========== 1. Племянница ==========

— Я так вам скажу, моя дорогая. Это просто кошмар. Просто кошмар. Принять такую ужасную, безвременную смерть от своей собственной служанки… Бедняжка Хепзиба, бедняжка. Она так доверяла этой своей Хоки… Но я ей говорила, я ее предупреждала, что домовые эльфы — подлые создания! Опасные и лживые. И я не удивлюсь, моя дорогая, я совершенно не удивлюсь, если эта Хоки, эта гадкая Хоки еще ее и ограбила. Если хотите знать, милочка, мое мнение…

Джеки склонилась над чашкой, разглядывая серовато-лиловые разводы молока в чае. Она терпеть не могла чай с молоком и сахаром. И совершенно не могла переносить трескотню, которой ее щедро угощала собеседница под раздражающее бряцание чайной ложечки по стенкам чашки.

За окнами шумел дождь, и Джеки с гораздо большим удовольствием слушала бы этот переливчатый бисерный шум на стеклянной крыше веранды, чем скучные сплетни. Ей хотелось остаться одной, просто смотреть в окно на мокрые астры всех возможных цветов и предаваться мыслям о жизни и смерти вместо того, чтобы сочувствовать чужой жадности, которой невмоготу терпеть до оглашения завещания.

Старая ведьма по имени Бертрана (фамилию ее Джеки никак не могла, да и не хотела запоминать) была далекой родственницей почившей Хепзибы Смит — чуть ли не более далекой, чем сама Джеки. Но это совершенно не помешало ей приехать немедленно после известия о смерти. Двоюродная племянница четвероюродной бабушки — семьдесят седьмая вода на киселе, но тоже ведет свой род от Хельги Хаффлпафф, приезжает сюда, считает себя чуть ли не главной наследницей, селится в доме Хепзибы, пытается распоряжаться ее делами, заваривает ее чай, заговаривает всем зубы и поливает грязью бедняжку Хоки.

Джеки медленно размешивала в чашке молочно-водянистую бурду, и где-то внутри нее росла удивительная, всепоглощающая ярость. Глядя вниз, чтобы хотя бы не видеть толстых розовых брылей, нависающих над жестким белым воротничком, Джеки заставила себя слушать дальше.

— Я, правда, еще не смотрела, что именно пропало… да и пропало ли, — внезапно сказала родственница. Ее манерный квакучий выговор действовал на нервы. — Но я совершенно уверена, что доверять эльфам…

«Да все ясно с тобой, — подумала Джеки. — Когда на Хоки уже висит обвинение в убийстве, прицепить к нему обвинение в краже нескольких безделушек будет проще простого. Интересно, сколько серебряных ложечек уже затерялось в необъятных баулах, сколько золотых цепочек надежно упрятано под шерстяное платье с бархатной пелериной, сколько изукрашенных самоцветами булавок нечаянно запуталось в спрятанном под шляпой узле седеющих волос?»

— Но вы ведь не знаете, что пропало, — промолвила Джеки — впервые за всю беседу. — Вы даже не знаете, была ли кража, но…

— Милочка, я совершенно уверена! — вскричала до крайности скандализированная собеседница, розовея лицом. — Лживые твари эти эльфы! Тем более, что Хоки знала, где лежат самые ценные вещи, и более того, она сама с приказа бедняжки Хепзибы накладывала защитные заклинания, когда убирала коробки обратно в шкаф.

«Еще бы эльфам не быть лживыми, когда вы сами заставляете их лгать, » — подумала Джеки, вспоминая вечно угодливую Хоки, которая только и льстила своей хозяйке.

***

Джеки бывала в гостях у Хепзибы всего дважды: еще ребенком, лет шести от роду, и в прошлом году, когда та сама написала племяннице и попросила приехать на время каникул. Хепзиба как раз прикупила несколько новых вещиц для своей коллекции и радостно хвасталась удачными приобретениями. Джеки запомнились крошечные сладкие пирожные, которыми щедро угощала ее тетя, по-рождественски пряный аромат ее духов, пышные шуршащие платья и туго зашнурованный корсет. Хепзиба молодилась изо всех сил и, по-видимому, до сих пор искренне считала, что ее щеки цветут как розы совсем не благодаря румянам.

