Тезон лежал на матраце, раскинув руки. Судя по опухшим плечам и локтям, разведчик тоже висел под потолком. Ярких синяков и ссадин не было, только маленькие и очень характерные ранки. Длинные иглы, возможно, шильца с зазубренными краями. Мастера пыток, прекрасно знающие расположение нервных узлов в теле, попадали иглами прямо в нерв, рождая боль, которую невозможно описать словами.

Я тронул лейтенанта за плечо и не успел отстраниться, как он, проснувшись, ударил меня в грудь.

— Э-э-э, — прохрипел я, силясь вдохнуть. Тело обдало жаром, в глазах потемнело. Тьер, что ж он бросается, не глядя, на кого?

— Это ты? — сонно пробормотал разведчик.

— Кто ж… еще?

Тезон морщился, потирая запястье. Больно, я не спорю. А нечего руками махать.

— Сколько времени прошло? День сейчас? Ночь?

— Не знаю. Я тоже не бодрствовал. А сколько тебе нужно?

— До победного, — процедил разведчик. — Мы еще ничего не видели. Или ты успел весь Улей обойти? Домой захотелось? К папочке?

— Я вижу, ты прекрасно себя чувствуешь, — хмуро сказал я. — Язвительность не пострадала.

В ответ Тезон поджал потрескавшиеся губы и долго смотрел на пятна крови, проступившие у меня на рубашке.

— Ладно, допрос пережили. Право влиться в стройные ряды нам выдали. Главное сейчас — решить проблему свободного или относительно свободного передвижения. Тогда закончим быстро.

— Прогулки после отбоя, пока все спят? — предложил я.

— Было бы идеально.

— А что если…, — продолжил я, но лейтенант приложил палец к губам, требуя тишины. Вовремя. Теперь и я услышал шум приближающихся шагов. Отпрянул к стене так быстро, как только мог, и увидел своего мучителя-сержанта.

— Болтаешься без дела, щенок? — холодно спросил васпа и, не дождавшись ответа, смачно, с оттяжкой врезал в челюсть.

А я уже почти успел соскучиться. От удара завалился спиной на перегородку, но на ногах удержался. Лысый, крючконосый васпа, отвернувшись от меня, сделал два шага вперед и наглонился к Тезону.

— Кончай бока отлеживать! Встань, когда господин сержант говорит!

Тезон глухо застонал, пытаясь встать и натянуть штаны одновременно. Но в норматив все равно не уложился. Тренироваться нужно чаще, господин разведчик. Вы же по таким выгребным ямам на брюхе ползали. Неужели не приходилось раньше одеваться после пыток?

— Значит так, слизняки, — васпа дождался, пока Тезон застегнет пряжку ремня и жестом подозвал меня ближе. — Меня зовут сержант Грут. С этого момента я ваш тренер, царь и бог одновременно. Выше меня только небо и Королева. Жрать, спать и дрочить будете, если я разрешу. Скажу убить, и вы убьете не задумываясь, скажу сдохнуть — вы сдохните. Понятно?

— Да, господин сержант! — синхронно ответили мы с Тезоном, пытаясь, насколько позволяло больное тело, вытянуться струной.

— Размялись на дыбе неплохо, мне понравилось, — тонкие губы васпы тронуло слабое подобие ухмылки и тут же исчезло. — Скоро продолжим. Бегом на кухню посуду мыть.

Я эхом повторил за Тезоном «да, господин сержант» и с готовностью развернулся. Куда нужно было бежать мы, естественно, не знали. За что получили по пинку и резкий окрик: «Прямо и направо»!

Уже на бегу, аккуратно тянув носом воздух, я думал над обещанием скоро продолжить. Неужели допросы станут бесконечными? Или нас с Тезоном угораздило попасть в рабство к садисту?

Семь металлических котлов высотой в половину моего роста занимали все пространство у западной стены кухни. Разведчики говорили, что по количеству и размеру котлов для приготовления пищи можно оценить численность гарнизона. Не с точностью до боевой единицы, конечно, но хотя бы порядок. Тезон, наверное, уже произвел в голове необходимые расчеты, а все, что мог сделать я — вспомнить кухню в училище. На две тысячи кадетов и инструкторов трех подобных котлов вполне хватало. Значит, в Улье васп около пяти тысяч. Прав был отец — осиное гнездо. И мы с лейтенантом Туром залезли в него без оружия, средств связи и надежды на помощь извне.

