В «Одиссее» все точно так же, но в дополнение – брачная связь с солнечной богиней (Кирка – дочь Солнца, из ее дома Солнце восходит). Отсюда – формула воскресения к новой жизни, возвращение из скотского состояния. И одновременно географический фактор – крайняя восточная дислокация. В отличие от лестригонов, у которых близко сошлись «путь дня и путь ночи» – крайний север.

Получается, что Одиссей вполне сознательно употребляет зелье Кирки, рассчитывая на противоядие, а потом, когда его уже готовы отвести в свинарник, потрясает богиню воинственным видом и полным отсутствием действия ее злокозненной приправы к вину. Почему бы Одиссею не обнажить меч сразу и не принудить Кирку снять чары с его друзей? Получается, что одна лишь воинственность ничего не дает – нужно пройти ритуал посвящения. Этот ритуал – брак с богиней забвения. И тогда богиня смерти (забвения) обращается в богиню жизни (возрождения). Ритуал брака – это горячая ванна, натирание оливковым маслом и облачение в новые одежды. В общем-то – ничего экстравагантного, за исключением того, кто предоставляет эти услуги.

Омовение и новые одежды – часть не только сказочного, но и бытового сюжета. Именно такими почестями ублажают Телемаха в доме у Нестора в Пилосе:

Далее Телемаха и его спутника Писистрата, сына Нестора, точно так же встречают в Спарте:

Это повествование сопровождается рассказом Елены о проникновении Одиссея в Трою, где его никто не узнал, но узнала Елена: «Его я обмыла и маслом натерла, платьем одела».

Таким образом, нет ничего необычного в самом ритуале. Вместе с тем, избавление от усталости в символическом выражении означает избавление от смерти, смертельной усталости, а новые одежды – признак новой жизни, обновления тела. Все это отражено и в ритуале Элевсинских мистерий – сначала омовение в море, потом шествие с корзинками с угощением и новой одеждой, сопряженное с веселыми шутками над сильными мира сего – в порядке преждевременно наступившего опьянения, к ночи – вступление за ограду святилища, где в полной темноте (при погашенных факелах) свершалось «то самое», что не разглашалось – брак верховного жреца с жрицей Деметры. И трапеза с возлияниями. После чего наутро осталось лишь облачиться в новые одежды и почувствовать себя вновь рожденными.

Точно так же после «свинячьего» образа возрождаются к новой жизни спутники Одиссея – они помолодели, стали красивей и даже выше ростом. Русские любители бани часто используют эту формулу: «Как будто заново родился». Те из одиссеевых друзей, что остались на кораблях (включая пугливого Еврилоха) почти насильно были приведены к Кирке. Таким образом, идея забвения побеждает, поскольку сулит обновление – в прямом противоречии с сюжетом о кратком визите к лотофагам, где от забвения пришлось избавлять тоже насилием.

Казалось бы, на этой «оптимистической ноте» можно было бы закончить странствия Одиссея, но компилятивный характер поэмы вынуждает повторить в разных форматах посещение страны забвения – вплоть до забвения самого надежного, смертельного для всех друзей царя Итаки. И продолжение сюжета как нельзя более мрачное – почему-то Одиссею надо выполнить рекомендацию Кирки побывать в Аиде, чтобы побеседовать с умершим уже прорицателем Тиресием. Кирка оказывается не всесильной и не всемудрой, поэтому путь на Итаку от нее не прямой. Точно так же, как Афина, вместо того, чтобы сообщить Телемаху о судьбе отца, начинает наставлять его, чтобы тот поехал в Пилос и Лакедемон – и расспросил тамошних правителей. Неужели богине, дочери Зевса, который прямо исполняет все ее просьбы, трудно дать утешительную информацию? Нет, Афина не может этого сделать. Так же, как и Кирка не может вместо Тиресия дать Одиссею нужные наставления. Таковы правила общения между бессмертными и смертными. И таковы греческие боги – они не всесильны, их сила выражена лишь в определенном аспекте.

В результате даже поддержка Афины вовсе не гарантировала возвращение на родину спутников Одиссея. Все они погибли.

И, с точки зрения богов, поделом им. Ведь, вопреки запрету Одиссея, они съели священных коров Гелиоса Гиперионида. Получается, что Посейдон всего-то создавал для них забвение в динамике – полное приключений и опасностей, а вот от Гелиоса к каждому из спутников Одиссея, несмотря на все старания героя, приходило забвение полное – безвестная смерть («Гарпии взяли бесславно»). Посейдон лишь удержал Одиссея и его друзей бурей, которая не позволила выйти в море. Чтобы не умереть с голоду, они вынуждены посягнуть на священных коров, причем на очень малую часть стада. И получилось, что они лишь отсрочили свою смерть – коварство Посейдона побуждает людей к святотатству, а Зевс не может оставить преступление людей против богов без жестокой кары.

Перешагнув через эпохи, обратимся к персонажам, которые не считаются мифологическими, хотя в их судьбах мифология играла огромную роль, и образы мифа отразились на них столь мощно, что до наших дней мифологизация остается существенной часть восприятия реальных исторических деятелей.

Слово «тирания» в сочинениях древнегреческих авторов не определяет однозначно осуждаемый строй управления. Тирания – всего лишь единоличная власть нединастического происхождения и альтернатива демократии – народному правлению, понятому как правление привилегированного слоя граждан, наделяющего властными полномочиями тех или иных лиц в процессе политической борьбы – иногда вплоть до гражданской войны.

Происхождение афинского тирана Писистрата, вероятно, связано с ахейской (мессенский) царской династией Нелеидов, изгнанных из Пилоса дорийцами.

В гомеровской «Одиссее» упоминается Писистрат – сын царя Нестора, сопровождающий сына Одиссея Телемаха в Спарту. Отец ахейского Писистрата связан с Гераклом, от которого то ли получил власть над Пилосом, то ли просто был пощажен Гераклом, который Пилос разрушил. Нестор привел эллинской флот в 90 кораблей для участия в Троянской войне, по преданию прожил «три человеческих века» и умер глубоким старцем, оставаясь храбрым и рассудительным воином. Еще один Писистрат был архонтом-эпонимом в Афинах в 669/668 г. до н. э.

Возможно, два этих Писистрата – родственники Писистрата-тирана (ок. 602–527 до н. э.). Кроме того, его внук также звался Писистратом. Скорее всего, это было родовое имя. Во всяком случае, этот Писистрат считается происходящим именно от царского рода. И еще – родственником законодателя Солона, который был старше его на 30 лет. Родовые земли Писистрата и его предков (наряду с родом Филаидов – возможно, прежних соправителей) – окрестности Марафона на восточном побережье Аттики, отделенные от Афин горным массивом.

Афинская тирания Писистрата считается особенной, потому что она была «ранней», или «старшей». На самом же деле, ее особенность состоит в царственности. «Власть народа» устранил не мятежник, а уважаемый гражданин, который был полководцем в успешной войне с мегарцами, завоевал Нисею (единственный удобный мегарский порт) и совершил «другие замечательные подвиги», а также происходил из рода древних афинских царей. Нисею при помощи третейского суда спартанцев пришлось вернуть в обмен на о. Саламин, из-за которого и произошла война. Афины тогда представлял Солон – идейный противник Писистрата, который курьезным образом поддержал его славу воина, а в дальнейшем уступил Писистрату первенство в реализации своих же собственных законодательных установлений.