– Пойдем отсюда, – скомандовал брат и сделал шаг вперед, ожидая, что девочка потянется за ним, но Лера отпустила его локоть и осталась на месте. – Им же больно, – тихонько протянула сестра. В паре метров среди оживших от ветра колосьев замерли двое. Они стояли, не двигаясь, четко напротив мальчик – мальчика, девочка – девочки. Как страшное отражение в пещере ужасов, куда они ходили с сестрой на его прошлый день рождения. Валерка чувствовал, как взгляд намертво приклеился к треугольнику света, льющемуся из тыквы, а ноги приросли к земле. Никогда в жизни он не видел ничего настолько пугающе-безобразного, как почерневшая кожа стоящих перед ним. Эти дети были чуть постарше и до того легко одеты, что мысль о праздничных костюмах даже не пришла ему в голову. Что уж там, он совсем забыл о празднике, который они ждали с сестрой чуть ли не с начала осени! Страшно-веселый Хэллоуин, разгоняющий любые страхи. Завыл ветер. Его порыв откинул назад слипшиеся, перепачканные землей светлые волосы. Обнажилась шея с глубокой рваной раной, от которой бежали засохшие почерневшие подтеки. Молчаливая гостья с поля сделала шаг вперед и ступила на тропинку в рваной, облепленной грязью сандалии: – Нам нужен автобус… – Мамаааа! – надорвался высокий голосок за спиной и Валерка, недышавший все это время, наконец, очнулся. Бросив тыкву, он крепко схватил сестру под локоть. – Бежим, бежим, бежим! – Испуганную девочку пришлось хорошенько встряхнуть, прежде чем она смогла двинуться с места. С каждым шагом оцепенение ужаса растворялось в тяжелом от бега дыхании. Слева, где-то на периферии зрения, мелькали окна погруженных в последний октябрьский вечер домов. Все дальше оставалась потухшая, брошенная на тропинке тыква. И никто не видел, как она зашевелилась и приподнялась на разгребаемой длинными когтистыми лапками земле. День всех пустых Дмитрий Тихонов Тридцать первого октября в час пополудни он вышел из комнаты, снова зашел. Минуту смотрел в окно, сжимая добела пальцы. И разжимая. Потом успокоился, встал на комод, проверил петлю. Выдохнул. Вдохнул. Повесился. Просто так, без записок, без слез, без звонков повис навсегда между полом и потолком. И капало с мокрых носков, и чернело лицо, и в опустевшей квартире гремели стрелки часов. Минула ночь, и следующим утром, в День Всех Святых и Пустых, в День Торжества Павших Листьев, дверь распахнулась, в квартиру вошли люди, которые празднуют смерть. Они спросили: Зачем ты убил себя? И он им ответил, что просто хотел сделать что-нибудь в этой жизни, просто хотел ощутить ее вкус, понять, ради чего суета, ради чего все ошибки, оргазмы, сны, расставания, песни, мечты и молитвы. Люди, что празднуют смерть, ничего не сказав, в унисон засмеялись и стали вскрывать его тело ржавым серпом. Разрезали кожу, раздвинули ребра, подставили таз для тяжелой, густой, дурно пахнущей крови. И там, внутри, отыскали тех, кем мог стать он, но так и не стал. Поэта, смотрящего в мир сквозь очки из порока, любителя худеньких женщин и анаши. Отца трех детей, с утра до ночи гнущего спину ради того, чтобы те не считали его мудаком. И старого деда, безумного, словно раненый пес, словно смех из расстрельной ямы, словно ночная метель. Люди, что празднуют смерть, всех убили своими серпами. Всех троих – первых двух без труда, но дед оказался не промах. Руки его проросли сквозь обои и стены, сквозь потолок и сквозь пол и ковер на полу. Руки его извивались, хватали и рвали когтями стальными, бритвенно-острыми, когтями, не знающими пощады. Но враг был сильнее, враг знал, куда бить, и вскоре три трупа лежали на ковре, пропитанном горькой мочой — тела трех человек, никогда не сказавших ни слова, не свершившихся, не наступивших, не настоящих, не живших. Люди, что празднуют смерть, отдышавшись, ему сказали: Теперь ты действительно пуст. Теперь ты и вправду мертв. Теперь ты один из нас. Веселись и танцуй! Сегодня твой праздник! День Всех Святых и Пустых, День Торжества Павших Листьев! Так торжествуй же, лист! Так воспевай же смерть! Так постигай же смысл — истинный смысл пустоты! Но он лишь молчал в ответ, лишь смотрел на тела у ног. Он хотел попросить прощения у тех троих, у тех, кто не получился, не наполнил собою мир. У трех незнакомых ему людей, которыми мог бы стать он, но так никогда и не стал, хотел попросить прощенья, но не сказал ничего. Ведь он был мертв, а мертвецы не помнят правильных слов. И люди, что празднуют смерть, улыбаясь, ушли, закрыв за собою дверь. Оставив за ней только труп в окоченевшей петле, да гремящие, словно набат, стрелки настенных часов. Джек-фонарь
София Протосовицкая Наверное, вы не поверите в реальность этой истории, но мое дело за малым – передать ее вам, а дальше решайте сами. Сейчас я не в самой лучшей форме. Сбился со счета дней рождений, да давно уже их и не отмечал, но так было не всегда. Сейчас удивляюсь, как с таким стремлененим к приключениям мне удалось дожить до старости. О, сколько лет прошло, а я помню тот лес! Это приключилось со мной на тридцать третьем году жизни, тогда я был рисковым парнем: пьянки в трактирах меня мало интересовали, оседлый образ жизни добропорядочного семьянина тоже был не по мне. А отличался я страстью к путешествиям. Особенно мне нравились пешие походы. Казалось бы, очень умиротворяющее хобби: единение с природой и прочие прелести, но только опытные путники знают, что лес таит в себе много опасностей. К слову, я не был заинтересован в обычных прогулках, душа стремилась к опасности, таинственности. Мое хобби включало в себя посещение совсем необычных мест, во всяком случае, так их окрестили. Я побывал во многих из них: Черная Круча, Ведьмовская Топь, Тихая Роща, Древний Лес, Колдовской Пустырь; многие другие места были отмечены в моем журнале путешественника, а затем перекочевали на страницы книг. К сожалению, истории об этих краях оказались гораздо интереснее темнее и таинственнее, нежели реальность, но мне есть о чем вам поведать. |
