— Облава вчера была. Всех забрали.

— Птиц? — напряглась я.

— Нет, их не нашли. Старуха как нутром чуяла, пташек в скале перепрятала. Плохо дело, сыскари лютуют.

Последний раз так бесились, когда Цветочек с бардами чудила, мир ее праху…

Трактирщик вздохнул и продолжил полировать стол грязной тряпкой. Я поправила парик и отправилась наверх, отчаянно отгоняя от себя запах табачного дыма и звенящую в воздухе насмешку атамана. Это благодаря Шушье здесь появилась тетушка Акомби. Атаман нежно заботился о старухе и баловал ее птичек настоящим кераимским горохом, а после его смерти о ней все забыли…

Старуха чистила клетки, напевая бессмысленную песенку, больше похожую на голубиное клокотание.

Юркая и опрятная, тетушка могла бы сойти за девочку, если бы не седые косички, заплетенные как попало, и сморщенное от старости лицо.

— Я за Гретой, тетушка. Она вернулась? — тихо спросила я.

Старуха оторвалась от клетки, взглянула на меня темными пронзительными глазами и всплеснула руками.

— Цветик! Ну что же ты! Почему так долго не заглядывала! А где Шушик? Я его так жду, все жду и жду…

Я проглотила ком в горле. Особенностью старухи было то, что она видела сквозь людей. Я стояла перед ней в очках и мужской одежде, а она все равно узнала во мне Цветочка, тогда бывшую темноволосой и короткостриженной девчонкой.

— Атаман… Ты не волнуйся за него, тетушка. Ему сейчас уже… хорошо. Он тебя помнит. Грета, она вернулась?

— Моя девочка, — заворковала старуха, улыбаясь и доставая из клетки сизую голубку. — Умница, хорошая, сильная… Вот, держи…

Акомби протянула мне записку и мешочек, а я застыла, повторяя про себя: "Моя девочка, Мариночка, моя девочка…" Не глядя, сунула посылку в карман и пошла прочь. Марина вернулась. А мальчики? Они тоже вернулись?

— Цветик! — закричала мне старуха, догнав уже на лестнице. — А тебя второй братик спрашивал!

— Кто? Что ты несешь? — не поверила я ушам, но сердце уже кровоточило отчаянной надеждой.

— Долговязый и смурной такой…

Неужели Дылда? Господи Единый, прошу, пусть это будет Дылда! Пусть Антон окажется жив! Господи Единый, я тебе все прощу! Даже слуг твоих не трону! Ну одного из них так точно в живых оставлю…

— Где он? Говори! — встряхнула я тщедушную птичницу.

— Вот, держи…

Я вырвала у нее из рук записку. Буквы запрыгали перед глазами, не желая складываться в слова. "Пташка сбежала. Не догнали. У господина горячка, но он жив. Сняли конуру у Мясника. Псы спущены" Я полетела прочь, а старуха все надрывалась мне в спину:

— Ты передай Шушику, что я жду его… И птички мои ждут…

Больше всего я опасалась, что облава накрыла и конуру Мясника. Старый чучельник был еще одним давним знакомым атамана, жил неподалеку в нижних ярусах Корабельного квартала и частенько давал приют беглецам.

Яростно тарабаня в дверь, я прождала бесконечные минуты, пока на пороге наконец не появился бледный Дылда с оружием наизготове. Снеся с пути головореза, я рванула в дальнюю комнату. Пусто.

— Где Антон? Где?!?

— Пошел вон отсюда! — Дылда попытался схватить меня за шкирку и выставить за дверь, и я сообразила, что моя маскировка обманула и его. Я наподдала ему под дых и сдернула с себя парик.

— Госпожа, это вы?.

— Где Антон, придурок?!?

— Я ж не знал, что это вы… В погребе спрятал.

Бледное лицо брата маячило в темноте над ворохом одеял. Я бросилась к нему и прижала к себе, что есть силы стиснув в объятиях. Живой!

— Хриз, ну больно же… — он слабо попытался отстраниться.

— Больно? Да я тебя сама прибью! — я замахнулась, но рука не поднялась. Меня душила злость пополам с рыданиями. — Какого демона ты натворил? А если бы с тобой что-то случилось?

Я трясла его за плечи, содрогаясь от пережитого ужаса, а потом дернула на нем рубашку, чтобы осмотреть. Горячечный румянец в полщеки, рассеченный висок, правая рука висит плетью с плохо зашитой рваной раной, которая еще и начала нагнаиваться. У меня потемнело в глазах от злости.

