"Попробуйте, очень вкусно" — "Может быть. Погодя".

"Вы отсутствовали неделю" — "Неужели заметила?"

"Надолго вернулись?" — "Уже надоел?"

"У нас холодные зимы. Можно запросто обморозиться" — "Кровь горячая. Согреет".

Перекрестие взглядов. Встретились — и разбежались.

И опять — искоса, нерешительно. Закусив губу.

Она вздрогнула, когда рука Веча вынула шпильки из свежеуложенного узла — одну за другой — и забралась в волосы, пропуская пряди меж пальцев. Замерла Айями и дышать разучилась.

Ладонь опустилась ниже и проехала вдоль позвонков, поглаживая. И вернулась назад, чтобы накрутить русый локон на палец.

Запрокинула Айями голову и закрыла глаза, но не от страха. И не видя, почувствовала: он придвинулся. Приобнял и коснулся мочки губами.

Потому что после второго блюда зверю полагается десерт.

__________________________________________________

Аффаит* — особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.

Мехрем* — содержанка, проститутка

Bohor*, бохор — драка, потасовка. Жарг. — мочилка, буча, схлёст.

Похоже, Веч решил следовать придуманной однажды стратегии. Пока Айями собиралась домой, в его руке появился бидончик, по виду напоминающий тот, что господин подполковник вручил перед дальней поездкой.

Айями растерялась.

Пора бы привыкнуть к подаркам и не швырять ими оскорбленно в дарителя. Мариаль объяснила: у даганнов принято заботиться о своих женщинах, и нет ничего зазорного в том, что покровитель оказывает знаки внимания. Наоборот, отказ может его оскорбить. К тому же, даганны понимают, что амидарейкам, согласившимся стать мехрем*, вдвойне тяжело. Горожане, прознав об "измене" отчизне с чужаками, всячески выказывают презрение и с отвращением сплевывают вслед. Взять, к примеру, знакомую Мариаль — женщину с двумя детьми, встречающуюся с военным из младшего офицерского состава. Соседи перестали с ней общаться и при случае норовят поддеть обидным словом. А недавно сына отлупили мальчишки, и теперь дети выходят из дому только по делу: снегу набрать или вынести ведро с помоями.

— А с тобой здороваются? — спросила Айями.

— Они не знают, — сказала Мариаль, отведя взгляд. — Не догадываются.

До поры, до времени.

Без сомнений, господин помощник берет всё, что полагается покровительством. Но где? Определенно, не в ратуше после работы и не на обеде. Айями бы заметила. Может быть, в гостинице или в клубе? Какие объяснения заготовила Мариаль для матери, отсутствуя дома по вечерам?

В конце концов, Айями не собирается лезть в чужую жизнь. У каждого — свой путь и своя ноша.

И в данный момент ноша оттягивала руку, а у Айями возникло стойкое ощущение, что её услуги просто-напросто оплатили. Не помогли и уверения Мариаль в том, что "у даганнов так принято".

Господин подполковник истолковал растерянность Айями по-своему. Отдал краткие указания помощнику, и через пять минут тот преподнес другой бидончик, меньшими размерами и гораздо легче по весу.

— Одноразовые, — пояснил А'Веч, провожая на крыльце ратуши. — Мыть не надо. Бросай в печку, и они сгорят.

Лишь дома Айями поняла, о чем речь. Кастрюльки заменились коробками, составленными одна на другую.

Эммалиэ снимала с натугой крышки, а Люнечка, забравшись с ногами на табурет, норовила засунуть нос в каждую коробку.

— М-м, как пахнет! Но моя стряпня вкуснее, было бы из чего готовить. Значит, господин А'Веч вернулся? — спросила Эммалиэ, понизив голос, чтобы не услышала девочка.

Айями кивнула.

— И он… не принуждал?

— Нет, — ответила Айями, а дочка, воспользовавшись моментом, с вороватым видом засунула ложку в коробку.

— Люня! Разве можно? — воскликнула Эммалиэ. — Нельзя лезть в общую посуду. Нужно кушать из отдельной тарелки. Пойдем, помоем руки.

Таки Айями не последовала совету господина подполковника. Вымытые коробки перешли в полное и единоличное владение Люнечки, приспособившей их для своих игрушечных целей.

