глухим и каким-то далеким, а глаза жадно оглядывали фигуру, словно пытались запомнить каждую ее черточку. — Я мечтал о твоей груди с того самого вечера, когда ты шагнула ко мне из тени около клуба, — Малфой ладонью дотронулся до полушария и мягко сжал его. — Ты сильно рисковала в тот вечер… Сказать по правде, уже тогда тебя спасло только умение внезапно исчезать.
— Забавно… А ведь ты никогда не думал, что я прекрасна, пока не началась эта игра, — запрокинув голову и прикрыв глаза, Гермиона откровенно наслаждалась его прикосновениями. И тихо охнула, когда его пальцы принялись потихоньку спускать кружевную окантовку корсета.
— Не совсем так. Ты всегда была интересна мне, но не как женщина. Просто теперь… все изменилось. Мало кто мог удивить меня в этой жизни так, как ты, Гермиона. Признаюсь, ты сводишь меня с ума… — казалось, Малфой и сам не мог поверить, что произносит нечто подобное.
Теперь, когда он узнал имя своей загадочной «Леди в маске», и ею вдруг оказалась женщина, уже давно нравившаяся ему, увлеченность Люциуса и впрямь начала граничить с одержимостью. И предмет этой самой одержимости наконец-то находился у него в руках. Мало того… привязанный к его кровати! Малфой не совсем понимал, что именно должен чувствовать в этот момент, но одно знал точно: знал, что не сможет думать ни о чем, пока не овладеет этой ведьмой. Пока не сделает ее своей…
— Люциус… — она открыла глаза и повернула лицо, чтобы взглянуть на него. Жар во взгляде Малфоя казался столь ощутимым, что Гермиона невольно почувствовала, как ответное желание загорается где-то внутри.
«Что греха таить… Я же давно хочу его, просто никогда не думала, что у нас сможет что-нибудь получиться».
— Скажи это снова, — прошептал Люциус, и взгляд его потемнел.
Она прикусила нижнюю губу зубами и снова прошептала его имя.
— Меня сводило с ума, что ты всегда называла меня «мистером Малфоем», даже после того, как мы ласкали друг друга так, как не делают этого и некоторые женатые пары. Мне казалось, что ты словно бы уклоняешься от меня, отгораживаешься…
Внезапно та нестерпимая жажда, что обуревала его, отступила, уступив место другой, не менее горячей эмоции. Теперь им овладел безудержный гнев, ощутимо вибрирующий по позвоночнику.
«Она сознательно обманула меня! Играла мной, как юнцом!»
Поднявшись, он пробормотал заклинание, освобождающее ее от пут, и дернул на себя, тут же укладывая на колени лицом вниз.
— Ай! — взвизгнула Гермиона, шокированная и возмущенная его действом. — Что, черт возьми, ты делаешь?
— Собираюсь наказать тебя! И видит Мерлин, ты заслужила это. Ты играла мной несколько месяцев, маленькая мерзавка, снова и снова заставляя гоняться за собой. Ты подвергала себя опасности, черт возьми! Вот что бы ты делала, если б тебя поймал не я?! — ладонь Люциуса с громким хлопком опустилась на ягодицы Гермионы, прикрытые только атласной полоской трусиков.
Удар оказался не слабым — та изумленно вскрикнула. Малфой ударил еще раз… еще… и еще, пока ладонь не онемела, а щеки чуть покраснели от усердия. Вообще-то, щеки Гермионы тоже раскраснелись, правда, скорее, от ярости, так что Люциус почувствовал себя отомщенным и остановился, пытаясь успокоить дыхание. Более того, он понял, что Гермиона совсем даже не сопротивляется ему: смирно лежит у него на коленях, тихонько хныкает, и только ладошки судорожно впиваются в покрывало, а бедра слегка двигаются навстречу его ладони. Его губы дернулись, и он ласково провел рукой по коже.
— Так-так… Значит, маленькая хулиганка все-таки согласна с таким наказанием? — он стянул с нее трусики и бросил их на пол, довольный, что она чуть приподняла бедра, помогая ему.
Потом потянулся к ленточкам, шнуровавшим корсет сзади. Развязал узел и медленно расстегнул его, освобождая Гермиону, на коже которой виднелись красные следы. Люциус погладил их кончиками пальцев и вдруг опустил руку на бедро.
— Перевернись, — хрипло приказал он, помогая ей перевернуться и устроиться теперь уже на спине.
Глаза их встретились. Малфой окончательно стащил корсет с ее плеч и тоже бросил его на пол. Теперь она лежала у него на коленях полностью обнаженной. Люциус чуть наклонился.
— Поцелуй меня…
Обняв за шею, она притянула его к себе и наконец сделала то, что давно уже хотела сделать. Губы Люциуса были такими мягкими, как раз такими, как она и представляла себе в мечтах. Он был нежен, и это тоже заставило ее дрожать и от неожиданности и чего-то еще… Чего-то волнующего и щемящего.
«Как может этот человек, больно отшлепавший меня только что, быть таким нежным? Как он может… целовать меня с такой болезненной сладостью?»
Гермиона негромко застонала прямо в губы Малфою, и, обняв, он притянул ее к себе. Перевернул и уложил в центре кровати, склонившись над ней и не прерывая поцелуя, тоже казавшегося ему сладким. Они еще долго целовались. Целовались, пока у обоих не начали болеть губы и перестало хватать воздуха. Лишь тогда Люциус опустился ниже, продолжая целовать ей шею, а потом и ключицы.
— Люциус… на тебе, в отличие от меня, до сих пор слишком много одежды, — жарко зашептала Гермиона, принявшись торопливо стягивать с него рубашку.
Покончив с которой, тут же занялась брюками. Она быстро расстегнула их и, проникнув ладонями под пояс, приподняла обернутые вокруг Малфоя ноги и ступнями толкнула брюки вниз. Удивленный, он не знал, как реагировать: еще никогда у него не было женщины, участвующей в процессе обоюдного раздевания. Обычно его партнерши смирно ждали, когда он разденет их и разденется сам.
— Решила поспешить? — усмехнулся он, помогая ей и стряхивая штанины уже с лодыжек.
— Да, — расправившись с брюками, Гермиона обняла его ногами за талию и принялась водить ладошками по спине, иногда слегка впиваясь в нее ногтями. — Я слишком долго ждала этого…
«Черт! Все происходит так стремительно, но будь я проклят, если стану останавливать это», — мелькнуло у Малфоя, который вздрогнул, потому что женские ногти впились ему в плечи. Он потянулся к ее рукам и, подняв их у Гермионы над головой, стиснул тоненькие запястья.
— Как долго? Скажи мне, как давно тебе хотелось оказаться в моей постели? Скажи… — высокомерно прошипел он. Люциус страшно желал услышать это и услышать именно от нее. Убедиться, что не один он сходил с ума, желая этой близости.
— Не помню точно… но тогда я была еще очень молоденькая, — она чуть толкнулась бедрами ему навстречу. — Тогда ты еще был нашим врагом, и я впервые поняла, что можно не терпеть мужчину, почти ненавидеть его, но это ни капли не помешает его вожделеть.
— Правда? — уголок его рта дернулся, хотя эго просто возликовало от этого признания. — Только не опускай руки и не трогай меня, я и так еле сдерживаюсь.
Люциус чувствовал, как член дергается. Ужасно хотелось скорей проникнуть внутрь, но и прекращать эту сладкую муку он все равно не спешил. Однако руки с ее запястий Малфой убрал и немного отстранился.
