— Ты сегодня порадовала меня, дорогая, — произнес он, — и заслужила награду.
От этих слов ей стало вдруг страшно. Награда или наказание — в устах Димитрия все звучало одинаково зловеще. Ей не хотелось извращенных игр, только простой человеческой любви, банального, направленного на получение быстрого оргазма секса. Почему же он не такой, почему ему будто вечно чего-то не хватает?
Но лучше так, чем никак вообще. Потому что после сегодняшних ласк, распаливших тело, еще одной безумно одинокой ночи она просто не выдержит.
С шарфом в руках Димитрий подошел к ней, от близости его обнаженного торса, от исходящих от него тепла и мужской силы по ее спине побежали мурашки и поднялись крохотные волоски на руках. Глядя ей в глаза, он наклонился, положил горячую ладонь на ее колено и мучительно медленно повел вверх по внутренней стороне бедра.
— Похоже, тебе надо сменить не только платье, маленькая волчица, — с насмешкой сказал он, — ты вся мокрая.
Два его пальца погрузились через ткань трусиков в мягкие влажные складки, надавили плашмя, проникая между них к пульсирующему твердому узелку, чуть сдвинулись вперед-назад, не принося облегчения, а только еще больше закручивая тугую пружину внутри. Северина впилась ногтями в ладони, чтобы не закричать. Каждое его новое движение отзывалось крохотным взрывом в ее голове и внизу живота.
— Возьми меня… — прошептала она пересохшими губами. — Возьми, как тебе хочется, как нравится… я на все согласна…
— Как мне хочется? — прежде аккуратные пальцы Димитрия вдруг стали жесткими, он сжал твердый узелок, причиняя боль, от которой хотелось кричать. — У нас с тобой есть небольшая проблемка, дорогая. Мне тебя не хочется.
Он выпрямился, вытирая пальцы о шарф.
— Не хочется? — сорвалась она, содрогаясь всем телом. — Да твой грязный член побывал во всех шлюхах столицы.
— Во всех, — со смехом согласился Димитрий, он вообще любил смеяться ей в лицо в такие моменты, — кроме одной. И это очень, очень обидно. Да, дорогая?
— Зачем тогда все это? — закричала Северина, находясь в отчаянии человека, который почти добежал до финиша, но ему помешали. — Зачем ты это делаешь со мной?
— Ты кое-кого напомнила мне сегодня, — ответил он, — одну монашку. Ее звали Южиния. Впрочем, это вряд ли покажется тебе интересным. Это было давно.
— Это было давно, но ты до сих пор помнишь ее имя… — скрипнула она зубами.
— Вспомнил сейчас, — Димитрий равнодушно пожал плечами и подался вперед, прижимая ее спиной к резному столбу балдахина, — потому что она с таким же отчаянием умоляла меня ее трахнуть. И я ее трахнул. Лишил невинности монашку, представляешь? Образец чистоты и непорочности. Тогда я искал свой предел и думал, что хуже этого ничего уже нельзя представить.
Выступы и острые рельефные грани впились в позвоночник Северины, но застонала она не от этого. Рука Димитрия, которую он успел просунуть между их телами, снова оказалась у нее между ног, а пальцы опять начали свою жестокую игру, проникая между складок, обводя ажурные края трусиков, впившихся в нежную кожу, дразня твердый узелок.
— А разве что-то может быть хуже? — задохнулась она, цепляясь за его плечи.
— Может, дорогая, — Димитрий сделал движение бедрами, и на очень короткий миг его ладонь оказалась плотно прижата к телу Северины, а два пальца совсем немного проникли внутрь нее. — Трахнуть собственную сестру, например.
— Я не верю. Я не верю, — лихорадочно зашептала она, обвивая руки вокруг его шеи и понимая, что бессовестно лжет, лишь бы задобрить его и лишь бы он продолжал. — Даже ты на это не способен.
— Кто знает, на что я способен? — он сделал еще один маленький толчок, все еще слишком ничтожный, чтобы удовлетворить ее. — Жизнь показывает, что я способен на все.
Шарф из воздушной органзы ласкал ее ягодицы, и Северина старалась не думать о том, что даже сейчас Димитрий заботится только о своем удовольствии.
— Нет, это сделал Алекс, — снова начала уверять она, догадываясь, что он будет продолжать, пока длится этот разговор, потому что именно этого и хочет. — Алекс трахнул Эльзу, а не ты. Она бы сказала… она бы не смогла промолчать…
Он рассмеялся, тихо и нежно, награждая ее за хорошо сыгранную наивность умелыми движениями пальцев, и в этом смехе Северине чудилось яростное рычание и вой зверя.
