— А я уж думал, ты — это он, — прохрипел Морфин. — Ты прям рожей точно как тот…

Тьма сгустилась, картинка перед глазами колыхнулась, будто отражение в воде.

— А он вернулся, — будто сквозь ту же воду донесся голос Морфина. — Бросил ее, шлюху, обесчестившую нас, укравшую наш медальон!..

Морфин еще что-то говорил, но звон в ушах вытеснил все звуки. Ярость всколыхнулась в груди. Джеки бросилась вперед, изнемогая от звериного желания ощутить кровь на языке, и все погрузилось в кромешный мрак. В тот же миг откуда ни возьмись всплыла холодная голубоватая луна. Ее свет падал на пол сквозь частый переплет высокой и широкой оконной рамы. В сетчатом рисунке света и тени на полу лежали три тела. Лица расплывались перед глазами, двоились, слоились, и Джеки никак не могла разобрать, почему один из них кажется ей таким знакомым. Ее руки, опущенные вдоль тела, слегка подрагивали, как будто по ним пробегали электрические разряды. Пальцы правой сжимали какую-то чужую, но странно послушную палочку, в которой еще трепетали слабые отголоски трех зеленых вспышек.

А потом как будто клещи сжались на ее руке, и видение оборвалось.

— С тобой все в порядке? — Том склонился к ней, внимательно заглядывая в глаза, но обеспокоенность в его собственном взгляде была, казалось, вызвана вовсе не любовью.

— Да, — выдохнула Джеки. — Голова закружилась. И потемнело в глазах.

Том вдруг резко обернулся. За его спиной стоял мужчина средних лет и как-то лукаво и заинтересованно улыбался.

— Утро доброе, — сказал он миролюбиво. У него был резкий и причудливый местный акцент. Джеки инстинктивно сунула руку в карман и нащупала палочку.

— Кто вы? — сходу спросил Том. И добавил своим удивительным властным тоном: — Отвечайте!

— Я… хм… да вы не серчайте, молодой господин, — ответил незнакомец, слегка покачнувшись на каблуках вперед и назад. Вид у него был удивительно, ненормально спокойный и дружелюбный. — Я тут шел мимо, нечаянно услыхал да и просто спросить-то хотел. Это что, это китайский какой или японский?

— Что? Кто вы такой? — ошеломленно вскричал Том. Щеки его мгновенно пошли алыми пятнами.

— Язык вот этот, на котором вы и мисс разговаривали. Чудной такой, шу-шу-шу да шу-шу-шу…

Джеки вдруг заметила, что незнакомец тоже держит руку в кармане. И что материя его темных твидовых брюк оттопыривается так, как бывает только в одном случае: если в кармане лежит волшебная палочка.

— Том, — сказала она тихо, едва улавливая смысл того, что сказал странный собеседник. — Том, это ловушка…

Они появились со всех сторон — фигуры в плащах и мантиях, кто в чем, и подставной фальшивый маггл все так же непрошибаемо-добродушно посмеивался, глядя, как сужается кольцо охотников.

Джеки выхватила палочку, едва поспевая осознать, что делают ее руки. Слева вспыхнуло красным, и она едва успела бросить туда защитное заклинание, чтобы уберечь Тома, как совсем рядом мелькнула знакомая фигура.

Еще один щит мгновенно вырос прямо возле нее, не позволив Криспину схватить ее и вытащить за пределы круга. Том разбрасывал вспышки света во все стороны, не говоря ни слова, и его противника падали как подкошенные. Джеки задохнулась от восторга и ужаса.

Единственная мысль была: только не Криспина, только не Криспина…

Внезапно Криспин сам бросился в атаку. Том взмахнул палочкой…

— Конфундус! — крикнула Джеки. — Импедимента!

Криспин свалился наземь, как подрубленный, запутавшись в собственных ногах, а она обхватила Тома обеими руками, развернулась, и весь мир исчез в вихре голубых и коричневых полос. Что-то алое вспыхнуло, и раскаленный кинжал ударил ее в грудь.

Темнота сомкнулась над нею, и руки Тома разжались, пока неведомая сила проталкивала их сквозь тесную трубу.

========== 15. Рождение ==========

Когда Джеки подняла тяжелые, будто свинцом налитые веки, над нею было только темное небо, сыплющее в глаза снег, пригоршню за пригоршней. Она косо лежала на чем-то твердом, не совсем на боку и не совсем на спине, и у нее страшно, раздирающе болело все тело.

— Эй, ты! — раздалось сверху. — Проваливай отсюда, рвань!

