Отец Георг не стал меня уговаривать. Он встал, тяжело опираясь на палку, и подошел ближе, опять пристально вглядываясь в глаза.
— Рассыпающийся разум… Такое сравнение я встречал в архивных описаниях… "заморозки". Сознание человека становится хрупким и после вмешательства рассыпается множеством осколков, собрать которые уже невозможно. Человек теряет рассудок, блуждая в бесконечности собственных отражений.
Хотя, возможно, это всего лишь красивое сравнение… Тем более, ты говоришь, что ее разум вновь стал целым, отразив твой собственный. А после заморозки уже не приходят в себя. Никогда.
Я тяжело сглотнул и спросил:
— Но заморозка давно запрещена? Еще со времен Синей войны, разве нет? Ее же сейчас не используют?
— Очень редко… — тяжело уронил наставник. — В исключительных случаях.
— Да нет же… Глупость какая! Да, Лидия безумна, но она осознает окружающую действительность, осознает себя… почти всегда… А какие еще бывают последствия заморозки?
— Ты прав, это действительно глупо. После заморозки живут недолго. Несколько месяцев от силы. Как правило, человек просто засыпает и умирает от остановки сердца.
Я похолодел, припомнив приступы Лидии, когда у нее недопустимо опускался ритм сердцебиений, и падала температура тела, а последующий сон был сродни смерти.
— Но госпожу Хризштайн мы знаем уже почти полгода. Столько не живут, — старик махнул рукой. — Просто подумай, Кысей, ты можешь сделать ей еще хуже. Если не дорожишь собственной жизнью, то хотя бы вспомни основной принцип душеведения — не навреди…
Мне было необходимо уединиться и спокойно обдумать все произошедшее, очищая разум медитацией и молитвой, а тело — строгим постом. Но череда событий последовала столь стремительно, что я едва успевал перевести дух. Сначала меня вызвал кардинал и в категорической форме отказался принять прошение о расстрижении. Прямо у меня на глазах монсеньор разорвал его, а потом посоветовал заканчивать маяться дурью и заняться своими обязанностями… "по ублажению княжьей кухарки". Когда я заявил, что все равно подам прошение, напрямую Папе, кардинал рассвирепел и обвинил в предательстве в пользу тайного советника.
На выходе из резиденции монсеньора меня перехватила Нишка. Могила жены Орфуа оказалась пустой.
В подвале его ресторации обнаружился тайный подземный проход, ведущий на несколько миль вглубь.
Инквизитор Чорек собиралась его исследовать и, удивительное дело, просила сопроводить ее. Мне оставалось лишь надеяться, что Лидия не натворит глупостей в мое отсутствие и не попытается штурмом взять оплот Святой Инквизиции.
Мы вышли к подземному источнику первыми, когда стражники еще пыхтели позади. Странная каменная глыба слишком правильной формы и всепоглощающего черного оттенка. А рядом тело. Почти не разложившееся.
Отвратительное слияние змеиного хвоста и женского туловища. Горло перерезано.
Голова отделена от тела. Ее стражники обнаружили закатившейся в камнях. Под тяжелыми сапогами хрустела скорлупа, которой была усеяна вся площадка.
Нишка позеленела и рванула за камень, где ее жестоко вырвало. Меня тоже мутило, но не из-за запаха, а от осознания того, кто расправился со змеиной колдуньей. Хладнокровно и в одиночку.
— Кто же убил это чудовище? — чуть смущенная инквизитор опасливо подошла ближе к телу и потрогала змеиный хвост носком сапога. — Господи, никогда не видела такой мерзости…
— Я думаю… это Орфуа. Да, именно он.
— Это его жена? Почему она стала такой?
— Вряд ли мы когда-то это узнаем… Но непременно надо выяснить, что случилось с ее… змеенышами.
Лидия была уверена, что они придут за мной. Потому что она убила их мать. Но это было лишено всякого смысла. Откуда эти создания вообще могут что-то знать обо мне? Уж логичней предположить, что они приползут за Лидией… Мне стало страшно.
— А с чего ты решил, что есть еще… — Нишка тяжело сглотнула и опять позеленела, — еще кто-то?
— Скорлупа, — указал я на площадку. — Надо организовать охрану госпоже Хризштайн.