Придурок! Антон жадно облизнул запекшиеся губы и прошептал:

— Скажи, Юля… жива?

Я помертвела.

— А тебя только это волнует? Какого рожна ты полез защищать эту девку? Зачем погнался за ней в бурю?

Анжи, какая милота… тьфу! А если бы ты погиб?!? Ты обо мне подумал?!?

— Анжи? Откуда ты знаешь?.. Ты с ней говорила? — он возбужденно привстал на кровати и неожиданно сильно вцепился в мою руку. — Она жива? Скажи!

— Да что с этой дрянью сделается! Как вы вообще могли ее упустить?

Антон с облегчением откинулся на подушку и закрыл глаза. А мявшийся рядом Дылда поспешил оправдаться:

— Так это все он, госпожа. Это ваш брат ее отпустил. А еще она видела его лицо.

— Что? Антон, это правда? — я стукнула его по раненной руке, и он застонал от боли. — Оставь нас, Дылда.

Мне придется серьезно поговорить с братом.

— Ну вы это… госпожа, не серчайте сильно на него. Дело-то молодое, кумекаете? Девка красивая, вот он и…

— Выйди! — процедила я ледяным тоном, и головорез мгновенно заткнулся и исчез.

Я склонилась над братом и щелкнула его по носу.

— Глаза открыл! На меня смотри. Что у тебя было с этой девкой?

— Она не девка, — буркнул Антон и повернулся к стене.

— Что значит "не девка"? — оторопела я. — Когда это ты успел?

— Господи, Хриз, отстань! Я не это имел в виду.

— Так ты успел с ней покувыркаться или нет? Антон! Да говори же! Меня инквизитор живьем сожрет, если узнает, что его драгоценная Юлечка потеряла невинность…

Он возмущенно обернулся и передразнил меня:

— А тебя только это волнует? Твой драгоценный Кысенька?

— Меня волнует, что эта… не девка видела твое лицо. Зачем ты его открыл? Зачем позволил ей сбежать? – я все-таки не удержалась и дала брату подзатыльник.

— А ты не понимаешь? О чем ты вообще думала, собрав этот бандитский сброд на шхуне и отдав им красавицу княжну? Что они будут вести себя благородно, словно монахи-отшельники?

— Не дерзи мне, — поджала я губы. — Ее никто не должен был видеть. Они вообще не должны были знать, какой груз везут.

— Да неужели? Только в первом бою все обнаружилось! Капитана ранили, а Юлю чуть не убили! А мне пришлось… Мы с Дылдой по очереди дежурили у ее каюты. А потом еще и эта клятая карта, сокровища на острове, убийства… Господи, да у меня не было выхода! Я должен был ее отпустить, иначе все закончилось бы плохо…

Мальчишка разволновался и дышал часто и со свистом.

— Ладно, успокойся, — погладила я его по руке. — Отпустил, и бог с ней. Вечером принесу грибной эликсир, выпьешь и…

— Я не буду пить эту колдовскую гадость! — возмутился Антон и подавился кашлем.

— Тебя никто не спрашивает. Выпьешь, как миленький. Здесь оставаться опасно. Идут облавы. Благодаря этой мерзавке, между прочим. Ну ничего, она у меня еще попляшет…

— Подожди, Хриз! — брат удержал меня за руку, просительно заглядывая в глаза. — Не трогай ее, пожалуйста. Юля не должна выйти замуж за Густава, пожалуйста. Обещай мне.

— Еще чего, — ухмыльнулась я. — Он ради нее перстня не пожалел, как же я могу его лишить такой радости…

Вот, кстати, — я полезла в карман и достала мешочек с княжеской печатью, — полюбуйся…

Слова застряли в горле. У меня на ладони лежала фальшивка. Не редчайший сапфир чистой воды, а дешевая подделка из гарлегского стекла. Я лихорадочно развернула записку. Почерк был не Кысея.

Рецепт тоже оказался подправленным. Какого демона?!?

— Хриз, пожалуйста! Я прошу тебя. Зачем тебе Юля? Ты хочешь отомстить Густаву, но она здесь при чем?

Не отдавай ее этому уроду, пожалуйста!

— Заткнись, — прошипела я. — Идиот. Святоша непуганый. Козлина кошачья. Ничего доверить нельзя.

Подменили. Ну ведь специально его назвала! Даже проследить не смог. Обманули, как последнего дурака! Это советник, точно он. Старый плут! Я вам устрою… свадьбу… пир на весь мир!