Тяжелый ботинок толкнул ее в бок. Она тяжело перевалилась на спину, и боль стала нестерпимой.

— Твою мать! — хрипло выругался тот же голос. — Еще чего не хватало! Еще разродись у меня на пороге! Пошла отсюда, пошла!..

Сквозь бесконечные, беспрерывные волны боли Джеки осознала, что это тело не ее, а бедной Меропы. И, судя по всему, она стремительно приближалась к моменту рождения своего ребенка.

Она тяжело поднялась и встала на четвереньки; при этом обе ее руки погрузились в мешанину мокрого снега и грязи по самые запястья. Ещё одно усилие — и Меропа была снова на ногах. Джеки не имела ни малейшего представления о родах и боли, которая их сопровождает, но то, что претерпевало сейчас измученное тело Меропы, было похоже на агонию. Она почувствовала, как что-то теплое струится по ее ногам и побоялась опускать голову, чтобы не увидеть кровь.

Меропа совершенно окоченела, и Джеки предположила, что та, вероятно, уже не первый час бродит под снегом, безрезультатно пытаясь найти укрытие.

— Счастливого нового года! — крикнул кто-то позади. Звуки то становились яснее, то сливались в неразборчивый гул. Боль уже не прекращалась, она даже не становилась слабее. Что-то огромное, тяжёлое давило вниз, прорывалось сквозь изможденное тело. Меропа подхватила живот обеими руками, словно пытаясь удержать ребенка, не дать ему родиться. Было ясно, что ещё совсем немного, и он появится на свет прямо в этот снег и холод.

Меропа подняла голову. Прямо перед нею возвышалось мрачное, темное здание за шипастой оградой. Над воротами было что-то написано, но сквозь плывущую перед глазами муть, сквозь снег и слезы Меропа разобрала только «приют.» Окна, в которых горел свет, казались такими приветливыми, — по крайней мере, там тепло. Она толкнула створку ворот и побрела к двери.

— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнул женский голос, когда блаженное золотое тепло обняло Меропу. — Скорее сюда! Помогите!

…Ребенок плачет. Где? Где он?

— У тебя сыночек, дорогая, — ласково сказал кто-то невидимый. — Сыночек, да какой красавчик. Прям новогодний подарочек.

— Том…

— Что ты сказала, лапушка?

— Его зовут Том, в честь отца, — прошептала Джеки губами Меропы, или Меропа прошептала губами Джеки, но это уже не имело значения.

— Как скажешь, дорогая. — Кто-то нежно обтер ее лицо мягкой тканью, смоченной чуть теплой водой. Это было так приятно. Чужая рука пригладила волосы.

— Том… Марволо, в честь моего отца, — продолжила Джеки, не открывая глаз. — Том Марволо Реддл.

— Ох, что ж за имечко такое чудное, — засмеялся тот же голос. Рука снова прошлась по лбу Меропы, и это было так приятно, так чудесно, как будто мать, которой Меропа никогда не знала и не помнила, вернулась к ней. Слезы вскипели на ее глазах, скатились по вискам.

— Что ж ты плачешь, лапушка? — обеспокоенно спросила женщина. — Сейчас приедет доктор, подлечит тебя, будешь как новенькая. Сыночек у тебя, такой уж красавчик!

— Надеюсь, он будет похож на своего отца, — хрипло прошептала Джеки. — Где он?

— Сейчас, милая, сейчас.

Женщина подняла повыше подушку у Меропы под головой и положила ей на руки теплый, тяжёлый, шевелящийся свёрток. Вся дрожа от слабости и странного холода, она открыла глаза и увидела крошечное серьезное личико. Большие темные глаза смотрели на нее снизу вверх, глаза Тома Реддла, ее первой и последней любви.

— Вот какой ангелочек, — тихонько подсказала незнакомая женщина. Джеки прижала младенца к груди. Одеяло соскользнуло, и малыш потянулся к ее груди. Женщина склонилась, что-то ласково воркуя, и набухшая, такая болезненная все последние месяцы грудь Меропы оказалась в теплом крошечном ротике. Неожиданное чувство облегчения и блаженства захлестнули Джеки подобно огромной волне. Как странно, как жаль уйти именно сейчас…

Она несколько мгновений глядела, не мигая, на маленькие круглые щёчки своего сына, на закрытые темные глаза с длинными ресницами, и вдруг странная, сосущая дурнота, совсем как в первые месяцы беременности, близкая к обмороку, начала подниматься откуда-то из глубины живота.