Очевидно, Джеки удостоилась расположения уже хотя бы потому, что не проявляла разбойного интереса к сокровищам двоюродной тетки. В отличие от…

Джеки искренне грустила по добродушной, доверчивой наследнице Хельги Хаффлпафф. И когда начался разговор о наследстве, она даже не вспомнила сразу — а когда и вспомнила, то промолчала, — об обещании Хепзибы завещать ей одну из самых главных ценностей — большой золотой медальон.

Почему-то мадам Смит особенно им дорожила и очень гордилась.

Медальон был тяжелый, тонкой работы, с буквой S, выложенной на крышке мелкими изумрудами. Джеки даже не спросила, просто подумала, что это что-то фамильное, смитовское, и не придала словам тетки большого значения. Ей нравилось обводить пальцем изгиб выложенной мелкими камушками буквы и любоваться переливами зеленых бликов, забывая обо всем, погружаясь в мечтательный транс. Но жажды обладания сокровищем она так и не ощутила.

***

— …Интересно, зачем к бедняжке Хепзибе ходил этот… — вдруг прозвучало из-за стола. Джеки погрузилась в свои мысли и позабыла, где находится. Слова разговорчивой собеседницы застали ее врасплох.

— Что? Кто ходил? — переспросила она, вскидывая голову. Родственница недовольно поморщилась.

— Иногда мне кажется, милочка, что в этом вашем Бобатоне вас недостаточно муштруют и не прививают вам нужного изящества… Почему вы вообще оказались там, а не в Хогвартсе? Вам самое место в…

— Потому что мой отец работал в Нидерландах, когда мне пришла пора идти в школу, — кротко ответила Джеки, едва сдерживая желание достать палочку и стукнуть собеседницу по носу.

— Очень зря! — заявила та, не замечая, как ее поведение резко идет вразрез с ее же собственным представлением о хороших манерах и изяществе. — Вам самое место в Хогвартсе с этой вашей порывистостью…

— Так кто приходил к тете Хепзибе? — решительно переспросила Джеки, откладывая в сторону ложечку, и родственница надула губы. Слово «тетя» хлестнуло ее как бич. Слово «тетя» — из уст Джеки Мэйфейр…

Джеки почувствовала, как лицо стало горячим. Множественные родственники умершей, слетевшиеся на похороны откуда только можно, были настоящей семьей. В их жилах текла хотя бы капля крови Хельги Хаффлпафф. Они легко могли подтвердить свое родство, если бы понадобилось. И никто не надувал щеки, когда каждый из них то и дело поминал свою семейную связь с усопшей.

Джеки получила свою фамилию от матери — отец разругался с семейством за годы до ее появления на фамильном древе. Женившись, он стал называться Теобальд Мэйфейр. А потом, через несколько лет, когда стало ясно, что у Теобальда и его жены Джанин никогда не будет собственных детей, они удочерили одинокую девочку без имени, без воспоминаний. Никто в сиротском приюте не дал себе труда разузнать, что случилось с ее родителями, откуда она взялась. Ее просто отдали в новую семью, просто подарили новую фамилию и имя — простое, как многие считали, плебейское имя. Не Жаклин, не Вильгельмина какая-нибудь, не Адальберта. Просто Джеки.

Но до самого момента трагической гибели Хепзибы Смит Джеки считала себя частью семьи, хотя родители никогда не скрывали от нее правды.

— О… он здесь часто бывал в последние несколько месяцев. Последние!.. — театрально всхлипнула Бертрана. Когда острый приступ обидчивости прошел, она решила, что желание обсудить пикантную сплетню все же сильнее желания учить Джеки манерам.

— Молодой, обходительный, очень красивый… Все, кто знали бедняжку Хепзибу, говорили, что она прямо голову потеряла. А он, судя по всему, ходил к ней далеко не ради сердечного интереса. Будем смотреть правде в глаза: лучшие годы бедной Хепзибы были давно позади. Помяните мое слово, милочка, мы еще о нем услышим в этой истории!..

Джеки отодвинула чашку.

— Что ж… благодарю за сведения, — суховато сказала она и встала. Что-то тревожное поселилось глубоко в груди. Что-то необъяснимое, словно предчувствие беды.

***

Беда затаилась в каждом уголке этого дома, битком набитого всякой всячиной.

Когда Джеки приехала сюда, ей до последнего казалось, что вот сейчас тетя выплывет из-за угла, протянет унизанные золотом полные ручки, окутает шелковым шелестом и тяжелым сладким ароматом. Но вместо этого она увидела до странности маленькое, бледное, словно восковое личико, утопающее в пене ярко-розовых кружев. Бертрана успела похозяйничать…