— Ну, и чего ты так орешь? Что, хвост? А зачем было меня сюда тащить? — Это я мужику. Вполне так даже почти трезвый мужик, воняет терпимо, если только ближе, чем на три шага не подходить.

— Что ты там бормочешь? Так ты мне помочь хотел? А чем? Ах, кошелек тяжеловат для меня, да? Что, еще и компанию составить хотел? Да ты прям орел…

Тут мужик совсем приуныл. Конечно, схватил малявку, решил ограбить да повеселиться, а она и не малявка вовсе, да еще и с хвостом. Я подождала пока он меня к стенке попытается прижать, да как дала ему по лбу кончиком хвоста… а потом и коготки показала, черненькие такие, блестящие…

— А визжать-то зачем? Ну и что когти? А ты думал, если одна иду, так и постоять за себя не смогу? Открою тебе страшную тайну: я и постоять, и посидеть за себя могу… ну вот, отключился. Опять перестаралась. Вот что за мужики в этом городе? Как с девушкой бодаться, так они — герои. А как хвост покажу — в обморок. Кисейные барышни. Фу, прям не интересно.

Я, конечно, немного погрешила — это всего третье нападение за месяц. Все, как по сценарию: иду с работы, из-за угла выскакивает мужик, вполне пьяной наружности, и тащит меня в проулок. А потом я его обливаю из бутылки с вином — почему-то она всегда у них за пазухой. Слухи пошли, конечно, но только в подворотнях на мужиков почему-то нападают стаями, не меньше дюжины или полторы клыкастых монстров. Вот где клыки? Они-то, конечно, у меня есть, ну, чуть больше… хорошо, больше нормальных, человеческих. Только я-то их еще никому не показывала. Все смеются, говорят, что перепили мужики. Не зря же я их спиртным поливала.

Первое нападение застало меня врасплох. Честно заработанные три серебряные шиглу* грели сердце и наполняли радостью — куплю себе новые сапожки. Я их еще на прошлой неделе заприметила, видно, шились они на заказ для маленькой девочки, да не купил никто. Кто же купит такие мелкие, что только на нос, а мне как раз по ноге… красивые, из мягкой кожи, мне почти до середины икры, с завязочками из кожаных шнурков и кисточками на концах… Мечты разбились, как волны об утес, о грязную лапищу, что зажала мне рот… Затащили меня в вонючий переулок и прижали лицом к стене, я так растерялась, что даже сопротивляться не сообразила. Я-то не сообразила, а вот хвост мой решил погеройствовать. Да еще как. Дернулся вверх и наподдал обидчику прям по достоинству. А нечего распускать. Загнулся товарищ и воет, тихонько так, тоненько. Я уж испугалась, что оторвала… а чего он фальцетом-то. Ну, вроде, выть перестал, теперь матерится. Ой, какие интересные обороты и междометия. Я восхищена — каким арсеналом пополнился мой лексикон. Портовый грузчик обзавидуется. Внимательно слушаю, когда главный исполнитель арии ненормативной лексики начал повторяться, приподняла кончиком хвоста его подбородок. На меня уставились полные муки и злости глаза. Морок со своего лица и рук я немного развеяла, приложила когтистый палец к губам:

— Тсссс.

Мужик закатил глаза и упал в обморок.

Второе нападение было точным повторением первого, с единственным различием: я не растерялась и просить тишины не стала. Просто покрутила у пушистого черного виска когтистой ручкой и подмигнула… эффект тот же.

*Денежные единицы

Шигла — серебряная монетка 5, 6 г.

1 шигла = 40 сиклей — медная монетка 3, 6 г

20 шиглу = 1 дарик — золотая монетка 8, 6

"Кошки придерживаются принципа — никогда не вредно попросить, того, чего ты хочешь"

Происхождение неизвестно

Меня зовут Фелиция. Мама называла ласково — Фьель. Жили мы рядом с маленькой деревушкой, расположенной у подножия Холодных гор. Деревня была маленькой, всего одна улица с дюжиной дворов. Она называлась просто: Кривой Рог, это какой такой рог и у кого его отшибли, мне не ведомо. Деревенька хоть и малая, да слава о ней идет на весь район. В Кривом Роге разводили самых громадных и умных волкодавов на всю северную долину. Щенок такого песика стоил не меньше пяти дариков. И благосостояние семьи исчислялось не монетами или величиной хозяйства, а наличием собак — чем больше собак, тем зажиточнее семья.

