Медленно опустив голову, Том коснулся реликвии своего рода волшебной палочкой, которая как будто слегка дымилась. Медальон подпрыгнул и открылся, и Джеки впервые увидела его половинки изнутри — неглубокие чашечки с холодно-зеленой шелковой подкладкой. Дымок стал гуще, сплотился в серебрящееся облачко и легко соскользнул с кончика в выстеленные шелком чашечки. Как завороженная, Джеки следила за тем, как он колышется там — мирный, легкий, искристый. Как будто пара красивых темных глаз мелькнула в дымке и исчезла. Медальон сам собой захлопнулся, и Том издал еще один протяжный стон, полный удовлетворения.
— Моя Синистра, — прошептал он, глядя на нее полными огня и страсти глазами. — Теперь ты навеки моя. Еще немного, совсем немного… удача сопутствует мне, Лорд Волдеморт готов стать величайшим из всех живших и живущих в этом мире.
— Что… что ты сделал? — всхлипнула Джеки, чувствуя, что соскальзывает в пропасть, медленно, но неизбежно. Смерть тети Хепзибы, семьи Реддлов, этого ни в чем не повинного человека — даже всего этого оказалось недостаточно, чтобы она оказала сопротивление, попыталась остановить Тома, сбежать — да что угодно.
— Создал еще один крестраж, — ответил Том, чрезвычайно довольный собой, счастливый, торжествующий. — Еще один хранитель моей души и моего бессмертия. О, моя Синистра, тебе только предстоит познакомиться с глубинами темных искусств, с могуществом, которое они могут подарить, и с бессмертием, которое само идет в руки тому, кто его жаждет.
Однажды, моя прекрасная Синистра, я попрошу тебя о самой большой милости, которую ты можешь оказать Лорду Волдеморту. Я попрошу тебя стать сосудом для последней части моей души — о нет, не каждому достается такая необычайная честь.
— И для этого потребуется… снова потребуется… — начала Джеки, но не смогла договорить. В голове до сих пор не укладывалось, что Том может кого-то убить. Что уже убил. Прямо сейчас, на ее глазах — и тело бедного охотника еще, наверное, не остыло.
— Да, — мягко ответил Том. — Только так можно создать крестраж. Только так можно расщепить свою душу и посадить ее в избранный сосуд.
Кольцо, чаша, медальон, та книжица, которая еще лежит у Тома в саквояже, — четыре убийства, самое меньшее. Но он не собирается останавливаться, ему нужно еще. Сколько еще? И кто падет жертвой в этот раз? Может быть, Том захочет испытать ее преданность и заставит ее убить кого-то знакомого? Дорогого? Родного? Может быть, маму или отца? Может быть, Криспина?
Том не торопил ее и ни к чему не принуждал. Он просто мягко прижимал ее к себе, и от этого так сладко кружилась голова, так часто билось сердце, как будто множества поколений существовали в мире с единственной целью — подарить ей этот момент счастья, подарить ее саму Тому Марволо Реддлу, Лорду Волдеморту.
Где-то далеко внизу залаяла собака. Звонкое эхо разнеслось по скалам. Звук стремительно приближался, стали слышны голоса, шаги по осыпающемуся щебню. Тома протянул руку к лежащему на земле саквояжу, и тот сам захлопнулся и взмыл в воздух. Снова эта невероятная, безмолвная магия, для которой ему не нужна даже волшебная палочка.
Том бросил последний взгляд на Хогвартс вдалеке. Дымка таяла на солнце, и огромный величественный замок все яснее возвышался над покрытым снегом пейзажем. «А я так в нем и не побывала,» — внезапно подумала Джеки. Какая-то странная обреченность охватила ее душу, как будто смерть маячила перед носом.
Внизу, у крутого спуска, по которому убежал охотничий пес, замелькали тени. Том прижал Джеки к себе.
— Портус! — услыхала она. Что-то завибрировало, даже ее замерзшие ноги ощутили это жужжание. Снизу слабо и трепетно засветилось что-то голубое.
— Скорее, — выдохнул Том. Джеки, как будто под гипнозом, следила за людьми из Хогсмида, которые подбежали к убитому, принялись его приподнимать, поворачивать, пытаться привести в чувство… Пораженные, двое мужчина как по команде опустились на колени над телом, ища причину смерти — и не находя.
