Сперва Айями не поняла сказанного. А когда поняла — отдернула руку, будто от кипятка.

— Работа нужна заслужить. Убедить. Будьешь хорошьо стараться, и я подумайю о твоя работа.

Несколько секунд ушло на осознание услышанного, а потом рука Айями со звучным шлепком опустилась на офицерскую щеку.

Кадры из немого кино: Айями пялится на онемевшую от удара конечность, опешив от собственной дерзости. Переводит изумленный взгляд на даганна, чья щека стремительно наливается краснотой. И сердце падает в область пяток: вот и настал её последний час. Вернее, последний миг.

— Inmas! (прим. — Вон!) — процедил свирепо офицер, сжимая и разжимая кулаки, и рявкнул оглушающе: — Inmas, den htir him dokes infal! (прим. — Вон, пока я не убил тебя!)

Айями судорожно шарила по дверце. Вот она, спасительная ручка. Рывок, — и Айями вывалилась на мостовую. Бегом, прочь отсюда, не оглядываясь. Быть может, сейчас взревет мотор, и машина рванет вдогонку, чтобы раздавить и размазать. И не остановится, пока водитель не выпустит пар.

Она бежала что есть мочи. Вывернула из безлюдного проулка на центральную улицу и на повороте, не удержав равновесие, упала. Зашипела от растекающейся боли — синяк наверняка расползется на весь левый бок. К тому же, мучило болезненное дергание в ладони, приложившейся к лицу даганна. Но это мелочи. Главное, скрыться, спрятаться, исчезнуть.

Айями неслась, задыхаясь от быстрого бега. Обгоняла и огибала шарахающихся горожан, а в голове билась мысль: за ней придут, заберут всю семью и расстреляют на площади. Показательно. За покушение на жизнь даганского генерала.

Куда бы спрятаться? Где укрыть Люнечку? Может, податься на окраину, в брошенные дома?

А миновав площадь, Айями затормозила и вернулась к информационному стенду. Рядом с прочими объявлениями и списками притулился листок, на первый взгляд неприметный. И все же жирный заголовок вонзился в сознание пробегающей Айями и заставил остановиться. На даганском значилось: "Внимание! Ведется прием на работу". А ниже шел текст помельче: "Срочно требуются переводчики технической литературы. Обращаться в комендатуру". Айями потребовалось время, чтобы перевести объявление. Кое-какие слова она помнила, кое-какие домыслила интуитивно. А что говорить о других жителях? Для них объявление — полнейшая абракадабра. А для даганнов — своеобразный тест.

Стало быть, теперь ратуша называется комендатурой. Айями чуть не ринулась по месту, указанному в объявлении, но одумалась. Грязная, с разодранным платьем и ушибленными коленками… Неприглядный видок. Нужно произвести впечатление на работодателей опрятностью и аккуратностью. Компенсировать пробелы в даганском скромной улыбкой, исполнительностью и желанием заполучить работу. Переводы всегда удавались Айями лучше, чем разговорный даганский. А если под рукой окажется даганско-амидарейский словарь, то большего и желать нельзя.

Скорее домой — умыться, переодеться и привести себя в относительный порядок. И, уняв колотящееся сердце, отправиться на собеседование в ратушу. То есть в комендатуру.

А генерал… Пусть убивает. Теперь Айями ничего не страшно. В конце концов, амидарейцам не занимать гордости.

Подумать только, мир перевернулся с ног на голову. Какие-то два месяца назад даганны находились в неведомой дали от города, а теперь они — победители и диктуют условия. Еще недавно амидарейцы и помыслить не могли, что по улицам зашуршат шины иностранных военных машин, а чужаки заполонят городок. Четыре года назад о стране за Полиамскими горами мало кто знал и не интересовался, считая родиной недоразвитых дикарей. А сейчас Айями сидит на стуле и пытается убедить двух даганнов в сносном знании их родного языка.

Работодатели выглядят уставшими и невыспавшимися. Они сидят за столом и перекладывают бумаги. Оба в форме, но помимо черных птиц на погонах имеются нашивки на предплечьях — зеленый ромбик из перекрещивающихся полосок (Прим. — отличительный знак, военные инженерные войска).