— Удивительно, — заключила Эммалиэ, оглядев необычную емкость со всех сторон. — Похоже на картон, но не промокает. А изнутри будто бы фольгой выложено. Не думала я, что когда-нибудь увижу посуду из бумаги. Чудеса, да и только.

К тому же, созданные даганнами, — согласилась Айями. Кто бы мог представить, что отсталая страна освоит технологии, о которых в Амидарее слыхом не слыхивали.

Так и повелось. А'Веч, вернувшись из командировки, не торопился уезжать из городка. Он перестал появляться в комнате переводчиц и вызывал Айями в кабинет с помощью записок — на обеде или после работы, не пропуская ни дня.

Айями расправляла складки на платье, приглаживала волосы и, провожаемая понимающим взглядом Мариаль, отправлялась на третий этаж. Туда, где ждали господин подполковник, ужин на столике и тахта.

Касаемо последней А'Веч проявлял поистине богатырский аппетит. И энергичность, с коей господин подполковник брал причитающееся, приводила Айями в замешательство, если не сказать, пугала. Ведь амидарейцы — натуры деликатные и сдержанные, а даганны в противовес импульсивны и мгновенно распаляются.

Хотя это отговорки. Встречи на третьем этаже приятно волновали Айями и служили поводом для того, чтобы остаток дня намурлыкивать песенку и краснеть вослед нескромным мыслям.

— Мам, кто насмесил? — спрашивала Люнечка.

— Мама улыбается, потому что у нее хорошее настроение, — поясняла проницательная Эммалиэ.

— И я хочу! — дочка растянула пальчиками уголки губ. — Не дерзится! — заключила, приготовившись плакать.

— Сейчас найдем для тебя подходящую улыбку, — сказала Эммалиэ и достала с верхней полки банку с леденцами, спрятанными от маленькой сладкоежки. — Ап! — леденец исчез с правой ладони и появился в левой.

О! — округлились Люнечкины глазки.

Алле ап! — запрыгал леденец по пальцам Эммалиэ. Нехитрый фокус впечатлил девочку, и она рассмеялась, захлопав в ладоши, а потом кинулась обниматься. И о леденце не забыла, сунув за щеку.

— Ты уччая бабуя на свете!

— Теперь и у тебя есть своя собственная улыбка, — заключила Эммалиэ. — Хочешь — надевай, хочешь — снимай.

Люнечка побежала к зеркалу — примерять обновку, а соседка покачала головой, переглянувшись с Айями. Ну, что тут скажешь, коли у той взаимность. И с кем угораздило? С чужаком-иноверцем. Что ж, на белом свете случаются и не такие нелепицы.

Но хорошее настроение Айями продлилось недолго.

Она не сразу обратила внимание на тот факт, что господин подполковник её не поцеловал. Ни разу. Словно не знал, как это делается. Когда Айями, осмелев, при случае потянулась к губам Веча, он увернулся. В другой раз посмотрел недоумевающе и с недовольством, а затем продолжил прерванное "занятие". А в третий раз отстранился, нахмурившись. И Айями не решилась настаивать. Сникла под тяжелым взглядом. Быть может, ему не нравится, или он брезглив, — успокаивала себя, отказываясь признавать, что унижена.

Казалось бы, сущая мелочь — обычные поцелуи, точнее, их отсутствие. Однако теперь свидания на третьем этаже удручали.

Господин подполковник заботился щедро, отчего Айями испытывала жгучую неловкость. Обеспечив углем и продуктовыми пайками на год вперед, он переключился на предметы роскоши. А как иначе назвать пачку трофейных чулок, которые А'Веч вручил на следующий день по приезду? Перебрав растерянно упаковки с нарисованными женскими ногами, Айями поняла: на третьем этаже её хотят видеть в этих чулках. Что ж, придется делать так, как хочет покровитель, — вздохнула она. Шагать по улице в теплых колготках и в панталончиках с начесом, и переодеваться в туалете ратуши. Однако ж не призналась в грядущих неудобствах, а улыбнулась со всей возможной признательностью и сказала: "Спасибо".

Помимо чулок господин полковник преподносил различные сладости: кулечки с леденцами и цукатами, орехи, печенье и даже шоколад. И Айями благодарила в ответ. Ибо по всему выходило, что А'Веч оплачивал, а она продавала. Стоило лишь присмотреться к различным мелочам.