— Это маггл… охотник. Но почему он умер? Почему его собака так напугана? Неужели убивающее проклятие?.. — спросил один. Его голос донесся до Джеки глухо, как через вату. Остальные немедленно пригнулись и заозирались, словно боясь, что зеленый луч сейчас же поразит любого из них.
Том сунул ей в руки какой-то холодный булыжник и с силой прижал ее ладони к бугристой ледяной поверхности. Раз… два… Что-то с силой подбросило Джеки вверх, как будто где-то внутри ее тела дернули за крючок.
Она еще никогда не путешествовала с помощью порталов и никогда не представляла себе, каково это может быть. Но путешествие закончилось прежде, чем она поняла, что еще секунда, и ее тело разорвется, скрученное и перекрученное, словно мокрое белье после стирки.
========== 16. Превращение ==========
Она оставила всякое сопротивление. Просто позволила Тому вести ее туда, куда он считал нужным. В ней будто умерли все чувства, кроме вины, ужасного, терзающего ощущения вины.
Без тяжести медальона на шее было как-то пусто, как будто у нее забрали часть тела и ничем ее не заменили. Однако, его отсутствие приносило и странное удовлетворение. Как будто ей больше не надо было смотреть в глаза призраку мертвой тети Хепзибы и оправдывать свое предательство.
Когда портал перестал вибрировать под ее ладонями, вокруг стало очень солнечно. Они приземлились где-то на прогалине, со всех сторон окруженной густым зеленым лесом. Высоченные горы со снежными шапками подпирали хрустальное голубое небо. Ниже по склону и дальше — Джеки не смогла определить расстояние на глаз — лежали несколько ярких сине-зеленых озер. Места были почти такие же захватывающе красивые, как края, окружавшие Бобатон, но Джеки как будто одеревенела внутри. Даже эта красота ее не поразила, не впечатлила.
— Где мы? — спросила она ровным голосом.
— Это Албания, моя Синистра, — ответил Том. Непонятно было, ждет ли он от нее дальнейших вопросов или нет, но ей пока не о чем было его спрашивать. Она вся сжалась, обратилась внутрь себя, пытаясь найти ответы на вопросы и боясь признаться себе, что уже нашла.
Чтобы хоть на чем-нибудь сосредоточиться, она попыталась подсчитать, сколько прошло дней с тех пор, как она ушла из дому, и не смогла. Память затянуло какой-то мутной пленкой.
— Какой сегодня день? — вдруг спросила Джеки, не слишком надеясь на ответ. По правде сказать, ей было почти все равно.
— Канун нового года, — ответил Том. Он все вел и вел ее куда-то — наверное, ему было известно, куда именно нужно идти. Ведь план бегства из Лондона был готов еще до того, как Джеки стала его спонтанной попутчицей.
Здесь было теплее, чем в горах, из которых открывался вид на Хогвартс. И то верно, вяло подумалось Джеки, ведь Албания куда южнее. А в Лондоне сейчас, может быть, сыплет снег, и мама с папой готовятся встречать… И много лет назад в канун нового года бедняжка Меропа произвела на свет свое единственное дитя и погибла.
Нет, мама с папой, наверное, уже потеряли всякую надежду найти свою бесшабашную дочь, которая ни на минуту не задумалась о них и их чувствах, сбегая из дому. Может быть, сейчас с ними Боунсы, может быть, Криспин сейчас сидит напротив родителей в гостиной тети Хепзибы и обещает найти, поймать, доставить Джеки домой во что бы то ни стало. А может, он уже на пути сюда, ведь каким-то образом его люди всегда узнавали, где Том может быть… но нет, навряд ли это возможно. Если в поселок Литтл-Хэнглтон вела его родословная, если в Хогвартсе его могла ждать засада только потому, что он там учился, то что может связывать его с Албанией?
Джеки как будто заново ощутила, как его пальцы сжимали ее руку — с такой твердой решимостью, с какой он, наверное… Она прикусила губу так сильно, что почувствовала соленый и металлический привкус крови.
А все могло быть совсем по-другому на самом деле. И она могла бы сейчас сидеть у камина, на теплом деревянном полу, бездумно вглядываясь в пламя, мечтая о любви и счастье. О другой любви, которую она воображала себе в мечтах. Нежной, восторженной, волшебной, от которой сердце кажется огромным, полным света.
