Уже потом она почувствовала его руку на своей талии и поняла, что он прижал ее близко-близко к себе — так близко, что тепло его тела чувствовалось даже сквозь ее мантию и платье. И еще несколько секунд — во время которых Том продолжал нежно касаться ее губ легчайшими поцелуями — ей понадобилось на то, чтобы понять, что ее руки лежат на его плечах.

Святые небеса… разве она когда-нибудь могла представить себе, что это за ощущение? Никакие россказни школьных подруг не стоили и сотой доли этого восторга, этого непередаваемого наслаждения.

Том уперся лбом в ее лоб, часто и быстро дыша. Джеки закрыла глаза — голова кружилась, все плыло и качалось из стороны в сторону.

— Я… не знаю, что на меня нашло… — прошептал Том, едва переводя дух. — Прошу простить меня, мисс Мэйфейр…

Однако, его руки только крепче сжали ее, и от счастья она едва не засмеялась.

— Нет, — ответила она таким же шепотом. — Нет…

Том приподнял ее подбородок одной рукой.

— Скажи «нет» еще раз, — вдруг попросил он и коснулся губами уголка ее рта.

— Нет… — послушно прошептала она и ахнула, когда почувствовала его губы на своей шее около уха. А потом как-то так получилось, что они оба уже почти лежали на мягком диванчике, обитом зеленым штофом, и Том, властно держа ее за запястья, упоительно сладко целовал ее губы и шею.

Впрочем, дальше дело не пошло, хотя Джеки была готова на все, плевать на всякие там глупые приличия. Она чувствовала странную, незнакомую, но такую сладостную, бесстыдную пульсацию между ног, и ей страшно хотелось поднять колено и прижать к его боку. Проклятое узкое платье…

Том опомнился первым, когда в главном помещении магазина вдруг кто-то очень громко заговорил. Оба замерли, прислушиваясь, и Джеки показалось, что она расслышала свое имя. Том, вероятно, услышал то же самое, потому что немедленно бросил на нее быстрый взгляд.

— … ни в коем случае! — услыхала она, напрягая слух, как только могла. — Никому! Как только она придет его продавать, тотчас сообщите мне!

Боргин услужливо пробормотал что-то вроде «Разумеется, милостивый государь», и Джеки вспомнила его тонкую хитрую улыбку, когда он говорил, что сам решает, как и что продавать. Старый ворон. Еще не ровен час, решит использовать Тома, чтобы выманить у нее медальон и продать за баснословные деньги. Интересно, что в нем такого ценного?

Джеки села прямо и поправила скособочившуюся мантию. Том встряхнул головой, отбрасывая с глаз волосы, красиво растрепавшиеся и придающие ему весьма романтичный вид. Оба все еще тяжело дышали, и казалось, что комната наполнена жаром их разгоряченных тел.

Том вдруг обернулся на Джеки и улыбнулся — так искренне, так по-мальчишески, так просто, — и она улыбнулась в ответ, не в силах перестать любоваться его красотой.

— Я с самого утра хотел, чтобы ты пришла, — сказал Том, все еще слегка улыбаясь. — И вот ты здесь.

— Я… — Джеки запнулась. Все ее новости и сообщения вдруг показались ей такими несущественными по сравнению с тем, что сейчас между ними случилось.

— Ты говорила, что у тебя есть какое-то срочное сообщение? — подсказал Том.

— Да… Вчера огласили завещание тети Хепзибы. Ты там тоже упомянут, — через силу сказала Джеки. Ей так не хотелось портить мгновение обыденными хлопотами.

— Вот как! — Том приподнял брови, а его рука между тем нашла ее пальцы в складках мантии. Джеки вспыхнула от удовольствия.

— Она завещала тебе кое-что… что странным образом пропало, — сказала Джеки, пока он переплетал свои и ее пальцы, глядя ей в глаза с самым невинным видом. — Но поскольку мои родители… и я тоже… владеем теперь ее домом, возможно, нам удастся отыскать эту вещицу в каких-нибудь секретных тайниках…

Том уже успел пододвинуться к ней совсем близко и как будто нечаянно откинул полы ее и своей мантии, так что теперь его обтянутое темно-серыми брюками бедро вплотную прижималось к ее бедру, укрытому вчерашним зеленым платьем. Она чувствовала таинственное и интимное тепло его тела, а он внимательно смотрел туда, где под ее платьем угадывалось кружево нижней сорочки, край чулка и подвязка.

