— Прости. — сказал он. — Я не мог иначе соединится с тобой. Твое тело так не походе на их тела…

— «На чьи»? — хотела спросить Анна. Но потом поняла: на тела тех, кто создал Малыша.

И сказала вслух, пытаясь приободрить и себя и его:

— Ничего, Малыш, ничего. Мы справимся…

Потом Анна очнулась. Тело казалось странно тяжелым, неповоротливым, чужим и лишним. Пятьдесят восемь килограмм, почему-то вспомнила Анна. Сейчас они воспринимались как пятьдесят восемь тонн. Совершенно неподъемных. Она открыла глаза и удивилась, встретившись взглядом с Расселом. Это был последний человек, которого она ожидала увидеть здесь.

Рассел невесомо поцеловал ее в губы и сглатывая комок в горле махнул рукой, будто не зная, что сказать. Вокруг суетились медтехники. А Анна смотрела только на мужа. Можно ли ему верить? Нет, верить ему нельзя. Но она все еще любила его…

Рассел появлялся каждый день, приносил цветы, притащил огромного люминесцентно-розового зайца, которого пришлось подарить медсестре. При взгляде на него у Анны начинала болеть голова.

У Анны был посетитель — капеллан «Александра Великого», отец Себастьян. Поэтому Рассел не стал им мешать, а остался за дверью. Через полуоткрытую дверь ему неплохо было видно и слышно то, о чем говорят святой отец и его супруга. Он что-то тихо говорил, поглаживая полулежащую женщину по руке. Анна улыбалась из-под кислородной маски. Священник достал из кармана странные четки, состоявшие из бусин разной величины и цвета.

— Это лютеранские четки, дочь моя, «Жемчужины жизни», я католик, но их идея показалась мне забавной…. У каждой бусины свое значение.

Капеллан вложил четки в руку больной и осторожно сжал непослушные пальцы.

— Вот эти две красные бусины — символ любви, к примеру. Но я хотел бы, чтобы ты сама создала свои четки, привязала каждое воспоминание, важное для тебя, к оригинальной бусине…. Вот у меня с собой и набор имеется. Может, мы что-нибудь подберем?

Анне говорили — что-то перебирать в руках полезно для мелкой моторики. Так почему бы не четки?

— Вот, например, супруг твой, Рассел. Какой камень ты для него выберешь? Может быть бирюзу? Это символ вечной любви, или розовый турмалин? А вот еще гранат…. Нет?

Анна пока не могла толком говорить, только кивала или издавала хриплые звуки. Священнику пришлось перебрать весь свой запас бусин, пока они наконец не остановились на пирите.

— Хороший выбор! — обрадовался отец Себастиан, нанизывая бусину пирита на толстую нитку. — Говорят, пирит помогает сохранять семейные отношения…. И увеличивает мужскую силу.

«Нет, — подумал Рассел. — Просто пирит — золото дураков. Не все то золото, что блестит». Священник начал собирать свои самоцветы, когда Анна задержала его, жестом и мимикой попросив оставить несколько бусин: обсидиановую и малахитовую.

— Обсидиан это — Враг? — тихо спросил священник, наклоняясь самому лицу. Она кивнула. — А малахит? Это защитный камень. В древнем Риме его вешали над колыбелью.

Анна помотала головой, показывая, что не хочет об этом говорить.

Отец Себастиан принялся собираться — Анна была не единственной на корабле, кто жаждал утешения. Рассел решился наконец зайти в палату. Это была не первая их встреча, но до этого их окружало слишком много людей. Рассел присел рядом с кроватью, не поднимая глаз, и разглядывал?узор на одеяле, которым был укрыта его жена. Анна пошевелила пальцами, привлекая внимание.

— Что? — спросил Рассел. — Ты хочешь что-то написать?

Анна бледно улыбнулась. Рассел подложил ей под руку планшет. Какое-то время они оба молчали. Анна сосредоточено набирала текст, а Расселу просто нечего было говорить.

Сегодня утром его вызвал к себе адмирал Корсини, ставший главнокомандующим после смерти деда. Он озадачил Моргана, предложив ему осуществлять слежку за собственной женой. Якобы, у контрразведки есть к ней вопросы, которые не стоит задавать в лоб. У какого-то параноика возникла мысль, что Анна могла заключить с Врагом некое соглашение. И кто знает, чем это может обернуться для человечества?