Молодняк васп трудился на кухне под присмотром сержанта. Не такого лысого и злобного, как Грут, но я не возражал. Мой царь, бог и тренер сдал меня в распоряжение нового господина, на прощание наградив тяжелым взглядом. А Тезона повел дальше.

Дышать и двигаться было по-прежнему больно, но приходилось терпеть. Оплеухи от еще одного сержанта впрок не пойдут. Вместе с тряпкой и куском мыла я получил наряд на мытье котла. Таких агрегатов я раньше не видел. Сваренный, будто на коленке, из листов разного размера и снабженный механизмом опрокидывания самой простой конструкции. Штучный экземпляр, работа ремесленника. Не удивлюсь, если котел изготовили в той же мастерской, где ремонтировали вертолеты.

Отмывая чудо инженерной мысли от остатков пищи, я намеренно делал широкие махи тряпкой во все стороны, чтобы на законных основаниях вертеть головой и рассматривать васп.

Мальчишки, избитые и перемотанные окровавленными бинтами. С такими же, как у рядовых, серыми лицами и потухшими взглядами. Некоторые слишком маленькие для новобранцев. Я мало понимал в скорости взросления людей, но у цзы’дарийцев вон те два мальчика отсчитали бы с рождения не больше одиннадцати циклов. Кажется, теперь я знал, где оказывались похищенные из деревней дети. Принудительная мобилизация в очень жестком варианте.

Рядом со мной молодой васпа с рукой на перевязи прилежно чистил котел, водя по стенкам крохотным обмылком. Я никак не мог понять, почему личный состав в таком плачевном состоянии? Боец со сломанной рукой, с повязкой на ноге, а машет тряпкой бодрее меня. Я посмотрел на него один раз, второй и только на третий заметил, что волосы у него темные и кудрявые, когда у других светлые. Но даже не это отличие привлекло внимание. Движения у васпы были активными, категоричными. Словно он не котел чистил, а пытался кому-то что-то доказать. Против сонной обреченности других бойцов это выглядело слишком ярким контрастом. Шпион, как мы?

Я исподтишка следил за ним и едва не пропустил момент, когда долговязый васпа сунул себе в карман оставшийся обмылок. Я застыл, глядя на него в упор. Васпа поднял голову и встретил мой взгляд. Молча встретил, напряженно сжав губы. В голову не приходило ни одной достойной идеи, зачем ему могло понадобиться мыло. Не веревку же намыливать, чтоб повеситься?

Несколько мгновений мы буравили друг друга глазами. Проклятье, как не вовремя сержант увел Тезона! Ну, не умею я вытягивать информацию задушевными беседами. Я обыкновенный дозорный. Моя главная задача — на посту не уснуть. И тут мне снова стало стыдно. Разведчику, наверное, уже кишки на кочергу в допросной намотали, а я здесь играл в гляделки с противником.

— У тебя рука сломана, — ляпнул я первое, что пришло в голову. — Сержант Грут постарался?

— Нет, — васпа удивленно сдвинул брови. — Зорг. Кувалдой приласкал.

Потом прикрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, будто репетируя сложное слово.

— В вос-пи-та-тель-ных целях, — выдал, наконец, васпа и шмыгнул носом. — Ты у Грута? Сочувствую. Хотя лучше Грут, чем Харт. Настоящий зверь. Был.

— И часто тебя Зорг так воспитывает? — я никак не мог поверить в услышанное. Забывал думать, что можно спрашивать, а что нет. Ни в одной программе тренировок цзы’дарийские инструкторы не ломали кадетам руки.

— Нет. Кости не каждый день ломает, — мотнул головой васпа, снова занявшись котлом. — Бывает, на спине что-нибудь вырежет. А потом «угадай» говорит. Что вырезал? А так обычно все: дыба, иглы, порка.

Я уронил тряпку. В голове болезненно стучало: «Тезон. Где сейчас Тезон?» Многодневных непрерывных допросов не выдержит даже самый стойкий разведчик. Уходить нужно, пока живы.

— Ты говорливый. Сильно, — хитро прищурился васпа. — Не видел тебя раньше. Откуда взялся?

Проклятье, так можно и операцию завалить. Не слежу за языком совсем.

— С другого Улья, — на автомате выдал я. — На вертолете разбились, патруль нас подобрал.