— Вам же понравился массаж, господин инквизитор? Так почему же вы лишаете меня ответной малости? Дотроньтесь до меня, приласкайте, и я скажу вам все, что захотите…
У меня перехватило дыхание, и закружилась голова. Я вдруг сообразил, что дурман мог быть в подогретом масле, чей запах был мне неизвестен. Единственным знакомым ароматом оставалась горчащая на языке лаванда, источаемая Лидией. Я склонился ближе и прошептал, едва касаясь губами нежного атласа ее кожи:
— Где моя одежда?
— Полагаю, — ее голос был хриплым и тихим, — вам ее собирались предъявить вместе с мертвым мальчишкой, после вашего пробуждения рядом с его истерзанным телом…
— О чем вы? — кровь в висках стучала все сильней.
— Вас не удивило, что юный невольник не гаяшимец? Они заказали его в "Храме наслаждений" специально для вас… для ваших особых предпочтений… чтобы исключить любые сомнения в вашей виновности… Вы бы стали таким послушным после его смерти… ммм… и их милостивой помощи в ее сокрытии… Он вам понравился? Он красив… Но неужели он красивей меня? Почему вы такой болван? Почему вас на минуту нельзя оставить без присмотра… чтобы вы не влезли в очередную ловушку… Почему?
Лидия резко повернулась ко мне, освобождаясь от моей хватки. Я потрясенно смотрел на ее побледневшее лицо и закушенную до крови губу, из которой змеилась тонкая струйка крови, но ответить ничего не успел. Двери распахнулись, и в комнату вошел маш-ун вместе с вооруженными охранниками.
Я толкнул Лидию себе за спину и шагнул вперед.
— Что здесь происходит, достопочтимый Тиффано?
— Это я у вас хочу спросить, что происходит. Где посол? Я требую с ним встречи.
Уль Джен что-то вполголоса спросил у охранника на гаяшимском, но тот отрицательно покачал головой в ответ. Маш-ун повысил голос, теперь уже обращаясь к спокойно стоящей Лидии. Она выступила у меня из-за спины, успев вновь закрыть лицо полупрозрачной маской и послушно склонив голову вниз. К моему удивлению, она ответила гаяшимцу на его родном языке, но от ее слов маш-ун побледнел и отпрянул. У меня на мгновение закралась предательская мысль, что Лидия заодно с гаяшимцами. Маш-ун кивнул охранникам и вышел, а те заступили двери непреодолимой преградой и замерли. Лидия беззаботно устроилась на лежанке, явно примериваясь к свежему румяному яблоку на столике. Я подошел к ней, сел рядом и отобрал фрукт.
— Вы с ума сошли? Не смейте ничего есть! Что вы сказали маш-уну? — я старался говорить шепотом, чтобы нас не услышали охранники.
— То есть вам можно, а мне нельзя? Отдайте.
— Что за ребячество? Я ничего не ел и не пил…
— Угу, вы только развесили уши на льстивые речи узкоглазого святоши, а потом позволили себя лапать этому потаскуну из борделя…
— Хватит. Что вы сказали маш-уну?
— Чтобы он позвал посла, как вы и просили. Отдайте яблоко.
Дверь распахнулась, вернулся маш-ун вместе с послом. Его я сразу узнал, поскольку сомнений в том, кто этот дородный мужчина в роскошном шелковом одеянии цвета небесной лазури и пышными длинными усами, даже не возникло. Властная уверенность и жестокость оставили неизгладимый отпечаток на его лице, узкие глаза из-под тяжелых век смотрели брезгливо и устало. Я поднялся на ноги и поклонился, чувствуя себя перед ним до крайности уязвимо, будучи прикрытым одним лишь полотенцем на бедрах. А вот Лидия явно не смущалась своего полуголого вида и даже не подумала встать. Она все-таки отобрала у меня яблоко, покрутила его перед маской, скрывающей ее лицо, а потом раздавила фрукт в руке и небрежно обронила на пол. У меня потемнело в глазах.
— Встать! — Уль Джен повысил тон всего немного, но лед в его голосе был смертельным. — Достопочтимый Тиффано, извольте приструнить свою спутницу, иначе…
— Иначе че? — я вздрогнул от неожиданности. Голос Лидии изменился почти до неузнаваемости, он стал высоким и детским, в нем появились развязные нотки.
