Славному греческому полководцу Мильтиаду не было ведомо превосходство над другими народами. Поэтому до Марафонской битвы он добросовестно послужил персидскому царю. Впрочем, и в последующие эпохи служба персам в их сатрапиях не была для греков под моральным запретом, их за это не объявляли варварами. Граница «грек-варвар» пролегала совершенно в другом месте. Подлинный варвар – это раб. Поэтому Аристотель определяет варвара как природного раба – рожденного для рабства. Именно в классический период греческой истории сложилась концепция эллинизма, предусматривающее не культурное, а расовое разграничение с варваром. В то же время, эта концепция целиком и полностью связана с концепцией полиса, сформулированной в тот период, когда полис как таковой из реальности стал отвлеченным идеалом. В полисе социальная иерархия предусматривала две ключевые категории: свободных граждан и рабов. Одна категория без другой не существовала. Гомеровские «рабы» были только слугами. Их место определялось «пришлым» происхождением – позицией вне ойкоса, но вовсе не отсутствием свободы. Только реформы Солона, определившие, что афинянин не может быть рабом, и вернувшие из рабства соотечественников, проданных за долги, разграничили понятия «раб» и «господин» (гражданин). В V в. до н. э. это разграничение еще смутно, и нет серьезных различий между фетами (зависимыми сельскими тружениками) и рабами-чужестранцами, купленными на рынке у купцов.

У Платона мы можем прочесть рекомендацию, которая побуждает противодействовать любым попыткам создания этнических корпораций и землячеств среди иноземных работников: «Чтобы рабы лучше подчинялись, они не должны быть между собой соотечественниками, а, напротив, должны, по возможности, больше разниться по языку».

Подлинная гражданская свобода может быть осуществлена четким проведением разграничительной линии между соотечественником и чужеземцем. И только это выводит из состояния дикости. Рабство означает не только свободу не для всех, но и вообще понимание свободы – ее отличия от рабства. Выход из дикости без рабства невозможен. Но это также путь, на котором право на свободу имеет каждый, и в конечном итоге свобода обретается всеми.

Кронос, пожирающий детей, разрешает людоедство. Зато Зевс – отцеубийство. Но все остальное (включая рабство), несомненно, выше мечты о возвращении в «золотой век», в котором сосуществовало тотальное вегетарианство и тотальное людоедство, а боги и люди жили вместе и препирались меж собой. Из «золотого века» греки мечтали только о сытости и праздности.

Книга Павсания, греческого историка римских времен, «Описание Эллады» – удивительное сочинение человека, которому свыше было послано богатство для совершения путешествия по «местам боевой славы» эллинов, которые уже сошли с исторической арены, но следы их деяний еще хорошо сохранились (II век нашей эры). Павсаний, будучи сам лидийцем, все видел собственными глазами, а местные сказания записывал, многократно их перепроверяя и выражая сомнения в истинности тех, которые были противоречивыми. Главная его заслуга – генеалогии правителей городов-государств, которые позволяют уверенно сказать, что пустых «темных веков» в истории Эллады не было, а генеалогии корреспондируются меж собой, и по ним мы можем составить вполне приемлемую хронологию. Она также отчасти подкреплена хронологией по Олимпиадам, что позволяет сопоставить генеалогии с историографией других античных источников.

Сочинение Павсания почти идеально: он следует определенному маршруту и подробно его описывает. В крупных пунктах автор останавливается надолго и описывает не только достопримечательности (архитектуру, скульптуру, живопись), но и местную историю. Причем, в случае пересечения местных историй во время войн, он дает краткую ссылку, позволяющую понять, что местный эпос – вовсе не выдумка для того, чтобы охмурить «туриста». При этом Павсаний не пишет лишнего – например, практически не повторяет Геродота. Он очень скромен в описании культов, и не лезет, подобно современным журналистам, в «святая святых». А порой и просто заявляет, что не будет сообщать подробности таинств.