— Стоп, стоп! Я не успеваю за твоей мыслью, красавчик. Почему ей?
— Потому что… — я придумывал на ходу, — Орфуа убил жену… ради Лидии. Он захотел освободиться от обузы… ради новой пассии… Но Миасса… пришла в ярость и напала на него, он убил ее, а детей… не успел… или рука не поднялась… А они могут мстить…
Странно, но Нишка сразу поверила в мой бред об Орфуа и заволновалось.
— Да, точно… Бедная Лидия! И ты оставил ее одну?!?
И в этот момент мне почему-то сделалось жаль… змеенышей…
Стоило вернуться во дворец, как меня тут же вызвали к тайному советнику. Не размениваясь на пустые любезности, Сипицкий сразу с порога заявил:
— Я слышал, что вы подали прошение о расстрижении. Поэтому хочу напомнить, что мое предложение все еще в силе.
— Какое предложение?
— Работать у меня. Офицер Матий о вас хорошего мнения. Соглашайтесь. Я вас не обижу, положу хорошее жалованье, не сомневайтесь.
— Мне это неинтересно, спасибо.
— И чем же вы будете заниматься?
— Я не собираюсь покидать лоно Святой Церкви. Просто сменю инквизиторскую мантию, — я поморщился от боли, пожав плечами, — на белую рясу обычного священника или серые одеяния душеведа…
Профессор Адриани давно звал меня к себе ассистентом в Академию…
— Господин Тиффано, — вкрадчиво спросил советник, — но разве это ваш уровень? Подумайте сами… У госпожи Хризштайн большие запросы, а что вы можете ей предложить? Жалкое жалованье ассистента?
Прозябание в нищете? Она очень быстро в вас разочаруется… Вы не сможете удержать такую женщину.
Я же предлагаю вам и достойное жалованье, и поддержку. Вы быстро дослужитесь до воеводы и сможете…
Я скрипнул зубами и встал.
— Довольно. Мои отношения с госпожой Хризштайн вас не касаются. Лучше объясните, как перстень с Северным сиянием вернулся к воягу? Вы уже поймали Серого Ангела?
Советник снисходительно взглянул на меня и покачал головой.
— А я не обязан вам что-то пояснять, господин Тиффано. Вот если бы вы были у меня на службе, то…
— Прощайте, — оборвал я его и направился к двери.
— Очень надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы госпожа Хризштайн не приняла предложение вояга Густава и не уехала с ним личным поваром.
Я застыл на месте, сжав кулаки. Перед глазами все еще стояла эта отвратительная сцена. Лидия в откровенном наряде, с лицемерно потупленными вниз глазами, и вояг, сверкающий темной синевой перстня и без зазрения совести приспускающий платье с ее плеча… Прямо под дверью своей невесты!
Шоколада он захотел!..
— Потому что если это случится… вместе с ней в северные земли уплывет и рецепт шоколада, и "Поцелуя Единого"… И хотя вояг Густав — наш союзник, но своя рубашка все же ближе к телу.
— Почему? — я повернулся к советнику. — В смысле, почему и рецепт "Поцелуя Единого"? Разве она не отдала его?
Сипицкий тихо рассмеялся.
— И что она в вас нашла, хотел бы я знать? Госпожа Хризштайн дала неполный рецепт… Попытки приготовить по нему десерт оказались неудачными. Молочная сладость не застывала равномерно, вместо этого образуя лед и расслаиваясь. Кстати, если вам понадобятся денежные средства для… подарков и других знаков внимания госпоже Хризштайн, можете смело обращаться к офицеру Матию. В конце концов, это дело государственной важности.
— Пушистик, ну бери, хватит выделываться! — рыжий офицер стоял у меня над душой уже полчаса, не давая сосредоточиться над текстом прошения к Папе.
— Убирайтесь вон, офицер Матий! Я ничего не собираюсь у вас брать, а тем более дарить ей! — я отодвинул коробочку, едва сдерживаясь, чтобы не вытолкать наглеца взашей из комнаты.
— Ну ты тока глянь, какое! — подсунул он мне под нос кольцо. — Красное золото! А камешек какой! Огонь!
Рубин! Самый большой, какой был в лавке. Титька тараканья, бери, сказал! Мне за него отчитываться!
Чтоб завтра же сверкал на пальчике твоей зазнобы бледной!
