Ян молча сверлил меня взглядом. Нет, с ним определенно что-то не так. Если еще с Тезоном разрешит встретиться, то я умру от любопытства.

— Нет, — тяжело обронил преторианец. — Пиши записку. Передадут.

Пошлет меня кого-нибудь убить, не иначе. Хотя какие мне убийства? Сам одной ногой на погребальном костре. Кто ему дорогу перешел из своих? Власть делят? Место в Совете десяти?

Ян оторвал клочок от рапорта Грута и протянул мне вместе с ручкой. Цепь отмотал ровно настолько, чтоб я мог писать на коленке. И началась мозголомка. Что написать Тезону, чтобы он все понял, поверил и сбежал с Дином? Все громоздкие и двусмысленные конструкции пришлось отмести. Аскетизм, минимализм и конкретика.

«Тезон, — нагло написал я имя лейтенанта, как метку «свой». Никто другой просто не знал настоящего имени разведчика. — Я жив. Со мной все в порядке. Крепись и береги обретенное — дружбу. Жаль, что я так и не нашел отца. Надеюсь, ты его увидишь. Прощай. Твой брат Дарион».

Ян вырвал у меня листок бумаги и вчитался. Кстати, с куда большим интересом, чем до этого изучал писанину Грута.

— Странные имена, — проговорил васпа, вглядываясь в листок.

— Мама придумала.

— Какая дружба? — резко спросил преторианец. — Об-ре-тен-ное? С братом?

Ну вот. Даже васпе понятно, что брат и дружба плохо сочетаются. Подозрительно.

— Мы ругались. Дрались постоянно, — снова начал сочинять я. Хотя в случае с Тезоном не такой уж это был и вымысел. — Я завидовал. Брат нормальный, а я нет. Только в Улье понял, что никого роднее и ближе у меня нет. Прощения просил. Помирились. Теперь дружим.

Ян молча сложил лист и убрал в карман. Я ждал взбучки за запрещенную неофитам теплоту отношений, но преторианцу, видимо, было не до этого. Хотел я спросить, точно ли он передаст записку, но передумал. Проконтролировать все равно не смогу. Придется верить на слово. Теперь офицер должен излагать мою часть Договора.

— Ты достанешь для меня эссенцию Королевы, — сухо, бесцветно и совсем не торжественно сказал преторианец. — Выживешь — освобожу. С братом уйдешь.

Двадцать восемь дивизий и один запасной полк. Да с Вами не соскучишься, Ваше Преторианство.

— Я должен… украсть эссенцию, господин офицер?

— Взять, — поправил Ян. — Когда Королева созреет. Один день. Потом кладка. Будет поздно.

Были бы свободны руки, схватился бы за голову. Ян говорил, что васпы перерождаются с помощью эссенции. Но зачем в этом процессе посторонний?

— Почему я, господин офицер?

— Устойчив к яду. И… ты слышишь Королеву? — вдруг спросил Ян.

Я покраснел и опустил глаза. Стоило ли говорить про мои пустые мальчишечьи грезы? Думаю, нет. Явно гвардеец Королевы не это имел в виду.

— Нет.

— Хорошо. Сможешь подойти… близко.

Голос офицера неуловимо изменился. В единственном глазу вспыхивали и гасли искорки. Я заметил, как вздрагивали руки преторианца, и сутулилась против воли спина. Было ли предательством подпустить к Королеве чужака, забрать ценную эссенцию? Я не знал. Не хотел знать. Оставлю эти вопросы Яну.

— Эссенцию не взять просто. Королева жалит неофитов. Перерождение. И преторианцев. Инициация. — На исчерченном шрамами лице появилась испарина, и гримаса не то боли, не то ярости. — Я буду там. Ты рядом. Возьмешь.

Даже не дерзость. Безумие. Даже я, цзы’дариец, понимал насколько это немыслимо. Сознание выключилось, отказываясь анализировать услышанное. В голове остался один единственный вопрос:

— Зачем?

Преторианец молчал. Я сглотнул, медленно вдохнул и повторил:

— Зачем эссенция?

— Великая Сила. Я буду равен Королеве. Создам армию. Новую. Свободную. Без Улья, без Королевы, без сержантов. Ты… ненавидишь Улей?

Я вздрогнул, осознав, насколько крепко увяз в паутине тихого голоса, холодного взгляда. Не вздохнуть, не сбежать. Ждал чего угодно. Революцию — нет. Велико искушение. Гравитация звезды слабее. Ненавижу ли я Улей?