Многоборец готовится к метанию диска. Рядом – грузы, необходимые для разбега перед прыжком в длину

Павсаний дает понять, насколько глубока была в Элладе традиция спортивных состязаний, которые составляли одну из наиглавнейших сторон жизни древних греков – наряду с религиозными культами и войнами. Герои-олимпийцы ценились не менее полководцев. Хотя и тогда были факты фальсификации спортивных побед – и несколько таких фактов Павсаний приводит, упоминая имена «антигероев», которые покупали себе славу или пытались добыть ее бесчестным путем.

При всей своей «демократичности», а оттого – недоброжелательности к «тираниям» и Спарте, Павсаний выше всех воинских подвигов ценит подвиги спартанцев в Фермопилах и под Платеями. Лучшим полководцем в межэллинских столкновениях он считает фиванца Эпаминонда. Но только потому, что полагает, что тот своей победой над Спартой способствовал общеэллинскому объединению. В действительности же это была лишь кратковременная гегемония Фив, разрушившая вполне реальное объединение Эллады под властью спартанцев, которое наверняка не дало бы Филиппу Македонскому покорить греков.

Павсаний не числит среди поражений спартанцев битвы при Мантинее. Хотя упоминает о битве при Левктрах, где поражение спартанцев выразилось в том, что они отступили после гибели своего царя. И о пленении изможденных голодом спартанцев, блокированных на о. Сфактерия. История Павсанию была хорошо известна. Возможно, она не так хорошо известна современным историкам, которые стремятся всячески принизить военное искусство спартанцев их правлением, представленным как прообраз «тоталитарных режимов».

Важно знать, что Эллада была разрушена не только завоеваниями (Павсаний осуждает ужасные расправы римлян, которые уничтожали греческие города, оккупированные македонцами, срывая их до основания), но и пресловутым «синойкизмом», которые концентрировал население в крупных центрах, порой насильно стягивая туда население, чтобы быстро мобилизовать его для войны. В частности, Эпаминонд потребовал объединения аркадян в Мегалополь для противостояния спартанцам. При этом многие родные города аркадян были разрушены. И все равно Мегалополь был взят спартанцами и также разрушен. Правда, потом восстановлен. Точно так же погибли великие Микены. Никакое внешнее завоевание их не разорило. Их уничтожил Аргос, когда переселил к себе жителей Микен и Тиринфа. Опять-таки для войн, прежде всего, со Спартой.

Из описаний Павсания мы знаем, что значительная часть греческой скульптуры была деревянной, зачастую с вставками из слоновой кости или мрамора (лица, ступни, кисти рук). Конечно, деревянная скульптура до нас не дошла. Другая часть греческого искусства – медные статуи – также по большей части утрачены. Скорее всего, в силу дефицита меди. Мы можем лицезреть в основном мраморную скульптуру и в основном в римских копиях.

Павсаний недвусмысленно пишет о том, что мода на «обнажение» богов – это удел поздних греков. Судя по Гомеру, никаких обнаженных богов в принципе греки не знали, и сами обнажаться не имели привычки. Напротив, они носили достаточно длинные одеяния, в особенности женщины. И только в постклассический период начали обнажаться участники спортивных состязаний – им так проще было соревноваться. Известные нам скульптурные образцы – в основном греческие спортсмены.

От Павсания нам известно, какие виды состязаний предпочитали греки. Прежде всего, это бег. Простой бег, двойной (туда и обратно), более поздний – «длинный» бег, бег в гоплитском вооружении («бег со щитом»). Самые популярные виды состязаний – боевые: борьба, кулачный бой, панкратион (борьба и кулачный бой совместно), а также включающий их пентатл (пятиборье). Затем – различные виды состязаний на колесницах (одна, две, четыре лошади в упряжках) и верхом. Отдельно проводились состязания юношей («мальчиков»), где победители прославлялись не менее, чем во взрослых состязаниях. Причем юношеский возраст определялся очень просто – по отсутствию бороды (или щетины – все равно).