— Иначе вы отсюда живыми не выйдете, — Уль Джен продолжал игнорировать ее, обращаясь только ко мне, однако я различил в его глазах тщательно скрываемую тревогу.
— Да ну? — протянула Лидия. — Тогда ваш потаскунчик из борделя расскажет все, а сверху еще подробностей приплетет про Гук Чина… Эка вас перекосило, достопочтимый… как вас там?..
— Достопочтимый Уль Джен, — подсказал я.
— Понятия не имею, о чем говорит ваша спутница, — лицо церковника сделалось злым. — Представьте ее и потрудитесь дать объяснение ее присутствию здесь. И пусть откроет лицо. Иначе…
Одного движения бровей маш-уна хватило для охранника, который шагнул к Лидии. Я проворно заступил ему дорогу, понимая, что та не просто так закрыла лицо.
— Гаш-и-ман Сы Чин, — еще раз поклонился я молчащему послу, — смиренно прошу вас вмешаться и позволить моей спутнице покинуть посольство. Я останусь здесь и приму ваши условия, как только она…
— Ой да ладно, — Лидия хлопнула меня по плечу и отодвинула в сторону. — Сейчас сниму. И так голова чешется от этих дурацких повязок… И эта… я же сказала, да? Святой Престол в моем лице смиренно… тьфу! Не умею я так заковыристо. В общем, знайте, шалунчик ваш давно покинул посольство и сейчас уже наверное сидит в каком-нибудь монастыре под охраной… Ну и если че с нами случится, то молчать он не будет, сами понимаете. Посол, а достопочтимый хан сильно гневаться будет, если прознает, как ваш сынок с этим мальцом кувыркался, а?
Я забыл, как дышать, остальные, похоже, тоже. В комнате воцарилось страшное ледяное молчание, в котором было слышно, как безумица разматывает шелковые повязки на голове.
— Вот демон, забыла же представиться! — последняя полоска ткани упала на пол, и я задохнулся от ужаса, уставившись на страшную лысую голову Лидии. — Нишка Чорек, инквизитор. Если че, я его сопровождаю, – она обернулась и тыкнула в меня пальцем, незаметно подмигнув.
Говорят, отчаяние загнанного в угол может превратить его в опасного противника. Надо признать, Лидии удалось поставить меня в безвыходное положение.
— Правда, она восхитительна? — кивнул я в сторону лысого чудовища, задумчиво щиплющего ягоды винограда на блюде. — Достопочтимый Уль Джен, ваши охранники же обыскали посольство и не нашли этого прелестного юношу, которого вы собирались мне подложить? Думаю, он уже предстал перед монсеньором. Поэтому не стоит делать резких движений. Поговорим спокойно. Распорядитесь принести одежду мне и моей спутнице. И поторопитесь, в ваших же интересах, чтобы мы с госпожой Чорек не опоздали с докладом монсеньору, а то случится еще одно досадное недоразумение…
Посол, не проронивший за все время ни слова, неожиданно обратился к Лидии:
— Ваше лицо мне кажется знакомым… Где я мог вас видеть?
Она беспечно пожала плечами.
— Так знамо где, в Восточном квартале, я там у ваших частенько покупаю рисовое печенье, уж больно вкусное. Только я вас не припомню, простите, вы для меня все на одно лицо… Кстати, а у вас печеньки такие есть? Вы поищите, вдруг найдете…
Я сосредоточился на том, чтобы сохранить невозмутимость, чтобы не случилось, даже если Лидии вдруг вздумается голышом поплавать в бассейне. Что с ней делать, я буду думать позже, когда мы отсюда выберемся.
Расторопные слуги уже успели принести чайные принадлежности и усадить посла. Уль Джен остался стоять рядом с повелителем, его взгляд был темным и непроницаемым. Специально для Лидии раздобыли то самое рисовое печенье и подали другие сладости. Я лихорадочно соображал, что делать.
Разумней всего было прямо сейчас покинуть посольство или хотя бы выпереть отсюда безумицу, которая уже нацелилась на тарелку с печеньем. Но надо было решить вопрос с гаяшимцами и не допустить дипломатического скандала.
— Великородный гаш-и-ман Сы Чин, — начал я, — смиренно прошу вас простить и меня, и мою спутницу.
Святой Престол южного обряда ни в коем случае не хотел оскорбить вас, просто некоторые меры предосторожности, предпринятые нами, должны были послужить исключительно на благо общему делу.