— Да, — не сказал, а выплюнул.

— Достань эссенцию.

— Договор? — я вспомнил порядки васпов и уверенно протянул руку.

Ян ощерился, показав зубы. Должно быть, это улыбка.

— Договор.

Преторианец пожал мне руку и снял цепи, оставив только ту, что на ноге. Я уже знал по эпизоду с Дином и покраской вертолета, насколько строго васпы придерживались Договора. Но Ян, тем не менее, перестраховался.

Да не сбегу я. По-прежнему не могу, а теперь уже и не очень хочу.

Пока я разминал затекшие руки и пытался удобнее устроить у стены израненную спину, офицер исчез. Вернулся с чистой формой, одеялом, фляжкой, полной воды, и баночкой дурно пахнущей мази. Молча сунул мне подарки и ушел.

Был бы я дариссой — расплакался от умиления. За мной только что поухаживали.

Из подарков преторианца я первым делом приложился к фляжке с водой и опустошил ее наполовину, не чувствуя ни вкуса, ни температуры воды. Во-первых, все равно, а во-вторых спасибо той дряни, что влил мне в рот Ян. В сознание вернула, но побочных эффектов отсыпала щедро. Надеюсь, в баночке с мазью лекарство, а не очередной яд. Пахло мерзко. Чем-то органическим, прелым, несвежим. Я зачерпнул мази, и запах усилился многократно, напомнив вонь забытого ведра с пищевыми отходами. Протестировать действие я решил на почти заживших ожогах от первой встречи с Грутом. Вонючая дрянь приятно охлаждала и успокаивала. Воодушевившись положительным эффектом, я взялся и за другие раны. Сильнее всего болела раскуроченная преторианцем спина, но я и до дыбы едва ли мог самостоятельно до нее дотянуться. Дважды пытался завести руку за спину, и дважды в глазах темнело от боли. За этим занятием меня и застал вернувшийся Ян. Он принес тарелку с переслащенной баландой и ложку.

Щедрость, забота и сострадание. Как бы не так. Я нужен ровно до тех пор, пока нужен, и ни минутой дольше.

Ян поставил тарелку на тележку с пыточными инструментами и подошел ко мне.

— Помогу, — глухо сказал одноглазый и забрал мазь.

Следующие пять минут я старался не заурчать от удовольствия, пока целительная мерзость тонким слоем покрывала раны и ожоги. Прикосновений Яна я почти не чувствовал. Наверное, что-то наркотическое есть и в мази. Хотя я не сведущ в фармацевтике вообще.

— Заживет быстро, — пробормотал я, — испортит клиническую картину для рапорта.

Преторианец резко выдохнул у меня за спиной. Такое же подобие смеха, как оскал — улыбки.

— В рапорте напишу то, что мне надо, — ответил Ян и убрал баночку с мазью, — одевайся.

Давно бы оделся, если бы не цепь на ноге. Натянуть смогу только гимнастерку, а все остальное повиснет комком на одной ноге. Видя мое замешательство, преторианец достал из кармана ключи и отомкнул замок на ободе. Скинув цепь, я резко поднялся на ноги и тут же пожалел об этом. Кровь отхлынула от головы, лишая ориентации в пространстве и ввергая во тьму обморока. Я сам не понял, как остался в вертикальном положении, упираясь лбом в стену и держась за нее руками. Сквозь туман я почувствовал, как кто-то тянет за локоть вниз.

— Сядь, — услышал я приказ.

Отмахнулся, упрямо мотнув головой.

— Я стою.

Нужно перетерпеть. Давление выровняется. Неужели так много крови потерял? Вроде не было серьезных ран.

— Сядь, я сказал.

Ян грубо надавил рукой на плечо, заставляя опуститься на пол. Допросная плыла перед глазами. Кончилась моя батарейка. Подлежу отправке в утиль?

Васпа накрыл меня одеялом и сунул в руки тарелку с баландой. Живот тут же перекрутило спазмом и едва не стошнило только что выпитой водой.

— Ешь, — жестко сказал Ян, рывком возвращая меня в сидячее положение.

Я уже понял, что сахар — основа рациона васпов. Скорее всего, глюкоза ускоряет заживление ран и срастание костей, но я цзы’дариец и мне сахар не поможет. Я отчаянно пытался съесть хотя бы ложку, но легче было проглотить противотанковую гранату.