Я клялся ей, что мы вечно будем вместе, что ничто и никогда не сможет разлучить нас. Но всегда есть грань, черта, преступив которую, пути назад нет. Имя той границы – Смерть. Я больше не мог сдерживаться и опустился на землю, чувствуя, как слезы текут по промокшему от дождя лицу. Ночь, перешедшая в утро. Ночь с тридцать первого на первое. Ночь нашего расставания. Теперь, так далеко от дома, я помнил все. Утреннюю охоту, брата и мой выбор.
– Стреляй же! – кричал он. – Или это сделаю я.
– Сперва отзови собак, – попросил я.
Он посмотрел с сомнением, но выполнил просьбу. Моя невеста стояла слишком далеко, чтобы я успел помочь, но не слишком далеко, чтобы избежать пули.
Я поднял ружье и прицелился. Она покорно смотрела на меня и не шевелилась, понимая свою участь и неизбежность моего выбора. Но я не мог смотреть в ее глаза и крикнул:
– Беги! Молю, беги… беги, и не оглядывайся!
Она в последний раз одарила меня взглядом и развернулась.
Слезы застилали взор, но я сделал выбор. Так и только так я мог спасти мою семью от позора, усмирить их гнев. Им нет дела до тебя или меня, честь – вот то, ради чего они живут. И они получат свою честь!
– Прости, – прошептал я.
Дождь поутих и вскоре закончился. Я с трудом поднялся, опираясь на ствол дерева. Наступало новое утро, и солнце то тут, то там уже прорывало осенние облака. Нужно возвращаться, но я не мог пропустить то, ради чего так стремился сюда. И вот на дорожке, ведущей от деревни, появилась одинокая фигура. Она опиралась на согнутую палку, а в свободной руке держала три лилии.
Старушка остановилась возле окраины леса, в двух десятках метров от меня. С тяжким вздохом она опустилась на колени и возложила цветы на едва заметный поросший сорняками холмик. А затем тихонько заплакала, прикоснувшись лбом к могильному камню.
Прошло столько лет, а ты все еще оплакиваешь мою смерть. Моя невеста, моя муза, моя любовь… Я спас тебя, убив себя. А семья? Им было все равно. Они ушли, оставив мое тело посреди леса. А ты? Ты вернулась с отцом, чтобы помочь мне обрести последний покой. Ты плакала, обнимая могилу, но, милая моя, я ни о чем не жалею. Снова и снова я бы пожертвовал собой ради тебя, ведь жизнь – ничто. Я жил, ради одного мига с тобой.
Я больше не мог ждать. День стремительно вступал в свои права, и единственная ночь, когда стирались границы между миром живых и миром мертвых, уже закончилась.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Я тоже тебя люблю, – беззвучно ответил я.
Прощай, моя невеста. Мы снова встретимся в моих и твоих снах, а спустя год я вновь навещу тебя в последний, пятидесятый раз…
Черный пес
Мария Саймон
Город просыпался медленно. Сначала по проспекту поползли огни автомобильных фар. Потом в сером утреннем свете забегали по тротуарам пешеходы. Чуть позже погасли фонари. Вера смотрела в окно.
Муж вышел из ванной. Наскоро съел завтрак. Чмокнул на прощание.
– Как ты? Почему не спишь?
– Все хорошо. Иди. Уже недолго.
– Что – недолго?
– Все хорошо. Удачи тебе.
Он взял со стола приготовленные ею в три часа ночи бутерброды и ушел. Ключ громко повернулся в замке железной двери. Все стихло.
Вера плотнее завернулась в одеяло и снова посмотрела в окно. Напротив, внизу, стоял ярко-желтый клен. Он был такой солнечный, будто собирался не сбрасывать листву, а зацветал.
Вера вспомнила, как ровно год назад, ночью, она ходила по бесконечным больничным коридорам. Тусклый свет ночного освещения желтыми квадратами падал из огромных окон сквозь темноту на землю и делал опавшую листву не такой мертвой. У нее будто появлялся второй шанс. В одном квадрате света было дерево. Ярко-желтый клен был не такого цвета, как умирающая вокруг природа. Он будто светился изнутри и говорил всему миру: «если уж умирать, то красиво.»
Вера ходила медленно. Останавливалась перед каждым окном. Смотрела. Снова шла. Пару раз она чуть не попалась санитаркам, куда-то бегущим с ведрами и тряпками. Но успевала вовремя отойти в тень. Заспанные женщины не замечали ее. Каждый раз, дойдя до тупика, Вера разворачивалась и шла обратно. Но в одном месте она стояла дольше всего.
Двустворчатая центральная дверь разделяла этаж на две половины. Вера останавливалась в отделении патологии беременности и долго смотрела сквозь мутное стекло в послеродовое отделение. Каждые три часа в коридоре раздавался лязг и грохот. На большой плоской тележке везли младенцев. Они лежали, замотанные в белые пеленки по восемь в ряду и кричали. Детей раздавали мамам. Коридор затихал. Вера смотрела на идущих на той стороне женщин. Одна держалась за стену и морщилась от боли при каждом шаге. Другая заботливо одергивала от воспаленной груди грубую больничную сорочку. Вера не завидовала. Ей было интересно. И больно. А еще она испытывала стыд. Не такой, от которого можно спрятаться за враньем или подозрительно убедительными аргументами. А тот, который испытываешь только перед собой. Или перед мертвыми.
Она никогда не хотела детей. Точнее, просто не думала об этом. Ее жизнь была достаточно насыщенной и без катания коляски по парку. Она сильно удивилась, увидев на тесте две полосы. Первое УЗИ показало пульсирующую точку. На черно-белом мониторе Вера даже не сразу ее разглядела, но врач почему-то ждал от нее умиления:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.