Джеки проняло нестерпимым жаром, таким, что она расстегнула мантию и сбросила ее с плеч. Медальон, лежавший в неглубокой ложбинке на ее маленькой груди, был совершенно невидим под платьем, и все же ей казалось, что он бьется и трепещет как второе сердце.

Том тоже сбросил мантию и снова взял ее за руку, внимательно глядя в ее глаза.

— В такой момент не хочется говорить о повседневных делах, — произнес он с легкой улыбкой, — но что там за такая вещица досталась мне в наследство?

Сердце Джеки снова громко стукнуло. Удивительно, как он вот так просто берет и высказывает вслух ее собственные мысли и чувства! И как мало его интересуют всякие безделушки…

— Чаша, — нехотя отозвалась она. — Некая чаша, якобы принадлежавшая Хельге Хаффлпафф…

— В самом деле? — отозвался Том, и крайнее удивление отразилось на его красивом лице. — О… мадам Смит была так любезна, что показала мне эту чашу незадолго до… досадного несчастного случая… Я и подумать не мог, что она завещает ее именно мне. Она очень дорожила этой реликвией, фамильная вещь.

— Говорят, в доме полно тайников. Надеюсь, Том, ты поможешь мне их искать, — сказала Джеки и сама смутилась от собственной смелости и от разыгравшегося воображения. — И мы вместе отыщем эту чашу.

— Конечно, — отозвался Том, как будто это заботило его меньше всего на свете, и его длинные пальцы снова переплелись с ее. — Несомненно.

========== 5. Сны ==========

Джеки спала — и не спала одновременно. Она медленно, едва переставляя ноги, брела по темной, жуткой улице. Это несомненно был Лондон, но Лондон мрачный, старый и грязный. Тени жались под стенами — такие же, как и она сама, бездомные, бесприютные, мучимые голодом и жаждой, холодом и необходимостью вечно куда-нибудь брести, чтобы не упасть замертво под ближайшей дверью.

Она едва волочила ноги; тело казалось таким тяжелым, таким неповоротливым, и что-то мучительно давило изнутри, терзало, распирало.

— Только попробуй подойти ко мне, грязная нищенка! — воскликнула богато одетая дама на перекрестке. Как такая красавица попала в этот отвратительный крысиный угол?.. Джеки несомненно бродила по обеим частям Лондона — и колдовской, и маггловской. Теперь для нее не было разницы… Теперь? Да, именно теперь, когда она навсегда отреклась от магии, подарившей ей вместо счастья одни беды.

— …Бестолковая оглобля!.. — донеслось до нее сквозь туман памяти, и страшный, с темным обезьяньим лицом мужчина все наступал на нее, наставив трясущуюся грязную палочку. — Что ты еще умеешь, кроме как позорить мой род, бессмысленное создание? Ну-ка, доставай палочку! И если не сможешь собрать все эти проклятые угли с ее помощью, будешь собирать с пола языком!.. От тебя никогда не будет толку, неумелое отродье, как ты только появилась на свет в моей семье?!.

Мужчина протянул руку и схватил ее за цепочку на шее, а потом что-то темное мелькнуло перед ее глазами и ударило ее по лбу.

— Позор всей семьи, после стольких поколений сильнейших магов — вдруг такое жалкое сквибоподобное ничтожество!

Вся трясясь от страха, Джеки зажмурила глаза, а потом поняла, что это только воспоминание.

— Я не сквиб, — прошептала она тем же тихим, хриплым голосом, и перед глазами встало сияющее видение жаркого дня, когда ее палочка впервые произвела на свет сильнейшее заклятие подчинения. — Я не сквиб…

Но какая теперь разница. Все равно тот день не вернуть. А если и вернуть, то она снова сделает все точно так же, как и тогда. Оно того стоило.

Горячие слезы хлынули по щекам, и Джеки принялась утирать их трясущейся грязной рукой. Боль в груди нарастала, что-то все время тянуло ее к земле, и вот колени подогнулись, и она упала прямо на краю огромной лужи.

Длинные и прямые, совершенно черные волосы упали по обе стороны от лица. Джеки медленно склонилась над лужей. В тусклом свете фонаря, необходимого в этом месте даже среди дня, грязная вода показала ей отражение ее лица.