— Боюсь, что Алекс сам себе не готов признаться в том, как все было на самом деле, дорогая. Наверно, истина навсегда останется только между мной и ним.
— Хорошо, пусть будет так… пусть так… — она внутренне содрогнулась, — я принимаю тебя таким… я люблю тебя и таким…
И в этот момент словно кто-то провел невидимой рукой по лицу Димитрия и стер улыбку. Северина задрожала еще больше, столкнувшись с его безумным взглядом, увидев перекошенный оскал рта, ощутив, как шарф перестал быть ласковым облаком и в мгновение ока обвился вокруг ее шеи стянувшей тугие кольца гадюкой.
— Любишь меня? — заорал он, одним махом порвал на ней трусики, забил внутрь ее тела уже три пальца, жестко трахая ее рукой.
— Да. Да, — внутренние мышцы сжались, Северина знала, что через короткое время за этим последует взрыв. Тот самый долгожданный взрыв, в предвкушении которого она теряла рассудок.
— Любишь? — он убрал руку, и она закричала от разочарования. — Для меня не существует такого понятия. Я уничтожил само это слово. Так же, как уничтожил свою сестру и семью. Не произноси его при мне. Для меня любви нет.
Кто-то громко постучал в дверь. Северина догадалась, что это вернулся Ян, выполнивший поручение, и Димитрий, конечно, понял это тоже.
— Ждать, — приказал он, повысив голос так, чтобы за дверью его было слышно. — Стоять на месте и ждать.
Он толкнул Северину к зеркалу, встал за ее спиной, схватил ее за лицо, не позволяя отвернуться и вынуждая смотреть вперед.
— Кого ты любишь, дорогая? — процедил, встречаясь с ней взглядом в отражении. — Посмотри и скажи мне, кого ты любишь?
Северина увидела себя, бледную, с искусанными до цвета спелой вишни губами, с полной, хорошей формы грудью и женственными округлыми бедрами, и Димитрия — великолепного даже в ярости, с горделивой посадкой головы, совершенными чертами лица, сильными руками, и мстительно прошипела:
— Грязного ублюдка. Больного извращенца. Отвратительное чудовище.
Он с облегчением улыбнулся, поцеловал ее в щеку и потрепал за подбородок.
— Вот поэтому ты так идеально мне подходишь. Ты видишь все ясно и правильно.
Почувствовав, что руки Димитрия больше не сжимают ее железной хваткой, Северина повернулась и обняла его, прижавшись щекой к плечу.
— Если я так идеально тебе подхожу, давай проведем одну ночь. Всего одну ночь вместе. Мы можем быть счастливы. Хватит друг друга мучить.
— Ты не поняла, волчица, — он тут же оттолкнул ее от себя. — Ты не нужна мне другой. Только такой, как сейчас. Посмотри на себя. Натянута, как струна, заводишься по щелчку, все ощущения на грани. Вот, что мне в тебе нравится.
Северина приоткрыла рот, а потом завизжала и хлестнула его по лицу.
— Я ненавижу тебя. Ненавижу.
— Это взаимное чувство, — Димитрий толкнул ее обратно к кровати, деловито сдернул шарф, пропустил его между ног Северины и высоко задрал оба конца. — Идеальное взаимное чувство.
Тонкая, но прочная материя впилась между ее нижних губ и ягодиц, ушла глубоко в плоть, и дыхание у Северины перехватило. Шарф оказался даже длиннее, чем она привыкла думать. Димитрий обернул и завязал один конец вокруг резного столба балдахина, а другой натянул рукой почти до самого ее плеча. Она закричала, потом застонала, откинув голову и хватаясь пальцами за резные уступы, когда его пальцы легли поверх ткани на ее сдавленные складки и начали тереть, кружить и поглаживать.
— Громче, — прошептал Димитрий ей на ухо, одновременно толкаясь бедрами в ее ягодицы, — кончай громче, чтобы и Ян услышал. Я специально пригласил его послушать тебя.
Болезненный спазм скрутил Северину, из ее глаз брызнули слезы, она выгнулась, освобождаясь, наконец, от мучительной тяжести внизу живота. Вслед за этим накатил второй оргазм и третий, ноги подогнулись, она осела, скользя ладонями по столбу вниз. Димитрий отпустил конец шарфа, длинная полоса ткани поехала между ее ног, потемнев от влаги, пока не закончилась.