Расселу стало смешно — Анна, само благородство, вступила в сговор с противником? Легче поверить в то, что луна сделана из сыра! Потом он долго об этом думал. Сознательно его жена никогда бы не совершила предательства, но что если ее обманули? Кто знает, знает что способна изощренная логика Врага? Никто не знает.

Расселу дали карт-бланш на любые действия, лишь бы они принесли результат и не всколыхнули общественность. Подполковник Анна Морган-Воронцова была сейчас всеобщей любимицей, обходиться с ней следовало как можно бережнее. Бережнее — значит никаких допросов и прочих нелюбезных действий.

Анна наконец дописала свое послание. Это далось ей нелегко — пальцы не слушались.

— Надо развестись. Счета оплачивать буду. Не беспокойся. — прочитал Рассел вслух и рассердился. Ей легко говорить! Ее теперь на руках носить будут. А где останется Рассел? Бывший муж героини…. Это просто отвратительно!

Нет уж, дорогуша! Никуда мы друг от друга не денемся, подумал Рассел, а вслух очень мягко сказал:

— Ну что ты, милая. Раньше у нас не все было гладко, это правда — тут уж я виноват. Но мы ведь можем начать все сначала.

Анна снова попросила планшет:

«Зачем тебе калека. Деньги нужны? Отдам».

— Зачем мне калека? — переспросил Рассел. — Милая моя, ну что ты! Когда я узнал о том, что могу потерять тебя, действительно потерять… Я так испугался.

Он поцеловал тонкую дрожащую руку — это помогло спрятать глаза. Анна смотрела на супруга молча. Глаза ее подозрительно блестели.

— Я люблю тебя. Мы ведь столько лет вместе. Прости, если я заставлял тебя думать, будто женился на тебе только из-за денег. Прости меня, чурбана бесчувственного.

Затылка мужчины коснулась невесомая женская рука. Через некоторое время Рассел поднял голову и обнаружил, что Анна уснула.

Он тихо вышел из палаты.

Два часа требуется для того, чтобы спуститься на шлюпке с дредноута на землю, потом Рассел отправился в один из любимых баров и знакомится там с очаровательно безмозглой девицей. Она за новостями явно не следила, по крайней мере, Рассела не узнала.

Секс без обязательств. Что может быть лучше?

Анне позволили подниматься с постели. Ходить пришлось учиться заново, ноги подгибались, и дрожали, едваспособеые выдержаь вес тощего тела, с костями, торчащими под бледной кожей. Профессор Старринг обещал, что со временем станет легче. Но, увы, ненамного.

Однажды Анна попросила зеркало и долго глядела на свое отражение. Волосы ей полностью сбрили, а выращенная заново затылочная кость была мягкой, как родничок у новорожденного ребенка. Анна разглядывала зеленые глаза, чуть приподнятые к вискам, острый нос, обыкновенный рот с тонкими губами. Ничем не приметное, бледное, немного лисье лицо никогда не было красивым, но сейчас… С отвращением Анна заметила, что правая часть лица изменилась, несильно, но заметно, подтаяла, словно слепленная из весеннего снега. Опустился уголок рта, изменился разрез глаза, и оттого лицо ее приобрело выражение незаконченной гримасы то ли боли, то ли грусти.

Анна идет, нелепо размахивая руками, время от времени впечатывая ноги в землю с такой силой, будто та под ней качается. Ей тяжело ходить. Ей вообще много чего делать тяжело — дотронуться до носа, или оценить расстояние до предмета. При стопроцентном зрении Анна вынуждена двигаться, словно слепая, ощупывая землю под ногами и прикасаясь к предметам.

Анна подходит к садовой скамейке и, предварительно дотронувшись до нее рукой, садится. У этого всего есть мудреное название на латыни, но Расселу от этого не легче. Куда делась ее грациозность?

Рассела раздражают все эти мелочи. Наверно, если бы он любил жену, все это казалось бы ему несущественным. Подумаешь, всего лишь странная походка, да руки не могут удержать мелкие предметы…. Но Рассел злится, ему стыдно за свою злость, но она от стыда никуда не девается, а становится только сильнее.