А еще даганны знают амидарейский. Офицеры, в частности. И тот, что прогнал солдат в проулке, тоже знает амидарейский. Он говорил на языке Айями, пусть и с сильным акцентом. Зачем победителям переводчики?

С удивлением Айями признала, что начала различать даганнов. У того, что сидит слева, воспаленные от недосыпа глаза, а брови сведены ближе к переносице, нежели у того, что справа. И он скуластее, чем его сосед и, к тому же, старше. А в целом, отличия незначительные. Голоса у обоих низкие, но есть разница: тот, мужчина, что слева, говорит хрипло, наверное, потому что простужен или много курит. А у второго, что сидит справа, чистый бас.

Придя на собеседование, Айями выдала общеупотребительные фразы на даганском: "Здравствуйте. Меня зовут Айями лин Петра. Мне двадцать четыре года. Я уроженка этих мест. Я хочу получить работу переводчика".

Даганны насмешливо переглянулись. Наверное, молчаливо отметили чудовищное произношение. Что ж, Айями не удивила их своим представлением. Многие желают получить работу и заучивают целые страницы, не говоря о паре примитивных предложений.

Ей задали несколько беглых перекрестных вопросов на даганском. Айями растерянно моргала, потому что не успела сообразить и уловить суть.

Тот даганн, что помоложе, опустил глаза в бумаги.

Разочарованы.

— Я не сильна в разговорном, — сказала Айями на даганском, нервно комкая платье на коленях. — Но тексты переводила. Со словарем.

— Где вы изучали даганский? — спросил тот, что постарше. Поинтересовался на амидарейском и с акцентом.

— В школе, — ответила Айями на даганском.

Офицер хмыкнул.

— С какой целью? Перед вами ставили конкретные задачи? — продолжил допрос на амидарейском.

— Нет, — сказала Айями и поведала о неравномерной загрузке учеников при изучении риволийского и о том, что администрация школы вынужденно заняла учебные часы другим иностранным языком.

— Расскажите об учебной программе касаемо Даганнии.

— Нам не рассказывали о ней. Мы переводили художественные тексты с амидарейского на даганский и наоборот, — ответила Айями послушно.

Тот офицер, что постарше, сложил руки в замок и в задумчивости поиграл пальцами, раскачиваясь на задних ножах стула. Ничто человеческое им не чуждо. Такие же люди, как и амидарейцы. Такие же жесты, такие же эмоции.

Мужчины тихо заговорили меж собой на даганском.

— Хорошо. Вот текст, вот словарь. Садитесь сюда, — тот, что помоложе, показал на парту в углу. Наверное, её принесли из школы. — На столе бумага и карандаш. У вас десять минут. Переведите максимально точно. Для нас также важно количество переведенных слов.

Айями уселась на предложенное место. Отдышалась, уняв дрожь в коленях и в руках.

Она сможет. Она должна получить эту работу.

На форзаце словаря — штамп школьной библиотеки. Бумага серая и линованная, а карандаш грифельный и остро заточенный. Для перевода предложили статью из научно-популярного амидарейского журнала пятилетней давности — что-то об особенностях работы двигателей внутреннего сгорания на газообразном топливе. Поначалу Айями испугалась — она не справится, не осилит — а потом втянулась. Карябала карандашом, листала страницы словаря, морщила лоб и очнулась, услышав громкое покашливание.

Даганны изучили перевод с кислыми лицами. Сначала прочитал тот, что постарше, затем второй.

Значит, не ахти, — понурилась Айями. Воодушевление и уверенность в том, что она с легкостью получит работу, померкли. Оказалось, не так-то просто убедить даганнов в своей ценности как работника.

— Я буду стараться! — воскликнула она на амидарейском. — У меня нет навыков, потому что не было повода для освоения даганского. Но если тренироваться каждый день, я быстро научусь.

Офицеры выслушали со скептическим видом и заговорили меж собой на своем языке.

— Неважные результаты… — переводила Айями, домысливая незнакомые слова благодаря эмоциональной составляющей, нарисованной на лицах даганнов. — Деваться некуда. У нас нет времени и нет лишних рук, чтобы корпеть над бумажками…. Дай ей шанс, пусть попробует. Уволить можно в любой момент…