Наш дом стоял в лесу неподалеку от деревни, возле холодной горной речки, чуть выше по течению. Никакого забора не было, просто лес оставил нам небольшую полянку, на которой мы и жили. Небольшой садик за домом населяли в основном пряные и лечебные травы, за которыми обычно нужно было бы далеко идти или которые трудно найти даже в лесной чаще. Сам домик был маленьким, всего две комнатки и небольшие сени. С потолка свисали пучки целебных трав, посреди комнаты с большой печью стоял массивный стол. Он был поделен на две части. На одной мама изготавливала свои мази и прочие травы. А на другой — той, что ближе к печи — мы ели и готовили. Возле стола стояли длинные скамьи, на стенах висели полочки со всевозможными скляночками и баночками. Окошко было одно, но достаточно большое, чтобы пропускать много света и солнца. На широком подоконнике стояли горшочки с целебными травами, вперемешку с укропом и перьями лука. Вторая комнатка за печью была всегда прикрыта занавесью, и размером гораздо меньше основной. Здесь стояла добротная кровать, большой сундук, а на стене висело красивое старинное зеркало с загадочной дымкой в глубине. Когда смотришься в него, создается впечатление, что заглядываешь в другой мир, что вот-вот отражение поплывет и откроются врата в иные измерения… может на самом деле так оно и было? В нашем домике всегда было тепло и уютно. Стоило выйти за порог, как слышалась могучая песнь текучей воды. Локтей* в сорока от дома текла речка. Она несла свои воды с вершин гор. Стремительный поток притормаживал только недалеко от деревни, немного замедлялся и превращался в степенную реку. Но вода в ней все равно была очень холодная и чистая. Приятно бывало жарким летом постоять на берегу, наслаждаясь прохладой. Зимой речка возле нас не замерзала. Обледеневали только берега. Воду брали из маленького колодца перед домом. Семья у нас большая: мама, я, три рыжих курицы, еще важный, чванливый петух, кошка Муська и Остик.

Родовое имя мамы — Мелисса Ирэн ист Иссони**, а в деревне все ее Миланой или Милой звали. Мама была знахаркой и травницей. Заговор на избу ставила, чтоб насекомые, воры и пожары стороной обходили. Зубы заговаривала. Еще следила чтобы кости правильно срастались. При простудах или ушибах припарки и травки разные прикладывала, при родах тяжелых — тоже к ней бежали… да много чем помогала мама, уважали ее люди. Расплачивались кто чем мог. Ткани кусок, дров, молока или мяса. Староста Морис, как мама его первенцу родиться помогла, щенка хотел дать, самого лучшего… да не взяла, из-за меня.

Звери, что домашние, что дикие меня боялись. Как увидят, так хвосты между ног зажмут и наутек. Конечно был Остик, но он — редчайшее исключение. Деревенские меня тоже побаивались. Мелкая, худенькая, а как иду — ни одного грозного пса поблизости днем с огнем не сыщешь. Да что там пса. Видели бы они, как от меня стая горных волков убегала. Мама про них не знает, я тогда без спросу далеко в горы поднялась.

Но это все потом, а сейчас мне исполнилось только четыре года. Лес был изучен вдоль и поперек, вся живность перепугана до икоты. А я что? Я — ничего. Интересно же, что там у белки в дупле. Или у лисы в норе… а волки такие красивые. Только убегают все почему-то. Окрестный лес был моим. Я чувствовала, как текут токи жизни в деревьях, как струится вода в недрах земли. Деревья иногда со мной разговаривали, но я их плохо понимала. В сторону деревни ходить строго запрещалось, а мне так хотелось узнать побольше о людях. Кто к маме и почему приходит, да и уходит куда — тоже, ведь, любопытно. Мама ругалась, говорила, что нельзя мне на глаза людям попадаться. А я не понимала почему, плакала. Мама жалела и пыталась втолковать, что я другая — не такая как все. Говорила, гладя по голове, что не любят люди тех, кто не похож на них самих. Конечно, я знала, что отличаюсь от мамы, только не осознавала, насколько сильны различия. В конце концов, мама подвела меня к зеркалу, встала рядом со мной и попросила посмотреть — сравнить нас между собой. Оглядела себя. Ну да — мы как небо и земля. Первым делом взгляд притягивали глаза — большие в пол-лица, зеленые, ближе к вертикальному зрачку — желтоватые. Потом лицо с пухлыми щечками и острым подбородком. Носик маленький, вздернутый, губы небольшим бантиком. Улыбаюсь… у меня клыки — маленькие, острые как иголки. Уши большие, торчком, располагаются выше, чем у мамы и шевелятся, ловя каждый звук… это что же. Я на кошку нашу похожа больше, чем на маму. И это — еще не все различия. Я — меховая. В смысле — все мое тело покрыто коротким мягким мехом, на ощупь, словно шелк, так мама говорит. А вот окрас восхитительный. Шубка темно-серая, спина почти черная, лицо, грудь и живот чуть светлее. Еще я полосатая, как кошка, полоски черные. Мех на солнце блестит как мокрый, красиво переливается разными оттенками. На руках и ногах вместо ногтей тонкие черные коготки. И конечно — хвост. Он очень сильный, длинный, гибкий, кажется, что живет своей жизнью. При ходьбе раскачивается из стороны в сторону, при беге летит горизонтально. Еще с ним очень удобно лазить по деревьям…